ЛЛ 30, ЛЛ 28, ЛЛ 26, КК 32, КК 30, КК 28, КК 26. Конверт он отдал Велье. Тот ушел.
Эллери, который все это время стоял в бездействии, прислонившись к спинкам последнего ряда, и наблюдал за отцом, за публикой, а иногда обводил взглядом весь зал театра, шепнул на ухо инспектору:
– Я вот думаю – не странно ли, что во всем зале осталось нераспродано только семь мест, и все – в непосредственной близости от того, на котором сидел убитый. И это – при таком ажиотаже, который царит вокруг «Игр с оружием»?
– Когда это пришло тебе в голову, сын мой? – спросил Квин.
Эллери не ответил. Он в задумчивости постукивал по полу своей тросточкой. Инспектор позвал:
– Пиготт!
Детектив подошел.
– Пригласите сюда билетершу, которая дежурила в этом проходе, И портье – того пожилого мужчину, который стоит у входа в театр.
Пиготт ушел, а рядом с инспектором появился взмыленный молодой детектив. Он вытирал пот с лица носовым платком.
– Ну что. Флинт? – нетерпеливо спросил Квин.
– Я ползал по полу, как не ползает ни одна уборщица, и не нашел никакого цилиндра. Если вы думаете, что он где-то в этой части зала, то его чертовски хорошо спрятали.
– Ладно, Флинт. Ждите распоряжений.
Детектив отошел в сторону.
– Папа, ты и в самом деле думал, что он, поползав по залу, найдет цилиндр? – спросил Эллери.
Инспектор проворчал что-то неразборчивое и пошел к среднему выходу из зала. Он склонялся по очереди ко всем зрителям, которые сидели вдоль прохода, имевшего наклон к сцене, и задавал им вполголоса какие-то вопросы. Все головы в зале сразу повернулись к нему. Когда он с непроницаемым лицом вернулся к Эллери, ему откозырял полицейский, которого он куда-то посылал с куском бечевки.
– Какой размер? – спросил его инспектор.
– Продавец в магазине головных уборов сказал, что это размер 7/8.
Инспектор кивнул, отпуская полицейского. Вернулся Велье с озабоченным Панцером в кильватере. Эллери с живейшим интересом подался вперед, чтобы услышать новости. Квин-старший не шелохнулся, но на лице его отразилось напряженное внимание.
– Итак, Томас, – сказал он, – что тебе удалось выяснить в кассе?
– Только то, что семь билетов на места, которые вы мне написали, проданы, – сообщил Велье без всякого выражения в голосе. – Продавали их из кассы театра. Мистеру Панцеру не удалось установить, когда именно.
– Билеты, наверное, могли продать в кассах предварительной продажи, не так ли, Велье? – спросил Эллери.
– Я проверил, мистер Квин, – ответил Велье. – В кассах предварительной продажи эти билеты не продавали. Я посмотрел по записям в книге. Они были проданы из театральной кассы здесь.
Инспектор Квин, как кажется, сохранял полное спокойствие, только в глазах у него появился странный блеск. Он помолчал и сказал:
– Другими словами, господа, дело обстоит так: было куплено семь билетов на соседние места, на пьесу, которая с самой премьеры идет при полном аншлаге. И все, кто их купил, как нарочно, забыли прийти на спектакль!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой «Пастор» испытывает затруднения
Наступила тишина. Четверо мужчин, постепенно представляя себе картину случившегося в целом, молча поглядели друг на друга. Панцер нервно кашлянул и шаркнул ногой. Лицо Велье выражало глубокую интеллектуальную сосредоточенность. Эллери отступил на шаг. Его отсутствующий взгляд поблуждал по комнате и остановился на серо-голубом галстуке отца. Инспектор Квин теребил кончик уса. Потом вдруг пожал плечами и повернулся к Велье.
– У меня есть для тебя довольно неприятное поручение, Томас, – сказал он. – Я бы хотел, чтобы ты взял полдюжины полицейских и занялся каждым присутствующим в театре по отдельности. Записывайте фамилию и адрес каждого, и больше ничего. Это довольно большая работа, на которую потребуется время, но боюсь, что она совершенно необходима. Да, кстати, Томас, когда ты проводил первый опрос в зале, ты поговорил хотя бы с одним из билетеров, в ведении которых находится балкон?
