Хотя было уже около пяти часов, Берлах решил еще сегодня побывать в Тванне на месте преступления. Он взял с собой Блаттера, высокого грузного полицейского, очень молчаливого, за что Берлах его и любил; он вел машину. В Тванне их встретил Кленин, у которого было упрямое выражение лица, так как он ожидал нагоняя. Комиссар же был с ним приветлив, пожал ему руку и заявил, что рад познакомиться с человеком, умеющим самостоятельно думать. В Кленине слова комиссара вызвали чувство гордости, хотя он не совсем понял, что старик имел в виду. Он повел Берлаха по дороге на Тессенберг к месту преступления. Блаттер плелся следом, недовольный тем, что приходится идти пешком.
Берлаха удивило название Ламбуэн.
- По-немецки это называется Ламлинген, - пояснил Кленин.
- Так-так, - пробормотал Берлах, - это уже лучше.
Они подошли к месту преступления. Справа дорога вела в сторону Тванна и была обнесена каменной оградой.
- Где стояла машина, Кленин?
- Здесь, - ответил полицейский и указал на дорогу, - почти на середине. - И так как Берлах почти не взглянул в ту сторону, добавил: - Может быть, было бы лучше, если бы я оставил машину с убитым здесь?
- Почему? - спросил Берлах и посмотрел вверх на Юрские горы. - Мертвых нужно как можно скорей убирать, им нечего делать среди нас. Вы были совершенно правы, отправив Шмида в Биль.
Берлах подошел к краю дороги и посмотрел вниз на Тванн. Между ним и старым поселком раскинулись сплошные виноградники. Солнце уже зашло. Улица извивалась, как змея, между домами, у вокзала стоял длинный товарный состав.
- Разве там внизу ничего не было слышно, Кленин? - спросил он. Городок ведь совсем близко, всякий выстрел там должен быть слышен.
- Там ничего не слышали, кроме шума мотора, работавшего всю ночь, но никто не заподозрил в этом ничего плохого.
- Разумеется, как тут было заподозрить что-нибудь?
Он снова посмотрел на виноградники.
- Как удалось вино в этом году, Кленин?
- Отлично. Мы можем его потом попробовать.
- Верно, я не отказался бы сейчас от стакана молодого вина.
И он наступил правой ногой на что-то твердое. Он нагнулся, и в его худых пальцах оказался маленький, продолговатый и сплющенный спереди кусочек металла.
Кленин и Блаттер с любопытством уставились на него.
- Пуля от револьвера,-сказал Блаттер.
- Как это вы опять сделали, господин комиссар! - удивился Кленин.
- Это только случайность, - сказал Берлах, и они спустились в Тванн.
* * * Молодое тваннское вино, видимо, не пошло Берлаху на пользу - на следующее утро он заявил, что его всю ночь рвало.
Лутц, встретивший комиссара на лестнице, серьезно забеспокоился по поводу его здоровья и посоветовал ему обратиться к врачу.
- Ладно, ладно, - проворчал Берлах и сказал, что врачей он любит еще меньше, чем современную научную криминалистику.
В кабинете ему стало лучше. Он уселся за письменный стол и вынул папку покойного.
Берлах все еще был погружен в чтение бумаг, когда в десять часов к нему явился Чанц, который накануне поздно ночью возвратился из отпуска.
Берлах вздрогнул - в первый момент ему показалось, что к нему пришел мертвый Шмид. На Чанце было такое же пальто, какое носил Шмид, и такая же фетровая шляпа. Только лицо было иное - добродушное и полное.
- Хорошо, что вы здесь, Чанц, - сказал Берлах. - Нам нужно обсудить дело Шмида.
Вы должны в основном взять его на себя, я не совсем здоров.
- Да, - ответил Чанц, - я уже знаю об этом. Чанц сел, придвинув стул к письменному столу Берлаха, на который положил левую руку. На письменном столе лежала раскрытая папка Шмида. Берлах откинулся в кресле.
- Вам я могу признаться, - начал он. - От Константинополя до Берна я повидал тысячи полицейских, хороших и плохих. Многие из них были не лучше того бедного сброда, которым мы заселяем всякие тюрьмы, лишь случайно они оказывались по другую сторону закона. Но к Шмиду это не относится, он был самым одаренным. Он мог всех нас заткнуть за пояс. У него была ясная голова, он знал, чего хотел, и молчал о том, что знал, чтобы говорить лишь тогда, когда нужно. Нам надо брать пример с него, Чанц, он был выше нас.
