А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Она тщательно нумеровала всю входящую корреспонденцию, хранила копии всех отправленных материалов и писем. Должен же где-то быть хоть какой-то намек на то, что она собирается делать дальше. Да и повода секретничать у нее не было: вплоть до сегодняшнего дня она понятия не имела, что ей надо чего-либо стыдиться или что-то скрывать. Она должна была планировать следующий этап применения своей поисковой системы. Единственным объяснением отсутствия каких-либо следов было то, что она, вероятно, обсуждала это по телефону или лично с каким-то близким другом. А выяснить это никак невозможно, даже если перевернуть всю ее комнату вверх дном.
В коридоре послышались шаги, Беррингтон насторожился. Раздался щелчок – это карточку-ключ вставили в щель. Беррингтон беспомощно смотрел на дверь. Ему ничего не оставалось делать, его застигли врасплох, сидящим за ее столом, с включенным компьютером. Он даже не мог притвориться, что зашел сюда случайно, по ошибке.
Дверь отворилась. Он ожидал увидеть Джинни, но на пороге стоял охранник.
Этот мужчина его знал.
– Здравствуйте, профессор, – сказал он. – Вот увидел в комнате свет и решил заглянуть, проверить. Доктор Феррами обычно держит дверь открытой, когда сидит здесь.
Больше всего Беррингтон боялся покраснеть.
– Все в порядке, – сказал он. Только не извиняться и ничего не объяснять! – Когда буду уходить, обязательно запру дверь, не беспокойтесь.
– Хорошо.
Охранник продолжал стоять, видимо, ожидая каких-то объяснений. Но Беррингтон молчал. В конце концов охранник выдавил:
– Что ж, доброй ночи, профессор.
– Доброй ночи.
Мужчина развернулся и вышел.
Беррингтон облегченно вздохнул. Обошлось.
Проверил, включен ли модем, затем щелкнул «мышкой» по значку «Америка онлайн» и получил доступ к ее электронной почте. Почтовая программа была настроена таким образом, что выдавала пароль автематически. Писем было три. Он открыл их по очереди. В первом сообщалось о повышении платы за пользование Интернетом. Второе было отправлено из Миннесотского университета и гласило:
«Буду в Балтиморе в пятницу, хотелось бы встретиться с тобой, выпить и вспомнить старые добрые времена. С любовью, Уилл».
Возможно, Уилл – это тот высокий бородатый тип на велосипеде, подумал Беррингтон. И взялся за третье послание.
Его как будто окатили ледяной водой.
«Спешу тебя успокоить и сообщить, что сегодня начинаю сканировать файлы с отпечатками пальцев. Позвони. Гита».
Письмо было из ФБР.
– Вот сучка! – прошептал Беррингтон. – Нам конец!…
26
Беррингтон боялся говорить по телефону о Джинни и файлах ФБР с отпечатками пальцев. Ведь многие телефоны прослушиваются спецслужбами. Относительно недавно была разработана и запущена в действие специальная компьютерная программа, выискивающая определенные ключевые слова и фразы. Стоит кому-нибудь произнести, к примеру, «плутоний», «героин» или «убить президента», как система начинает записывать весь разговор и передает специальный сигнал сидящему на прослушке агенту. И Беррингтону вовсе не хотелось, чтобы какой-нибудь парень из ЦРУ задавался вопросом: с чего это вдруг сенатора Пруста так заинтересовали файлы ФБР с отпечатками пальцев?
А потому он сел в свой серебристый «линкольн» и со скоростью девяносто миль в час помчался по автотрассе Балтимор – Вашингтон. Он не часто превышал скорость. Но сейчас ему было плевать на какие бы то ни было правила. Нет, в глубине души это ему, конечно, претило. Он ненавидел всех нарушителей порядка – участников маршей мира, наркоторговцев и их клиентов, гомосексуалистов и феминисток, рок-музыкантов и прочих нонконформистов, умудрившихся испоганить американские традиции. И одновременно ему были глубоко противны те, кто указывал, где припарковать машину, какую зарплату платить служащим или сколько именно огнетушителей должно находиться в лаборатории.