– Да, я даже нашел именно того, кто смог выдать мне всю информацию, – ответил Велье. – Это паренек, который стоит в партере у лестницы, ведущей на балкон, и проверяет билеты у тех, кто идет наверх. Фамилия этого юноши – Миллер. Он клянется, что абсолютно никто не проходил из партера на балкон или с балкона в партер с того момента как поднялся занавес и начался второй акт.
– Значит, часть работы с тебя снимается, Томас, – сказал инспектор, который внимательно слушал. – Пусть твои люди пройдут только по ложам и по партеру. Запомни: мне нужны фамилия и адрес каждого. Всех без исключения. И еще, Томас…
– Да, инспектор, – обернулся Велье.
– Везде просите показать билет на то место, на котором сидит человек. Фамилию каждого, кто скажет, что потерял билет, отмечайте в списке. И в том случае, если у кого-то билет не на то место, на котором он сидит, Томас, отмечайте особо. Хотя такое, конечно, маловероятно. Как думаешь, справишься, мальчик мой?
– Разумеется, – ответил Велье, отправляясь выполнять задание.
Инспектор погладил седые усы и взял понюшку табаку.
– Эллери! – сказал он. – Вижу, тебе что-то не дает покоя. Давай, выкладывай»
– Хм… – начал Эллери, снял очки, протер их и проговорил:
– Мой высокоуважаемый отец, я мало-помалу прихожу к убеждению, что… Впрочем, не будем об этом. В этом мире нет и никогда не будет покоя для таких интеллектуалов, которые любят книги.
Он присел на подлокотник кресла, с которого еще недавно смотрел спектакль покойный Монти Фильд, и меланхолически поглядел себе под ноги. Потом вдруг усмехнулся.
– Смотри, как бы тебе не повторить ошибку того старого мясника, который со своими сорока подмастерьями перевернул весь дом в поисках любимого ножа, не замечая, что все это время держал его в руках.
– Временами ты необыкновенно многословен, сын мой! – сказал инспектор в сердцах. – Флинт? Один из детективов подошел к инспектору.
– Вот что. Флинт, – сказал Квин, – нынче вечером у вас уже была веселенькая работенка, и я придумал для вас еще одну. Как думаете, можно ее взвалить на ваши плечи? Припоминаю, вы как-то на спортивном фестивале полиции приняли участие в соревнованиях штангистов.
– Верно, сэр, – ответил Флинт, широко улыбаясь. – Тяжести меня не пугают.
– Вот и чудесно, – продолжал инспектор, засунув руки в карманы брюк. – Вам предстоит сделать следующее: возьмите себе в помощь людей – бог мой, надо было брать с собой из управления всех, кто свободен – и тщательно обследуйте каждый квадратный метр в театре и вокруг него. Ищите билеты с оторванным контролем. Ясно? Когда закончите, все, что хотя бы отдаленно напоминает театральный билет или его обрывок, должно быть у меня. В первую очередь обыщите весь пол в зале, внимательно посмотрите в задней его части, на лестнице, в фойе, у выходов из театра – из коридоров в переулки, за кулисами, в мужском и дамском туалетах. Стоп, отставить. Позвоните в ближайший полицейский участок, пусть пришлют женщину-полицейского, в женском туалете она сделает это сама. Ясно? Флинт кивнул и удалился.
– Двинемся дальше. – Квин потер руки. – Мистер Панцер, не могли бы вы на минутку подойти ко мне? Очень любезно с вашей стороны, сэр. Боюсь, что сегодня вечером мы чересчур досаждаем вам, но тут уж ничего не поделаешь. Как я вижу, терпение у публики на пределе. Я был бы вам очень обязан, если бы вы вышли на сцену и попросили всех запастись терпением – ну и все такое прочее, что там еще можно сказать. Благодарю вас заранее!
Панцер поспешил к сцене по среднему выходу. Зрители хватали его за фалды фрака, пытаясь остановить. Детектив Хагстрем в нескольких шагах от инспектора делал ему знаки. Рядом с ним стоял невысокий паренек лет девятнадцати, который изо всех сил жевал резинку и явно нервничал, предвидя ожидающие его мучения. Он был одет в черную, расшитую золотом униформу, совершенно шикарную, но безвкусно дополненную манишкой со стоячим воротничком. На голове его красовалась шапочка, похожая на те, какие обычно носят посыльные в отелях.
