– Неужели? – удивился я. – Ты смотришь передачу о скачках?
– Да, смотрю иногда, после того как показали тебя. Если я дома. Короче говоря, вчера вечером я смотрела.
– И?
– Он, – нам не надо было уточнять, кого она имеет в виду, – он почти все время говорил о Зимнем кубке, заготовил биографии лошадей и тренеров и тому подобное. Я ждала, что он упомянет тебя, но он даже имени не назвал. Он только говорил, как великолепен Темплейт, и ни слова о тебе. Но вот что, я подумала, ты должен знать. Он сказал: мол, это такие важные скачки, что он сам будет их комментировать и сам возьмет интервью у жокея-победителя. Если ты сможешь выиграть, он будет вынужден рассказывать, как ты сделал это, уже довольно горькая пилюля, а потом ему еще придется поздравлять тебя на глазах у нескольких миллионов зрителей.
Я благоговейно взглянул на нее.
– Ты гений! – воскликнул я.
– Так же как он интервьюировал тебя после скачек на Святки, – добавила она.
– Думаю, после скачек на Святки он решил мою судьбу. А ты, как вижу, часто смотришь передачи Кемп-Лоура?
Она взглянула на меня, чуть откинувшись назад.
– Да… это не тебя я видела прошлым летом скромно сидевшего в последнем ряду на моем концерте в Бирмингеме?
– Наверно, свет рампы ослепил тебя, – возразил Я;
– Ты постоянно удивляешь меня.
Я отбросил простыню. При дневном свете черные дамские рейтузы выглядели еще более нелепо.
– Мне лучше встать. У тебя найдется что-нибудь дезинфицирующее, бинт и бритва?
– Только несколько полосок пластыря, – сказала она извиняющимся тоном, – и бритва, которой я брею ноги. Тут на соседней улице аптека, она сейчас уже открыта. Я составлю список. – Она начала писать на старом конверте.
Когда она ушла, я встал и отправился в ванную. Легко сказать – отправился в ванную. Я чувствовал себя так, будто какая-то чересчур усердная прачка несколько раз выварила меня в котле. Меня раздражало, что такими простыми средствами Кемп-Лоур внес в мое тело столько беспорядка. Я повернул краны, снял рейтузы и носки и влез в ванну. Голубая кофта прилипла к спине, а повязки, нарезанные из рубашки, – к запястьям. Я лежал в горячей воде, не трогая их, и ждал, когда они отмокнут.
Постепенно пар сделал свое дело, расслабил мышцы, и я смог крутить плечами и двигать головой, не заливаясь слезами, как прорвавшаяся плотина. Каждые несколько минут я добавлял горячей воды, так что к тому времени, когда пришла Джоанна, я был уже по горло в воде, и тепло дошло до костей. Ночью она высушила брюки и трусы и, пока я освобождался от голубой кофты и неохотно вылезал из ванны, выгладила их. Я надел брюки и смотрел, как она раскладывает покупки на кухонном столе. Темный локон падал на лоб, и она сосредоточенно сжала губы. Совсем как девочка.
Я сел за стол, и она промыла мне спину дезинфицирующим раствором, высушила, потом пропитала пластырь касторовым маслом со специальными добавками. Ее движения были точными, быстрыми, легкими.
– К счастью, грязь почти смылась в ванне, – заметила она, подрезая ножницами лишний пластырь. – Какая у тебя прекрасная мускулатура. Ты, наверно, очень сильный… Я не знала.
– В данный момент я чувствую себя будто желе, – вздохнул я. – Слабым и беспомощным. – Вдобавок боль не утихла и после ванны, и страшно саднило спину, но не стоило ей говорить об этом. Она ушла в комнату, открыла комод и вернулась с еще одной кофтой. На этот раз бледно-зеленой, подходящий цвет к моему состоянию, подумал я.
– Я куплю тебе новые, – сказал я, натягивая кофту.
– Не беспокойся. Я их обе терпеть не могу.
– Спасибо, – вздохнул я, и она засмеялась.
Я накинул куртку и протянул руки. Джоанна медленно развязала пропитанные кровью повязки. Они все еще прилипали к коже, несмотря на горячую воду, и то, что оказалось под повязкой, при дневном свете вызывало даже большую тревогу, чем вчера.
– Тут я ничего не могу сделать, – сказала Джоанна, – тебе надо пойти к доктору.