Он ехал и размышлял о контактах Джима Пруста в спецслужбах. Может, это всего лишь жалкая кучка старых вояк, которые забавляют друг друга рассказами о том, как они в свое время шантажировали активистов антивоенного движения или организовывали убийства президентов Южной Африки? Или все они еще в деле? Помогают друг другу до сих пор, как члены мафии, возвращают старые долги с почти религиозным рвением или эти дни давно миновали? Ведь Джим уже давно ушел из ЦРУ. Но кто их там разберет?…
Час был уже поздний, но Джим дожидался Беррингтона в своем кабинете в Капитолии.
– Что, черт побери, такое случилось, что ты не можешь сказать по телефону? – спросил он.
– Она собирается запустить свою компьютерную программу по файлам ФБР с отпечатками пальцев.
Джим побледнел.
– И у нее получится?
– Ну, с данными дантистов получилось, так почему не выйдет с отпечатками пальцев?
– Господи Иисусе!… – пробормотал Джим.
– Как думаешь, сколько у них может храниться этих отпечатков?
– Насколько я помню, свыше двадцати миллионов наборов. Причем далеко не все принадлежат преступникам. Ведь не думаешь же ты, что в Америке столько преступников?
– Не знаю. Возможно, у них до сих пор хранятся отпечатки умерших. Сосредоточься, Джим, умоляю! Надо ее остановить!
– Кто у нее в ФБР?
Беррингтон протянул ему распечатку, сделанную с письма Джинни. Пока Джим читал, Беррингтон осмотрелся. Стены кабинета Джим украсил снимками своей собственной персоны со всеми американскими президентами после Кеннеди. Вот капитан Пруст отдает честь Линдону Джонсону; вот майор Пруст с прямыми светлыми волосами пожимает руку Дику Никсону; вот полковник Пруст неодобрительно поглядывает на Джимми Картера; вот генерал Пруст обменивается шутками с Рональдом Рейганом, и оба они хохочут. А на этом снимке Пруст в строгом деловом костюме – он помощник директора ЦРУ и поглощен беседой с нахмурившимся Джорджем Бушем. И наконец, сенатор Пруст, уже совсем лысый и в очках, грозит пальцем Биллу Клинтону. Были и другие фотографии: он танцует с Маргарет Тэтчер, играет в гольф с Бобом Доулом, катается на лошадях с Россом Перо. У Беррингтона тоже было несколько подобных снимков, но у Джима их целая галерея. На кого он старался произвести впечатление? Скорее всего, на самого себя. Лицезрение собственной персоны в компании сильных мира сего, должно быть, внушало Джиму мысль о том, что и сам он важная персона.
– Сроду не слыхивал об агенте по имени Гита Сумра, – сказал Джим. – Так что, наверное, не велика шишка.
– А кого ты лично знаешь в нынешнем ФБР? – нетерпеливо спросил Беррингтон.
– Когда-нибудь встречался с супругами Крин, Дэвидом и Хилари?
Беррингтон отрицательно помотал головой.
– Он помощник директора, она бывшая алкоголичка. Обоим под пятьдесят. Десять лет тому назад, когда я еще возглавлял ЦРУ, Дэвид работал на меня. Он занимался дипломатическим корпусом, собирал данные на все посольства, их сотрудников, естественно, интересовался их шпионской деятельностью. Мне нравился этот парень. Но в один прекрасный день Хилари напилась, села в «хонду» и насмерть задавила ребенка в Спрингфилде. Это была шестилетняя девочка, негритянка. А она не остановилась, проехала дальше, притормозила у какого-то универсама и позвонила Дэйву в Лэнгли. Он, конечно, сразу примчался туда на своей машине, забрал жену и отвез домой. А потом сообщил в полицию, что у них угнали «хонду».
– Но затем что-то пошло не так?
– Да. Отыскался свидетель, видевший, что за рулем «хонды» сидела белая женщина средних лет. И еще нашелся один настырный детектив, знавший, что женщины не так часто крадут машины. Возможно, именно тот свидетель опознал Хилари, на нее надавили, и она во всем созналась.
– Ну а дальше?
– Я лично пошел к прокурору округа. Тот твердо вознамерился засадить их обоих в тюрьму. Я поклялся, что дело это непростое, что тут замешаны вопросы национальной безопасности. И убедил его снять обвинение. Хилари начала посещать Общество анонимных алкоголиков, вылечилась и с тех пор не пьет.