– Это тот юноша, который сказал, что они в театре не продают эля с джином, – строго сказал Хагстрем, одновременно сжимая руку юноши, чтобы подбодрить его.
– Стало быть, не продаете, мальчик мой? – благожелательно спросил Квин. – Как же так? Почему же?
Юноша явно был перепуган до смерти. Глаза его так и бегали. Он то и дело, посматривал на Доила. Тот хлопнул его по плечу и сказал инспектору:
– Он немного робеет, но парень хороший. Я знаю его с детства. Вырос в моем районе. Отвечай же инспектору, Джесси…
– Ну, я не знаю, почему, сэр, – еле выдавил из себя парень, нервно переминаясь с, ноги на ногу. – Единственный напиток, который нам разрешается продавать в антрактах – это оранжад. У нас договор с фирмой… (и он назвал фамилию известного фабриканта, производившего прохладительные напитки). Он делает нам большую скидку, если мы торгуем только его продукцией. Так что…
– Понимаю, – кивнул инспектор. – Напитки продают только в антрактах?
– Да, сэр, – ответил парень, постепенно успокаиваясь. – Как только опустится занавес, открываются выходы из зала, а около них уже стоим мы с напарником. Заранее разворачиваем буфет и расставляем стаканы, в которые разливаем оранжад.
– Стало быть, вас двое?
– Нет, сэр, трое. Я забыл, в фойе торгует еще один парень.
– Хм… – Инспектор поглядел на него ласково. – Ну, мальчик мой, коли в Римском театре продают только оранжад, то как ты объяснишь мне появление здесь бутылки эля с джином?
Инспектор жестом фокусника достал откуда-то снизу, из-за спинок кресел темно-зеленую бутылку, обнаруженную в зале Хагстремом. Юноша побледнел и закусил губу. Глаза его снова беспокойно забегали, как будто он искал, куда бы ему спрятаться. В конце концов он засунул большой палец за воротник и закашлялся.
– Ну, в общем… – Он явно мялся, не решаясь сказать.
Инспектор поставил бутылку на пол и оперся на спинку кресла, скрестив руки на груди.
– Как тебя зовут? – осведомился он.
Цвет лица юноши резко изменился: только что он был бледным как мел, а теперь на глазах пожелтел. Он опасливо поглядывал на Хагстрема, который демонстративно достал блокнот и с грозным видом приготовился записывать.
Юноша облизнул пересохшие губы.
– Линч. Джесс Линч, – сказал он хрипло.
– И где же ты разворачиваешь свой буфет в антрактах, Линч? – сурово спросил инспектор.
– Я… Вот здесь, как раз здесь, в левом коридоре, сэр, – пролепетал юноша.
– Ага! – нахмурился инспектор. – И сегодня вечером ты тоже продавал в левом коридоре напитки, Линч?
– Ну, в общем, да, сэр.
– Ив таком случае ты можешь нам сказать что-нибудь об этой бутылке эля с джином?
Парень боязливо огляделся по сторонам, увидел далеко на сцене коренастую фигуру Луи Панцера, который как раз собирался сказать речь зрителям, наклонился к инспектору и прошептал:
– Да, сэр, мне знакома эта бутылка. Я не хотел об этом говорить, потому что мистер Панцер очень строг к тем, кто нарушает его инструкции. Он мигом вышвырнет меня, если узнает, что я сделал. Вы ведь не расскажете ему, сэр?
Инспектор, улыбаясь, ответил:
– Смелее, смелее, выкладывай, мой мальчик. Облегчи душу признанием. – Он откинулся на спинку кресла и сделал знак Хагстрему отойти.
– Все было так, сэр, – горячо принялся рассказывать Джесс Линч. – Я развернул свой буфет в коридоре, против выхода из зала, – эдак, примерно, за пять минут до конца первого акта, как, собственно, нам и положено. Когда билетерша открыла после первого акта дверь, я начал , громко предлагать выходящим зрителям напитки, – мы все так делаем. Многие люди у меня покупали, и мне некогда было смотреть по сторонам. Прошло некоторое время, толпа поредела, и я смог перевести дух. Тут ко мне подошел мужчина и сказал: «Я хотел бы бутылочку эля с джином, парень». Я поднял на него глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Эллери, который все это время стоял в бездействии, прислонившись к спинкам последнего ряда, и наблюдал за отцом, за публикой, а иногда обводил взглядом весь зал театра, шепнул на ухо инспектору:
– Я вот думаю – не странно ли, что во всем зале осталось нераспродано только семь мест, и все – в непосредственной близости от того, на котором сидел убитый. И это – при таком ажиотаже, который царит вокруг «Игр с оружием»?