Чанц медленно повернул голову к Берлаху - он все время смотрел в окно-и сказал:
- Возможно.
Берлах видел, что тот не убежден в этом.
- Мы мало знаем о его смерти, - продолжал комиссар. - Вот пуля, и это все. - С этими словами он положил на стол пулю, найденную им в Тванне.
Чанц взял ее и стал разглядывать.
- Она от армейского пистолета, - сказал он, вернув пулю.
Берлах захлопнул папку на своем столе.
- Прежде всего нам неизвестно, что нужно было Шмиду в Тванне или Ламлингене. У Бильского озера он находился не по служебным делам, иначе я знал бы о поездке.
Мы не знаем ни одного мотива, хоть сколько-нибудь объясняющего его поездку.
Чанц слушал слова Берлаха невнимательно, он положил ногу на ногу и сказал:
- Нам только известно, как Шмид был убит.
- Откуда вам это известно? - не без удивления спросил комиссар после паузы.
- В машине Шмида руль слева, и вы нашли пулю с левой стороны дороги, если смотреть из машины; кроме того, в Тванне всю ночь слышали работу мотора. Убийца остановил Шмида, когда он из Ламбуэна ехал в Тванн. По-видимому, он знал убийцу, иначе он не остановил бы машину. Шмид открыл правую дверцу, чтобы впустить убийцу, и снова сел за руль. В этот момент он был убит. Шмид понятия не имел о намерениях человека, который его убил.
Берлах продумал все это и сказал:
- Теперь я хочу закурить еще одну сигару. - Закурив, он продолжал: - Вы правы, Чанц, очень возможно, так и происходило дело между Шмидом и его убийцей, хочу вам верить. Но это все еще не объясняет, что Шмид делал на дороге, из Тванна в Ламлинген.
Чанц напомнил комиссару, что под пальто на Шмиде был фрак.
- Этого я даже не знал, - сказал Берлах.
- А разве вы не видели убитого?
- Нет, я не люблю покойников.
- Но это было указано и в протоколе.
- Протоколы я люблю еще меньше.
Чанц молчал.
Берлах же констатировал:
- Это еще больше осложняет дело. Что делал Шмид во фраке в Тваннбахском ущелье?
- Может быть, это как раз упрощает дело, - ответил Чанц, - в районе Ламбуэна наверняка живет немного людей, устраивающих приемы, на которые нужно являться во фраке.
Он вытащил маленький карманный календарь и пояснил, что это календарь Шмида.
- Я знаю его,-кивнул Берлах,-там нет ничего важного. Чанц возразил:
- Шмид отметил среду, второго ноября, буквой "Г". В этот день около полуночи он был убит, - так считает судебный врач. Еще одним "Г" помечена среда двадцать шестого, затем вторник, восемнадцатого октября.
- "Г" может обозначать все, что угодно, - сказал Берлах, - женское имя или еще что-нибудь.
- Вряд ли это женское имя, - возразил Чанц. - Девушку Шмида звали Анной, а Шмид отличался постоянством.
- О ней мне тоже ничего не известно, - признался Берлах; когда же он увидел, что Чанц удивлен его незнанием, он добавил: - Меня интересует только, кто убийца Шмида, Чанц.
Чанц вежливо ответил:
- Конечно, - потом покачал головой и засмеялся. - Какой вы все же странный человек, комиссар Берлах.
Берлах совершенно серьезно сказал:
- Я большой старый черный кот, который охотно жрет мышей.
Чанц не знал толкам, что на это ответить, и, наконец, заявил:
- В дни, помеченные буквой "Г", Шмид каждый раз надевал фрак и уезжал на своем "мерседесе".
- Откуда вам все это известно?
-- От госпожи Шенлер.
- Так-так, - пробормотал Берлах и замолчал. Потом он сказал: - Да, это факты.
Чанц внимательно посмотрел в лицо Берлаха, закурил сигарету и робко произнес:
- Господин доктор Лутц сказал мне, что у вас есть определенное подозрение.
- Да, оно у меня есть, Чанц.
- Так как я стал вашим заместителем по делу об убийстве Шмида, не лучше ли было бы, чтобы вы сказали мне, на кого падает ваше подозрение, комиссар Берлах?