– А Дэйв перешел в ФБР и сделал там неплохую карьеру.
– Да, и он обязан мне по гроб жизни.
– Он может остановить эту даму по имени Гита?
– Он один из девяти помощников директора, подчиняется ему напрямую. Подразделением отпечатков пальцев он не занимается, но считается в Бюро весьма влиятельным человеком.
– Так сможет или нет?
– Да не знаю я! Спрошу, ладно? Если это можно сделать, он сделает. Исключительно для меня.
– Договорились, Джим. – Беррингтон поднялся. – Садись за этот долбаный телефон и звони своему приятелю.
27
Джинни включила в лаборатории свет, Стив прошел в помещение следом за ней.
– Генетический язык имеет четыре ключевые буквы, – сказала она. – А, Ц, Г и Т.
– И что же они означают?
– Аденин, цитозин, гуанин и тимин. Это химические соединения, привязанные к длинным центральным цепочкам молекулы ДНК. Они образуют слова и целые предложения, например: «Прикрепи к каждой ступне по пять пальцев».
– Но ведь в ДНК каждого человека записано, что надо прикрепить по пять пальцев к каждой ступне.
– Верно. Твоя ДНК очень схожа с моей и с ДНК всех остальных людей в мире. У нас также много общего с животными, поскольку они сделаны из тех же белков.
– Так в чем же тогда может быть разница между моей ДНК и ДНК Денниса?
– Между словами встречаются маленькие вставки, которые как бы ничего не означают, просто набор букв, бессмыслица. Они подобны пробелам между отдельными словами в предложении. Их принято называть олиго-нуклеотидами, но мы называем их просто «олиго». И вот в пространство между словами «пять» и «ступня» могут затесаться олиго, обозначаемые ТАТАГАГАЦЦЦЦ, причем повторяться это может несколько раз.
– И что же, у всех есть этот ТАТАГАГАЦЦЦЦ?
– Да, но число повторений различно. Допустим, у тебя между словами «пять» и «ступня» может быть тридцать один ТАТАГАГАЦЦЦЦ, а у меня этот пробел может быть заполнен целыми двумястами восемьюдесятью семью олиго. Но это не имеет принципиального значения, поскольку эти олиго ничего не означают.
– Тогда как же сравнить мои олиго с олиго Денниса?
Она показала ему прямоугольную пластину размером с книжку средней величины.
– Мы покрываем эту пластину гелем, делаем внутри него щелевидные углубления и капаем в них образчики твоей ДНК и ДНК Денниса. А потом помещаем пластину вот сюда… – На столе стоял небольшой стеклянный контейнер. – Пропускаем через гель электрический ток в течение двух часов. Под воздействием тока фрагменты ДНК просачиваются сквозь гель, образуя прямые линии. Но мелкие фрагменты движутся быстрее крупных. А потому твой фрагмент, состоящий из тридцати одного олиго, опередит мой из двухсот восьмидесяти семи.
– А как вы можете проследить за их движением?
– Мы используем химические вещества под названием «зонды». Они обладают способностью внедряться в определенные олиго. Допустим, у нас имеется олиго, притягивающий к себе ТАТАГАГАЦЦЦЦ. – Джинни показала ему кусочек ткани, напоминающий мочалку для мытья посуды. – Берем нейлоновую мембрану, пропитанную зондовым раствором, и накладываем ее на гель. Фрагменты, находящиеся в нем, сразу же начнут впитываться. Мало того, зонды испускают свечение, так что получается нечто вроде фотографии. – Она посмотрела на второй контейнер. – Вижу, Лиза уже наложила нейлоновую мембрану на пленку с гелем. – Она, щурясь, всмотрелась. – Думаю, рисунок уже успел образоваться. Теперь нам надо лишь зафиксировать пленку.
Джинни начала промывать пленку в каких-то химикатах – Стив все это время пытался разглядеть изображение на ней. Затем она прополоскала ее под краном с холодной водой. Вся история его жизни записана на этом кусочке пленки. Но он видел лишь невнятный, напоминающий ступеньки лестницы, рисунок на прозрачном пластике. Наконец Джинни стряхнула с пленки последние капли воды и поместила ее перед световым проектором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75