— Мы можем надеяться, что на следующей неделе Тревор будет уже здесь и сосчитает тюки сена и седла? — с долей иронии над предстоящей тщательной проверкой сказал он.
— Ну, — замялся я, — возможно, в конце недели или сразу после выходных. Он не вернется раньше среды-четверга. — Интересно, что означало «возвращаюсь среду»: приезжаю в среду или приду на работу?
— Я сделаю большую часть предварительной бумажной работы, чтобы сэкономить ему время.
Финч повернулся к сервировочному столику и отвинтил крышку с бутылки джина.
— Я думал, он должен приехать в понедельник.
— У него сломалась машина где-то во Франции.
— Ему повезло. — Он выпил залпом. — Однако если вы начнете работать, то успеете с аудиторской проверкой вовремя.
— Не волнуйтесь из-за налоговой инспекции, — сказал я. Но каждый начинал волноваться, когда получал по почте официальную повестку. Если этот человек не просил об отсрочке и не являлся в назначенный час, инспектора устанавливали годовой налог в таком размере, каком хотели, и эту цифру уже невозможно было оспорить. Как правило, она намного превышала ту сумму, которую полагалось заплатить на самом деле, поэтому повесток боялись как черт ладана.
Меня обрадовало стремительное появление обладательницы расклешенной коричневой юбки и светлых пышных волос. Она держала рыжего кота, который пытался выпрыгнуть у нее из рук.
— Несносное животное, — сказала она, — почему он не хочет, чтобы его погладили?
— Он предпочитает ловить мышей, — бесстрастно ответил ее отец.
— А кажется, он только и ждет, когда его приласкают.
Кот вырвался на свободу и пустился наутек. Джосси пожала плечами.
— Привет, — обратилась она ко мне. — Вы все-таки пришли.
— М-м.
— Ну, и что он сказал? — поинтересовалась она у отца.
— Что? А... я его еще не спрашивал.
Она одарила его слегка укоризненной улыбкой и сообщила мне:
— Он хочет попросить вас скакать на его лошади.
Финч покачал головой, глядя на нее.
— Когда? — уточнил я.
— Завтра, — ответила Джосси. — В Таустере.
— Э... — сказал я, — я не в блестящей форме.
— Чепуха. Вы выиграли Золотой кубок две недели назад. Вы обязаны быть в хорошей форме.
— Джозефина, — вмешался ее отец, — замолчи. — Он повернулся ко мне:
— Утром я улетаю в Ливерпуль, но эта лошадь заявлена в Таустере. Откровенно говоря, она до сих пор в списках участников потому, что коекто забыл снять ее с состязаний до одиннадцати утра сегодня.
— Хронически больная секретарша, — пробормотала Джосси.
— Так что мы вынуждены все-таки или участвовать в забеге, или платить штраф. И я уже подумывал послать лошадь на скачки, если смогу заполучить подходящего жокея.
— Большинство из них уехало на Большой Национальный, — вставила Джосси.
— Что за лошадь?
— Блокнот. Начинающий прыгун. Четырехлетний гнедой мерин, вы видели его в верхнем загоне.
— С гривой и хвостом соломенного цвета?
— Тот самый. Он скакал уже пару раз, подает надежды, но пока неопытен.
— Последний из двадцати шести в Ньюбери, — весело пояснила Джосси.
— Не имеет никакого значения, если вы будете не в лучшей форме. — Она помолчала. — Мне поручено оседлать его, поэтому, может, вы окажете нам любезность и приедете выступить на нем.
— Решение за вами, — сказал Финч. Внештатный конюх являлся могучим соблазном, даже если Блокнот и не представлял собой ничего особенного.
— Да, — сдался я. — Хорошо.
— Отлично. — Джосси одарила меня мимолетной улыбкой. — Если хотите, я подвезу вас.
— Я бы не отказался, — с сожалением признал я, — но сегодня ночую в Лондоне. И поеду в Таустер прямо оттуда.
— Тогда встретимся у весовой. Кстати, Блокнот скачет в последнем заезде. Он еще только начинает.
