не можешь - не прыгай, играй себе в защите на правом краю, приноси славу родному коллективу. Славка Торчинский на вело педали крутит. За «Спартак». Ему тоже не до высоты. Лучше не ломаться зря, поглядеть спокойно, тем более что урок явно закончился, да и вообще не получился: шло представление с двумя актёрами - Бимом и Радугой, «злодеем» и «героем», да ещё Фокин где-то сбоку на амплуа «друга героя» подвизается.
Не только Фокин. Ещё человек пять прыгало. По той же театральной терминологии - статисты. Метр шестьдесят взяли все. Двое - со второй попытки. У Бима азарт появился.
- Ставь следующую! - кричит.
Метр семьдесят. Немыслимая для Алика высота. Фокин взял, остальные не стали пробовать. Алик пошёл на планку, как на врага, взмыл над ней - готово!
- Ты что, притворялся до сих пор? - вид у Бима, надо сказать, ошарашенный.
А вопрос нелепый. С какой стати Алику притворяться, когда гораздо спокойнее таланты демонстрировать.
- Не умел я до сих пор прыгать, Борис Иваныч.
- А сейчас?
- А сейчас научился, - потом объяснения, успеется. - Ставим следующую?
Метр семьдесят пять. Фокин не бросает товарища. Ну, он эту высоту и раньше брал, и сейчас не отступил. Ну-ка, Алик… Разбег. Толчок. Хо-ро-шо!
- Хорошо! - Бим даже руки от возбуждения трёт. О том, что Радуга «запоздал в развитии», не вспоминает. Да и зачем вспоминать о какой-то ерундовой оговорке, реплике, в сердцах сказанной, если нежданно-негаданно в классе объявился хороший легкоатлет, будет кого на районные соревнования выставить.
- Ставим метр восемьдесят, - решил Фокин.
Он не ведает, что у него роль «друга героя», а «герой» о такой высоте никогда в жизни не мечтал - смысла не было, мечты тоже реальными быть должны. Фокин, как и Бим, завёлся. Не было в классе соперника - появился, так надо же выяснить: кто кого.
- Хватит, Фокин. - Бим уже отошёл от «завода», не хочет превращать тренировку в игру.
- Последняя, Борис Иваныч, - взмолился Фокин.
И Алик поддержал его:
- Последняя, - и для верности добавил: - Чтоб мне ни в жисть метр двадцать не взять…
Почему-то никто не засмеялся. Шутка не понравилась? Или то, что казалось весёлым и бездумным в начале урока, сейчас стало странным и даже страшноватым? В самом деле, не мог Радуга за такое короткое время превратиться из бездаря в чемпиона, не бывает такого, есть предел и человеческим возможностям и человеческому воображению.
И Алик понял это. И когда лучший друг Фокин с первой попытки взял свою рекордную высоту, Алик так же легко разбежался, взлетел и… лёг грудью на планку. Она отлетела, со звоном покатилась по полу.
Было или почудилось: Алик услыхал вздох облегчения. Скорее, почудилось: ребята далеко, сам Алик пыхтел как паровоз - попрыгай без привычки.
А может, и было…
- Дать вторую попытку? - спросил Бим.
- Не стоит, - сказал Алик. - Не возьму я её.
- Что, чувствуешь?
- Чувствую. Вот потренируюсь и…
Победивший и оттого успокоившийся Фокин обнял Алика за плечи.
- Ну, ты дал, старик, ну, отколол… Борис Иваныч, думаю - в секцию его записать надо. Какая прыгучесть! - И, помолчав секунду, признался, добрая душа: - Он же меня перепрыгнет в два счёта, только потренируется.
Бим нашёл, что в словах Фокина есть резон - и в том, что тренироваться Радуге стоит, и что перепрыгнет он Фокина, если дело так и дальше пойдёт, - но вслух высказываться не стал, осторожничал.
- Поживём - увидим, - сказал он. - А что, Радуга, ты всерьёз решил прыжками заняться?
- Почему бы и нет? - Алик стоял - сама скромность, даже взор долу опустил. - Может, у меня и вправду кое-какие способности проклюнулись…
- Может, и проклюнулись, - задумчиво протянул Бим.
Что-то ему всё-таки не нравилось в сегодняшней истории, не слыхал он никогда про спортивные таланты, возникшие вдруг, да ещё из ничего. А Радуга был ничем, это Бим, Борис Иваныч Мухин, съевший в спорте даже не собаку, а целый собачий питомник, знал точно. Но факт налицо? Налицо. Считаться с ним надо? Надо, как ни крути.