– Вечером. А пока перевяжи их.
– Раны слишком глубокие, в них легко может попасть инфекция. Роб, ты не можешь в таком состоянии участвовать в скачках, Роб, пойми, ты действительно не можешь.
– Могу, – не согласился я. – Пока мы их продезинфицируем, а потом ты перевяжешь. Аккуратно и незаметно, чтоб никто не увидел.
– Но разве тебе не больно? Я не ответил.
– Да, – вздохнула она. – Глупый вопрос. – Она налила в большую миску теплой воды, растворила в ней порошок детола, так что вода стала как молоко, и я на десять минут опустил руки в миску.
– Все бациллы убиты, – сказал я. – А теперь… аккуратно и незаметно.
Она закрепила концы бинта маленькими золотыми булавками, и они выглядели узкой полоской, так что под жокейской формой их не будет видно.
– Великолепно, – похвалил я, надевая куртку, и бинты скрылись под ее рукавами. – Благодарю вас, Флоренс. (Флоренс Найтингейл (1820–1910) – английская медсестра, создала систему подготовки младшего и среднего медперсонала в Великобритании. Международный комитет Красного Креста в 1912 году учредил медаль имени Флоренс Найтингейл)
– А для тебя еще и мисс Найтингейл, – согласилась она и состроила рожицу. – Когда ты пойдешь в полицию?
– Я же говорил, что не пойду.
– Но почему? – удивилась она. – Почему? Ты можешь подать на него в суд за нанесение тяжких телесных повреждений или как это называется на юридическом, языке.
– Я предпочитаю сам вести свою борьбу… и потом, мне невыносима мысль, что я буду рассказывать полиции о том; что случилось прошлой ночью; меня будут осматривать их врачи, фотографировать, потом придется стоять в суде, если до этого дойдет, и отвечать на вопросы перед публикой, и вся эта мерзость будет расписана в газетах с душещипательными подробностями. Я просто не вынесу…
– О-о-о, – медленно протянула она, – согласна, неприятные процедуры, если смотреть с твоей точки зрения. Вероятно, ты испытываешь унижение, вспоминая… Правда?
– Как ни противно, но ты права, – неохотно согласился я. – И пусть мои унижения останутся при мне, если ты не возражаешь. _
– Мужчины – забавные существа, – засмеялась она. – Странно, что ты так воспринимаешь вчерашний вечер.
Недостаток горячей ванны в том, что все прекрасные ощущения со временем проходят, ее эффект длится недолго, закрепить хорошее состояние можно только упражнениями. А против упражнений все мои мышцы протестовали, хотя потом наступило бы облегчение. Пока Джоанна приготовила нам яичницу, я сделал в полсилы несколько перекрестных движений руками. Потом мы позавтракали, я побрился и решительно пошел делать упражнения, потому что, если я не сяду на спину Темплейту в относительно сносном состоянии, у него нет шанса выиграть. Никому не станет лучше, если я свалюсь после первого же препятствия.
Проработав час, я все еще не мог сделать руками полный круг, но мог поднять их над головой и не кричать от боли.
Джоанна убрала и вымыла квартиру, и после десяти часов, когда я сделал передышку, она спросила:
– Ты собираешься продолжать эти изящные па, пока не уедешь в Аскот?
– Да.
– Хорошо. У меня есть предложение: почему бы вместо упражнений нам не покататься на катке?
– Опять лед. – Я вздрогнул.
– А я думала, что ты сразу же вскакиваешь после падения, разве нет?
Она права, подумал я.
– Твой гений расцветает, дорогая Джоанна, – воскликнул я.
– Хотя… может быть… Я все же думаю, что тебе лучше было бы оставаться в постели.
Когда Джоанна была готова, мы пошли на квартиру родителей, где я взял из гардероба отца рубашку, галстук и коньки, единственное его увлечение помимо музыки. Потом мы зашли в банк: ночное путешествие на такси почти полностью опустошило ее карман, и мне самому нужны были деньги, я хотел вернуть ей долг. А напоследок мы купили в магазине пару коричневых кожаных перчаток на шелковой подкладке, и я сразу же их надел. И наконец мы добрались до катка в Куинсуэй, где мы оба состояли членами клуба с тех пор, когда только учились стоять на коньках.