- Видите ли, - ответил Берлах медленно, так же тщательно взвешивая каждое слово, как это делал Чанц. - Мое подозрение не является криминалистически научным подозрением. У меня нет никаких данных, подтверждающих его. Вы видели сейчас, как мало я знаю. У меня есть только мысль, кого можно было бы заподозрить как убийцу; но тот, кого это касается, должен еще представить доказательства, что это был именно он.
- Как вас понять, комиссар? - спросил Чанц. Берлах улыбнулся:
- Что ж, мне придется подождать, пока обнаружатся косвенные улики, оправдывающие его арест.
- Поскольку я должен работать с вами, мне необходимо знать, против кого направить следствие, - вежливо пояснил Чанц.
- Прежде всего мы должны оставаться объективными. Это касается меня, имеющего подозрение, касается и вас, который в основном поведет следствие. Не знаю, подтвердится ли мое подозрение. Я подожду результатов вашего расследования. Вам надлежит найти убийцу Шмида, невзирая на мои подозрения. Если тот, кого я подозреваю, и есть убийца, вы сами к этому придете, - но, в противоположность мне, безупречным научным путем; если же он не тот, вы найдете настоящего убийцу и не к чему знать имя человека, которого я неправильно подозревал.
Они помолчали некоторое время, потом старик спросил:
- Вы согласны с таким методом работы?
Чанц помедлил, прежде чем ответить:
- Хорошо, я согласен.
- Что вы намерены предпринять, Чанц?
Чанц подошел к окну:
- Сегодняшний день помечен в календаре Шмида буквой "Г". Я хочу поехать в Ламбуэн и посмотреть, что там можно выяснить. Поеду в семь, в то самое время, в какое всегда ездил и Шмид, когда собирался в Тессенберг.
Он снова повернулся и спросил вежливо, но словно шутя:
- Поедете со мной, комиссары - Да, Чанц, я поеду с вами, - ответил тот неожиданно.
- Хорошо, - сказал Чанц в замешательстве, ибо никак не рассчитывал на такой ответ. - В семь.
В дверях он еще раз обернулся:
- Вы ведь тоже были у фрау Шенлер, комиссар Берлах. Вы ничего не нашли там?
Старик ответил не сразу, сперва он запер папку в письменном столе и спрятал ключ.
- Нет, Чанц, - произнес он наконец, -- я ничего не нашел. Вы можете идти.
* * * В семь часов вечера Чанц поехал к Берлаху в Альтенберг, где с тысяча девятьсот тридцать третьего года комиссар жил в доме на берегу Аары. Шел дождь, л быстроходную полицейскую машину занесло при повороте на Нюдекбрюке. Но Чанц ловко управился с ней. По Альбертштрассе он поехал медленно, так как никогда еще не бывало Берлаха; сквозь мокрые стекла он с трудом рассмотрел нужный номер дома. На его неоднократные гудки никто в доме не откликнулся. Чанц вышел из машины и побежал под дождем к дому. В темноте он не нашел звонка и после недолгих колебаний нажал дверную ручку. Дверь была не заперта, и Чанц вошел в прихожую. Он увидел полуоткрытую дверь, из-за которой падал луч света. Он шагнул к двери и постучал, но, не получив ответа, распахнул ее. Перед ним был холл.
Стены были заставлены книгами, на диване лежал Берлах. Комиссар спал, но он был уже готов к поездке к Бильскому озеру - он лежал в зимнем пальто. В руке он держал книгу. Чанц слышал его ровное дыхание и не знал, что делать. Сон старика и это множество книг показались ему жуткими. Он внимательно огляделся. В помещении не было окон, но в каждой стене дверь, ведущая в другие комнаты.
Посередине стоял большой письменный стол. Чанц испугался, когда взглянул на него: на нем лежала большая бронзовая змея.
- Я привез ее из Константинополя, - донесся спокойной -голос с дивана. Берлах поднялся. - Вы видите, Чанц, я уже в пальто. Мы можем идти.
- Простите меня, - ответил ошеломленный Чанц, - вы спали и не слышали, как я вошел. Я не нашел звонка у двери.
- У меня нет звонка. Он мне не нужен, дверь никогда не запирается.
- Даже когда вас нет дома?
- Даже когда меня нет дома. Всегда очень интересно вернуться домой и посмотреть, украдено у тебя что-нибудь или нет.
Чанц засмеялся и взял привезенную из Константинополя змею в руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12