- Если хочешь, придёшь завтра в пять в спортзал, - сказал он. - Посмотрим, попрыгаем… - не удержался, добавил: - Самородок…
И Алик простил ему «самородка», и тон недоверчивый простил, потому что был упоён своей победой над физкультурником, да что там над физкультурником - над всем классом, над чемпионом Фокиным, над суперзвёздами Гулевых и Торчинским, кто остальных в классе и за людей-то не считал, над ехидным ангелом Дашкой, которая сегодня же сообщит своей маман о невероятных спортивных успехах Алика, а та не преминет вспомнить, как вышеупомянутый лодырь и прогульщик тренировался в саду во время уроков.
- Приду, - согласно кивнул он Биму, а тот свистнул в свой свисточек, висевший на шнурке, махнул: конец урока.
И все потянулись в раздевалку, хлопали Алика по спине, отпускали весёлые реплики - к случаю. А он шёл гордый собой, счастливый: впервые в жизни его поздравляли не за стихи, написанные «к дате» или без оной, не за удачное выступление на школьном вечере отдыха, даже не за победу на районной олимпиаде по литературе. Нет - за спортивный успех, а он в юности ценится поболее успехов, так сказать, гуманитарных.
Сила есть, ума не надо - гласит поговорка. А тут и сила есть, и умом бог не обидел, не так ли? Алик твёрдо считал, что именно так оно и есть. Теперь - так.
Одно мешало триумфу: воспоминание о снах. Ведь были же сны - чересчур реальные, чересчур правдивые. Всё сбылось, что обещано. Только, помнится, условие поставлено…
7
После уроков подошла Дарья свет Андреевна.
- Ты домой?
Ах, мирская слава, глория мунди, сколь легки твои сладкие победы!..
- Домой. А что?
- Нам по пути.
Странный человек Дашка… Будто Алик не знает, что им по пути, так как живут они в одном подъезде: он - на шестом этаже, она - на четвёртом. Но самая наибанальнейшая фраза в устах женщины звучит откровением. Кто сказал? Извольте: Александр Радуга сказал. Вынес из личного опыта.
- Пошли, если тебе так хочется.
Даша посмотрела на него с укоризной, похлопала крыльями-ресницами: груб, груб, неделикатен. Промолчала.
- Что ты будешь делать вечером?
Хотел было заявить: мол, намечается дружеская встреча в одном милом доме. Но вспомнил о «пограничных условиях» из сна, и что-то удержало, словно выключатель какой-то сработал: чирк и - рот на замке.
Сказал честно:
- Не знаю, Даш. Скорей всего, дома останусь.
- Дела?
- Сегодня отец из командировки прилетает.
- Ну и что?
Вот непонятливая! Человек отца две недели не видел, а она: ну и что?
- Ну и ничего.
- Алик, а почему ты мне всё время грубишь?
- С чего ты взяла?
- Слышу. Ты меня стесняешься?
- С чего ты взяла?
- Ну, заладил… Надо чувствовать себя легко, раскрепощенно и, главное, уважать женщину.
Алик и сам не понимал, почему с Дашкой он не чувствует себя «легко, раскрепощенно». Он - говорун и остроумец, не теряющийся даже в сугубо «взрослой» компании, оставаясь один на один со Строгановой, начинает нести какую-то односложную чушь, бычится или молчит. Ведёт себя как надувшийся индюк. Может, не «уважает женщину»? Нет, уважает, хотя «женщина» по всем данным - вздорна, любит дешёвое поклонение, плюс ко всему ничего не понимает в поэзии. Однажды пробовал он ей читать Блока. Она послушала про то, как «над бездонным провалом в вечность, задыхаясь, летит рысак», спросила: «А как это - провал в вечность? Пропасть?» И Алик, вместо того чтобы немедленно уйти и никогда не возвращаться, терпеливо объяснял ей про образный строй, метафоричность, поэтическое видение мира. Она вежливенько слушала, явно скучала, а потом пришёл дылда Гулевых и увёл её на хоккей: они, оказывается, ещё накануне договорились, и Даша не могла подвести товарища. Товарищ! Гулевых, который в сочинении делает сто ошибок, но его правой ноге нет равных на территории от гостиницы «Украина» до панорамы «Бородинская битва»…
Видимо, Гулевых приелся. Нужна иная нога. Вот она: левая толчковая Алика Радуги. А то, что, кроме ноги, есть у него и голова с кое-каким содержанием, - это дело десятое. Не в голове счастье. Выходит, так?