– Когда это пришло тебе в голову, сын мой? – спросил Квин.
Эллери не ответил. Он в задумчивости постукивал по полу своей тросточкой. Инспектор позвал:
– Пиготт!
Детектив подошел.
– Пригласите сюда билетершу, которая дежурила в этом проходе, И портье – того пожилого мужчину, который стоит у входа в театр.
Пиготт ушел, а рядом с инспектором появился взмыленный молодой детектив. Он вытирал пот с лица носовым платком.
– Ну что. Флинт? – нетерпеливо спросил Квин.
– Я ползал по полу, как не ползает ни одна уборщица, и не нашел никакого цилиндра. Если вы думаете, что он где-то в этой части зала, то его чертовски хорошо спрятали.
– Ладно, Флинт. Ждите распоряжений.
Детектив отошел в сторону.
– Папа, ты и в самом деле думал, что он, поползав по залу, найдет цилиндр? – спросил Эллери.
Инспектор проворчал что-то неразборчивое и пошел к среднему выходу из зала. Он склонялся по очереди ко всем зрителям, которые сидели вдоль прохода, имевшего наклон к сцене, и задавал им вполголоса какие-то вопросы. Все головы в зале сразу повернулись к нему. Когда он с непроницаемым лицом вернулся к Эллери, ему откозырял полицейский, которого он куда-то посылал с куском бечевки.
– Какой размер? – спросил его инспектор.
– Продавец в магазине головных уборов сказал, что это размер 7/8.
Инспектор кивнул, отпуская полицейского. Вернулся Велье с озабоченным Панцером в кильватере. Эллери с живейшим интересом подался вперед, чтобы услышать новости. Квин-старший не шелохнулся, но на лице его отразилось напряженное внимание.
– Итак, Томас, – сказал он, – что тебе удалось выяснить в кассе?
– Только то, что семь билетов на места, которые вы мне написали, проданы, – сообщил Велье без всякого выражения в голосе. – Продавали их из кассы театра. Мистеру Панцеру не удалось установить, когда именно.
– Билеты, наверное, могли продать в кассах предварительной продажи, не так ли, Велье? – спросил Эллери.
– Я проверил, мистер Квин, – ответил Велье. – В кассах предварительной продажи эти билеты не продавали. Я посмотрел по записям в книге. Они были проданы из театральной кассы здесь.
Инспектор Квин, как кажется, сохранял полное спокойствие, только в глазах у него появился странный блеск. Он помолчал и сказал:
– Другими словами, господа, дело обстоит так: было куплено семь билетов на соседние места, на пьесу, которая с самой премьеры идет при полном аншлаге. И все, кто их купил, как нарочно, забыли прийти на спектакль!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой «Пастор» испытывает затруднения
Наступила тишина. Четверо мужчин, постепенно представляя себе картину случившегося в целом, молча поглядели друг на друга. Панцер нервно кашлянул и шаркнул ногой. Лицо Велье выражало глубокую интеллектуальную сосредоточенность. Эллери отступил на шаг. Его отсутствующий взгляд поблуждал по комнате и остановился на серо-голубом галстуке отца. Инспектор Квин теребил кончик уса. Потом вдруг пожал плечами и повернулся к Велье.
– У меня есть для тебя довольно неприятное поручение, Томас, – сказал он. – Я бы хотел, чтобы ты взял полдюжины полицейских и занялся каждым присутствующим в театре по отдельности. Записывайте фамилию и адрес каждого, и больше ничего. Это довольно большая работа, на которую потребуется время, но боюсь, что она совершенно необходима. Да, кстати, Томас, когда ты проводил первый опрос в зале, ты поговорил хотя бы с одним из билетеров, в ведении которых находится балкон?