Заезды новичков стипль-чеза обычно занимали первое или последнее (или и то, и другое) места в программе скачек: соревнования, которые многие завсегдатаи ипподрома пропускают, предпочитая пообедать или уехать пораньше, пока не началась давка. Непрестижные скачки для посредственного большинства, где так часто новая яркая звезда лихо вырывалась из безликой массы аутсайдеров и начинала восхождение к славе. Участите в состязаниях для новичков означало, что вы или выезжаете из дома чуть свет, или очень поздно возвращаетесь. Но в скачках для молодняка всегда выступало намного больше лошадей, чем во всех остальных видах соревнований.
Когда я откланялся, Джосси вышла со мной в холл, чтобы проводить. Шагая по персидскому ковру, огромному и ветхому, я с интересом посмотрел на большие потемневшие портреты, заполнявшие обширное стенное пространство.
— Разумеется, это Нэнтакеты, — сказала Джосси, проследив за направлением моего взгляда. — Они достались нам вместе с домом.
— Чванливая компания, — заметил я.
— Вы знали, что на самом деле нам не принадлежит все это?
— Да, я действительно знал. — Я улыбнулся едва заметно, но она заметила. И сказала, словно защищаясь:
— Хорошо, но вы бы очень удивились, узнав, сколько типов пытались ухаживать за мной, рассчитывая жениться на дочери тренера и прибрать все к рукам, когда папа отойдет от дел.
— Потому вы сначала хотите установить правила игры?
— Ладно, азартный умник, я забыла, что подробности вам известны от Тревора.
В общих чертах я знал, что Эксвудские конюшни принадлежали американскому семейству Нэнтакетов, которых конный завод интересовал исключительно как деловое прибыльное предприятие. Его купил и поднял на вершину успеха один шумный магнат, нетипичный представитель расчетливой банковской элиты.
Старый Нейлор Нэнтакет привез в Англию свою энергию и предприимчивость, всей душой полюбил английские скачки, построил роскошную современную конюшню и наполнил ее великолепными скакунами. Он нанял тренером молодого Уильяма Финча, и пожилой Уильям Финч продолжал заниматься тем же на службе у наследников Нейлора. Разница состояла в том, что сейчас девять десятых лошадей принадлежали другим владельцам, и молодые Нэнтакеты, слегка стыдившиеся дяди Нейлора, никогда не пересекали Атлантику, чтобы полюбоваться на выступление собственных скакунов.
— Вашему отцу никогда не надоедает готовить лошадей отсутствующих хозяев? — спросил я.
— Нет. Они не вмешиваются. Они не звонят ему посреди ночи. И не жалуются, когда проигрывают. Папа говорит, что работа тренера стала бы намного легче, если бы все владельцы жили в Нью-Йорке.
Она задержалась на пороге помахать мне на прощание: самоуверенная и насмешливая девушка с блестящими карими глазами, изящной шеей и аккуратным носиком.
Я зарегистрировался в отеле «Глостер», где никогда раньше не останавливался, и съел запоздавший и совершенно необходимый мне обед в ближайшем ресторане. Не следовало соглашаться скакать на Блокноте, с сожалением думал я. У меня едва хватало сил, чтобы резать бифштекс.
Отчетливое ощущение, будто я слепо бреду к краю обрыва, сковывало мои ноги на протяжении всего пути до игорного клуба Вивиена Иверсона. Я не знал, где меня подстерегает опасность — впереди, сзади, вокруг. Я только догадывался, что она существует и, если я не предприму ничего, чтобы найти ее источник, я могу шагнуть прямиком в пропасть.
Клуб «Виват» оказался таким же лощеным и наманикюренным, как и его хозяин, и представлял собой анфиладу небольших смежных комнат, а не просторные залы, как в казино. Здесь не было ни крупье в зеленых козырьках для защиты глаз, ни ярких, театральных прожекторов над столами, ни дам, бряцавших бриллиантами в полутьме. В комнатах горели по два-три скромных светильника, висела плотная завеса сигарного дыма и соблюдалась своего рода благоговейная тишина.
Вивиен, верный своему слову, предупредил, чтобы меня впустили в порядке исключения и обращались как с гостем. Я медленно путешествовал из комнаты в комнату с пузатым бокалом бренди в руке, высматривал его элегантную фигуру и не находил ее.