- Я, Даш, уважаю прежде всего человека в человеке, а не мужчину или женщину. При чём здесь пол?
- При том. В женщине надо уважать красоту, женственность, грацию, умение восхищаться мужчиной.
С последним, надо признать, трудно не согласиться…
- А в мужчине?
- А в мужчине - силу, мужественность, строгий и логический ум…
Хорошо, хоть ум не забыла…
- Даш, а ты меня уважаешь? - спросил и сам застыдился: вопрос из серии «алкогольных». Но сказанного не воротишь.
- Уважаю, - она не обратила внимания на формулировку.
- А за что?
- Ну-у… За то, что ты человек с собственным мнением, за то, что следишь за своей внешностью. За сегодняшнее тебя тоже нельзя не уважать…
- Прыгнул высоко?
- Не так примитивно, пожалуйста… Нет, за то, конечно, что не смирился с поражением, потренировался - мне мама рассказывала, как ты в саду прыгал, - и доказал всем, что можешь.
Хорошая, между прочим, версия. Благодаря ей Алик будет выглядеть этаким волевым суперменом, который, стиснув зубы, преодолевает любые препятствия, твёрдо идёт к намеченной цели. И ничто его не остановит: ни страх, ни слабость, ни равнодушие. Только она, эта версия, - чистая липа. Иными словами - враньё. А врать не велено. Баба-яга не велела. И джинн Ибрагим, ныне артист иллюзионного жанра. Как быть, граждане?
Один выход: говорить правду.
- Я не тренировался, Даш. Просто я вчера проснулся, уже умея прыгать в высоту.
- Скромность украшает мужчину.
Фу-ты, ну-ты, опять банальное откровение. Или откровенная банальность.
- Скромность тут ни при чём. Я во сне видел некоего джинна, бабу-ягу и профессора Брыкина. - Алик усмехнулся про себя: звучит всё полнейшей бредятиной. А ведь чистая правда… - И за мелкие услуги они наградили меня этим спортивным даром. Поняла?
Даша сморщила носик, губы - розочкой, глаза сощурила.
- Неостроумно, Алик.
- Да не шучу я, Даш, честное слово!
- Я с тобой серьёзно, а ты…
Быстро пошла вперёд, помахивая портфелем, и, казалось, даже спина её выражала возмущение легкомысленным поведением Алика.
- Даш, да погоди ты…
Никакой реакции: идёт, не оборачивается. Ну и не надо. Дружи с Гулевых: он свой футбольный дар всерьёз зарабатывал, без мистики. Сто потов спустил…
- Даш, а за что ты Гулевых уважаешь? Сила есть - ума не надо? - Эх, ну кто за язык тянул…
Она обернулась, уже стоя на ступеньках подъезда.
- Дурак ты! - вбежала в подъезд, дверь тяжко хлопнула за ней: любит домоуправ тугие пружины.
- А это уже совсем не женственно, - сказал Алик в пространство и подумал с горечью: и вправду дурак.
Сел на лавочку, поставил рядом портфель, вытянул ноги. Ноги как ноги, ничего не изменилось, никакой дополнительной силы в них Алик не чувствовал. Тощие, голенастые, длинные. Школьные брюки явно коротковаты, надо попросить маму, чтобы отпустила. Дашка сказала: «Следишь за своей внешностью». А брюки носков не прикрывают, позорище какое…
Итак, не в ногах дело. Как, впрочем, не в руках, не в бицепсах-трицепсах. Дело в бабе-яге. А что? Вещие сны наукой не доказаны, но и не отвергнуты. Помнится, сидел в гостях у родителей какой-то физик, заговорили о телепатии, так физик и скажи: «Я поверю в физический эффект лишь тогда, когда сумею его измерить». - «Чем?» - спросил Алик. - «Неважно чем. Линейкой, термометром, амперметром - любым прибором». - «Но ведь телепатия существует?» - настаивал Алик с молчаливой поддержки отца. - «Пока не измерена - не существует». - «А может существовать?» Тут физик пошёл на уступку: «Существовать может всё». - «На уровне гипотезы?» - «На уровне предположения».
И то хлеб. Предположим, что телепатия существует - когда-нибудь её «измерят». Предположим, что вещие сны тоже существуют. Теперь доведём предположение до уровня гипотезы. Вещий сон есть не что иное, как форма деятельности головного мозга, при коей в работу включаются те клетки, которые до сих пор задействованы не были.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20