– Да, я даже нашел именно того, кто смог выдать мне всю информацию, – ответил Велье. – Это паренек, который стоит в партере у лестницы, ведущей на балкон, и проверяет билеты у тех, кто идет наверх. Фамилия этого юноши – Миллер. Он клянется, что абсолютно никто не проходил из партера на балкон или с балкона в партер с того момента как поднялся занавес и начался второй акт.
– Значит, часть работы с тебя снимается, Томас, – сказал инспектор, который внимательно слушал. – Пусть твои люди пройдут только по ложам и по партеру. Запомни: мне нужны фамилия и адрес каждого. Всех без исключения. И еще, Томас…
– Да, инспектор, – обернулся Велье.
– Везде просите показать билет на то место, на котором сидит человек. Фамилию каждого, кто скажет, что потерял билет, отмечайте в списке. И в том случае, если у кого-то билет не на то место, на котором он сидит, Томас, отмечайте особо. Хотя такое, конечно, маловероятно. Как думаешь, справишься, мальчик мой?
– Разумеется, – ответил Велье, отправляясь выполнять задание.
Инспектор погладил седые усы и взял понюшку табаку.
– Эллери! – сказал он. – Вижу, тебе что-то не дает покоя. Давай, выкладывай»
– Хм… – начал Эллери, снял очки, протер их и проговорил:
– Мой высокоуважаемый отец, я мало-помалу прихожу к убеждению, что… Впрочем, не будем об этом. В этом мире нет и никогда не будет покоя для таких интеллектуалов, которые любят книги.
Он присел на подлокотник кресла, с которого еще недавно смотрел спектакль покойный Монти Фильд, и меланхолически поглядел себе под ноги. Потом вдруг усмехнулся.
– Смотри, как бы тебе не повторить ошибку того старого мясника, который со своими сорока подмастерьями перевернул весь дом в поисках любимого ножа, не замечая, что все это время держал его в руках.
– Временами ты необыкновенно многословен, сын мой! – сказал инспектор в сердцах. – Флинт? Один из детективов подошел к инспектору.
– Вот что. Флинт, – сказал Квин, – нынче вечером у вас уже была веселенькая работенка, и я придумал для вас еще одну. Как думаете, можно ее взвалить на ваши плечи? Припоминаю, вы как-то на спортивном фестивале полиции приняли участие в соревнованиях штангистов.
– Верно, сэр, – ответил Флинт, широко улыбаясь. – Тяжести меня не пугают.
– Вот и чудесно, – продолжал инспектор, засунув руки в карманы брюк. – Вам предстоит сделать следующее: возьмите себе в помощь людей – бог мой, надо было брать с собой из управления всех, кто свободен – и тщательно обследуйте каждый квадратный метр в театре и вокруг него. Ищите билеты с оторванным контролем. Ясно? Когда закончите, все, что хотя бы отдаленно напоминает театральный билет или его обрывок, должно быть у меня. В первую очередь обыщите весь пол в зале, внимательно посмотрите в задней его части, на лестнице, в фойе, у выходов из театра – из коридоров в переулки, за кулисами, в мужском и дамском туалетах. Стоп, отставить. Позвоните в ближайший полицейский участок, пусть пришлют женщину-полицейского, в женском туалете она сделает это сама. Ясно? Флинт кивнул и удалился.
– Двинемся дальше. – Квин потер руки. – Мистер Панцер, не могли бы вы на минутку подойти ко мне? Очень любезно с вашей стороны, сэр. Боюсь, что сегодня вечером мы чересчур досаждаем вам, но тут уж ничего не поделаешь. Как я вижу, терпение у публики на пределе. Я был бы вам очень обязан, если бы вы вышли на сцену и попросили всех запастись терпением – ну и все такое прочее, что там еще можно сказать. Благодарю вас заранее!
Панцер поспешил к сцене по среднему выходу. Зрители хватали его за фалды фрака, пытаясь остановить. Детектив Хагстрем в нескольких шагах от инспектора делал ему знаки. Рядом с ним стоял невысокий паренек лет девятнадцати, который изо всех сил жевал резинку и явно нервничал, предвидя ожидающие его мучения. Он был одет в черную, расшитую золотом униформу, совершенно шикарную, но безвкусно дополненную манишкой со стоячим воротничком. На голове его красовалась шапочка, похожая на те, какие обычно носят посыльные в отелях.