Джоанна была права: окаменевшие мускулы расправились, и я мог двигать относительно легко и головой, и руками. Сама Джоанна скользила по льду с раскрасневшимися щеками и ослепительно сияющими глазами. Она выглядела совсем юной и полной жизни.
Время бала для Золушки истекло, и в двенадцать часов мы ушли с катка.
– Все в порядке? – улыбаясь, спросила она.
– Потрясающе! – воскликнул я, любуясь умным, интеллигентным лицом, смотревшим на меня.
Она не поняла, относились ли мои слова к ней или к катанию, хотя я имел в виду и то и другое.
– Я хотела сказать… по-прежнему больно или прошло?
– Прошло.
– Лгунишка, но все же ты не такой серый, как был. Она уже сказала, что не поедет в Аскот, но будет смотреть скачки по телевидению.
– Уверена, что ты выиграешь.
– Можно мне потом вернуться к тебе? – спросил я.
– Почему же нет, конечно… да, да. – Джоанна будто даже удивилась моему вопросу.
– Прекрасно. Тогда до свидания.
– Удачи тебе, Роб, – очень серьезно сказала она.
14
Водитель третьего проезжавшего мимо такси согласился отвезти меня в Аскот. Он очень умело и быстро вел машину, и мне удалось сохранить тепло и эластичность рук, делая небольшие упражнения, будто я играл на воображаемом пианино. Если бы водитель увидел меня в зеркале, он бы подумал, что я страдаю неприятной формой болезни «пляска Святого Витта».
Когда я расплачивался с ним в воротах, водитель решил, что, поскольку машина его собственная, он, пожалуй, останется посмотреть скачки, и я договорился, что он отвезет меня назад в Лондон в конце дня.
– На кого бы поставить? – бормотал он, рассчитываясь со мной.
– Как насчет Темплейта?
– Нет, – он поджал губы, – нет, только не этот Финн. Говорят, он конченый.
– А вы не верьте всему, что слышите, – сказал я, улыбаясь. – До вечера.
– Идет.
Я пошел в весовую. Стрелки часов на башне показывали пять минут второго. Главный конюх Джеймса, Сид, стоял в дверях и, увидев меня, поздоровался и обрадовался:
– Вы уже здесь.
– Да. А почему бы нет? – удивился я.
– Хозяин поставил меня тут дожидаться вас. Побегу скорей сказать ему, что вы уже приехали. Он был на ленче… а там ходили разговоры, что вы вообще не придете, понимаете? – Он бегом отправился искать Джеймса.
Я прошел через весовую в раздевалку.
– Привет, – удивился мой гардеробщик, – я думал, вы уже покончили со скачками.
– Вы все-таки пришли! – воскликнул Питер Клуни.
– Какого черта, где вы болтались? – приветствовал меня Тик-Ток.
– А почему вы все думали, что я не приеду?
– Не знаю. Все время какие-то слухи, разговоры. Каждый считал, что вы так испугались в четверг, что вообще решили бросить скачки.
– Очень интересно, – мрачно заметил я.
– Не обращайте внимания, – сказал Тик-Ток. – Вы здесь, а на остальное наплевать. Я звонил в вашу берлогу, но хозяйка ответила, что вы не ночевали. – Я хотел спросить, могу ли я сегодня взять машину, потому что вас, наверно, отвезет Эксминстер. – И он весело добавил: – Я познакомился со сногсшибательной девчонкой. Она сейчас здесь и потом поедет со мной.
– Машина? – вспомнил я. – Да, конечно. После последнего заезда мы встретимся тут возле весовой, и я расскажу вам, где она.
– Превосходно, – согласился он. – У вас все хорошо?
– Да, разумеется.
– Мои ястребиные глаза подметили, что у вас вид ночного афериста. Но это все ерунда. Удачи вам с Темплейтом и все такое.
В раздевалку вошел служащий и вызвал меня. У дверей весовой стоял Джеймс.
– Где вы были? – спросил он.
– В Лондоне, – сказал я. – А как возникли слухи, что я бросил скачки?
– Бог знает, – пожал он плечами. – Я был уверен, что вы не исчезнете, не дав мне знать заранее, но…
– Не исчезну, – подтвердил я. Хотя мелькнула мысль, что я мог бы все еще висеть в заброшенной сбруйной, борясь за жизнь.
Джеймс сменил тему и стал говорить о скачке:
– Кое-где почва подмерзла, но это дает нам преимущество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33