В клубе собралось немало дельцов в пиджачных парах, увлеченно резавшихся в девятку. Среди них встречались и женщины, сосредоточенно водившие глазами из стороны в сторону, провожая каждую выложенную карту. Меня никогда не тянуло в течение многих часов подряд испытывать судьбу, полагаясь на карточный расклад, но каждому свое.
— Ро, дружище, — воскликнул у меня за спиной Вивиен, — пришел поиграть?
— На доходы бухгалтера? — отозвался я, поворачиваясь к нему и улыбаясь. — Каковы ставки?
— Все, что можешь позволить себе потерять.
— Жизнь, свободу и билет на Большой Национальный.
Его глаза улыбались далеко не так искренне, как губы.
— Некоторые теряют честь, состояния, репутацию и головы.
— Это лишает тебя покоя? — полюбопытствовал я.
Он небрежно указал на стол, за которым играли в девятку.
— Я предлагаю развлечение по потребностям. Вроде бинго.
Он положил мне руку на плечо, словно мы были старинными приятелями, и повел в следующее помещение. Его манжеты украшали массивные золотые запонки, борта синей бархатной куртки были обшиты шелковым шнуром. Красивая голова с темными блестящими волосами, плоский живот, слабый запах свежего талька. Ему было лет тридцать пять, и он ловко добивался успеха там, где многие другие на его месте попадали в руки судебных исполнителей.
В соседней комнате стоял карточный стол с высокими бортиками, покрытый зеленым сукном, но в карты на нем не играли.
За столом, в обитых кожей креслах с деревянными подлокотниками, которыми меблировали многие клубы, сидели трое мужчин. Все они отличались крупным телосложением, были хорошо одеты и недружелюбны. Мы уже встречались в прошлом, и я без труда узнал их. Коннат Павис. Глитберг. Онслоу.
— Нам известно, что ты разыскиваешь нас, — сказал Коннат Павис.
Глава 9
Я спокойно стоял. Вивиен закрыл за мной дверь и сел в пустое кресло слева, очутившись почти вне моего поля зрения. Он элегантно забросил ногу на ногу и лениво поддернул брючину на колене. Онслоу с неудовольствием наблюдал за ним.
— Проваливай, — сказал он.
Вивиен промолвил в ответ, намеренно растягивая слова:
— Друг мой, я могу объявить масть, но ты не имеешь права перебить ее.
В комнате находилось еще несколько свободных стульев, в беспорядке отодвинутых от стола. Я неторопливо уселся на один из них, старательно подражая Вивиену, воспроизвел ритуал закладывания ноги на ногу, надеясь непринужденным поведением разрядить обстановку и приблизить атмосферу боксерского ринга к атмосфере конференц-зала. Злобный взгляд Онслоу убедил меня, что я не особенно преуспел.
Онслоу и Глитберг в течение многих лет применяли весьма эффективную жульническую комбинацию, присваивая миллионы фунтов из карманов налогоплательщиков. Подобно всем грандиозным аферам, их афера осуществлялись на бумаге. Дела шли успешно, учитывая, что Глитберг работал в отделе проектирования в городском совете, а Онслоу в отделе строительства и эксплуатации.
Они просто выдумали множество зданий — офисов, квартир и жилых микрорайонов. После того как муниципальный совет одобрял строительство в принципе, Глитберг, в рамках своих служебных обязанностей, объявлял конкурс заявок от подрядчиков. Самые выгодные предложения часто поступали от фирмы под названием «Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед», и совет без колебаний поручал ей строительство. «Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед» существовала только в виде роскошно оформленных фирменных бланков. Утвержденные здания никогда не были построены. Огромные суммы выделялись и выплачивались «Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед», и поступали регулярные отчеты о продвижении строительства, поскольку Глитберг из отдела проектирования постоянно проводил проверки. В какой-то момент здания принимали как готовые к заселению, и тогда подключался отдел эксплуатации. Сотрудники Онслоу производили техническое обслуживание реально существующих домов, а Онслоу заодно запрашивал колоссальные суммы на содержание хорошо задокуметированного вымысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38