– Это тот юноша, который сказал, что они в театре не продают эля с джином, – строго сказал Хагстрем, одновременно сжимая руку юноши, чтобы подбодрить его.
– Стало быть, не продаете, мальчик мой? – благожелательно спросил Квин. – Как же так? Почему же?
Юноша явно был перепуган до смерти. Глаза его так и бегали. Он то и дело, посматривал на Доила. Тот хлопнул его по плечу и сказал инспектору:
– Он немного робеет, но парень хороший. Я знаю его с детства. Вырос в моем районе. Отвечай же инспектору, Джесси…
– Ну, я не знаю, почему, сэр, – еле выдавил из себя парень, нервно переминаясь с, ноги на ногу. – Единственный напиток, который нам разрешается продавать в антрактах – это оранжад. У нас договор с фирмой… (и он назвал фамилию известного фабриканта, производившего прохладительные напитки). Он делает нам большую скидку, если мы торгуем только его продукцией. Так что…
– Понимаю, – кивнул инспектор. – Напитки продают только в антрактах?
– Да, сэр, – ответил парень, постепенно успокаиваясь. – Как только опустится занавес, открываются выходы из зала, а около них уже стоим мы с напарником. Заранее разворачиваем буфет и расставляем стаканы, в которые разливаем оранжад.
– Стало быть, вас двое?
– Нет, сэр, трое. Я забыл, в фойе торгует еще один парень.
– Хм… – Инспектор поглядел на него ласково. – Ну, мальчик мой, коли в Римском театре продают только оранжад, то как ты объяснишь мне появление здесь бутылки эля с джином?
Инспектор жестом фокусника достал откуда-то снизу, из-за спинок кресел темно-зеленую бутылку, обнаруженную в зале Хагстремом. Юноша побледнел и закусил губу. Глаза его снова беспокойно забегали, как будто он искал, куда бы ему спрятаться. В конце концов он засунул большой палец за воротник и закашлялся.
– Ну, в общем… – Он явно мялся, не решаясь сказать.
Инспектор поставил бутылку на пол и оперся на спинку кресла, скрестив руки на груди.
– Как тебя зовут? – осведомился он.
Цвет лица юноши резко изменился: только что он был бледным как мел, а теперь на глазах пожелтел. Он опасливо поглядывал на Хагстрема, который демонстративно достал блокнот и с грозным видом приготовился записывать.
Юноша облизнул пересохшие губы.
– Линч. Джесс Линч, – сказал он хрипло.
– И где же ты разворачиваешь свой буфет в антрактах, Линч? – сурово спросил инспектор.
– Я… Вот здесь, как раз здесь, в левом коридоре, сэр, – пролепетал юноша.
– Ага! – нахмурился инспектор. – И сегодня вечером ты тоже продавал в левом коридоре напитки, Линч?
– Ну, в общем, да, сэр.
– Ив таком случае ты можешь нам сказать что-нибудь об этой бутылке эля с джином?
Парень боязливо огляделся по сторонам, увидел далеко на сцене коренастую фигуру Луи Панцера, который как раз собирался сказать речь зрителям, наклонился к инспектору и прошептал:
– Да, сэр, мне знакома эта бутылка. Я не хотел об этом говорить, потому что мистер Панцер очень строг к тем, кто нарушает его инструкции. Он мигом вышвырнет меня, если узнает, что я сделал. Вы ведь не расскажете ему, сэр?
Инспектор, улыбаясь, ответил:
– Смелее, смелее, выкладывай, мой мальчик. Облегчи душу признанием. – Он откинулся на спинку кресла и сделал знак Хагстрему отойти.
– Все было так, сэр, – горячо принялся рассказывать Джесс Линч. – Я развернул свой буфет в коридоре, против выхода из зала, – эдак, примерно, за пять минут до конца первого акта, как, собственно, нам и положено. Когда билетерша открыла после первого акта дверь, я начал , громко предлагать выходящим зрителям напитки, – мы все так делаем. Многие люди у меня покупали, и мне некогда было смотреть по сторонам. Прошло некоторое время, толпа поредела, и я смог перевести дух. Тут ко мне подошел мужчина и сказал: «Я хотел бы бутылочку эля с джином, парень». Я поднял на него глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49