— Хэммонд, больше никого. — Она говорила отрывисто, у нее, как и у меня, перехватило дыхание. — Рат был... уже готов к тому... чтобы... — Она содрогнулась. — Я думала, он убьет меня своим ножом. Мы что-то услышали. Я не знала, кто это или что там. Когда я увидела тебя, я подумала, что он тебя убьет.
Я высвободился из объятий Елены и отошел от кровати. В моей руке снова был револьвер.
— А где те, другие?
— Здесь только Хэммонд. Внизу. Не знаю, где именно. — Она умолкла, потом спросила: — Шелл, что ты собираешься делать?
Я усмехнулся. Кровь стучала у меня в висках и пульсировала в венах.
— Убить его.
Она облизнула губы и уставилась на меня. Она молчала.
Я оставил ее и нашел лестницу, ведущую вниз, во тьму, и стал спускаться по ступенькам, почти не касаясь их, чутко реагируя на все. Потом я очутился в холле. Из-под двери струился свет. Я открыл дверь и тихо вошел в комнату.
У книжного шкафа, справа от меня и спиной ко мне, стоял Артур Хэммонд. Слева от него, в нескольких футах, был полированный письменный стол. На нем лежал тупорылый револьвер, неуместный и уродливый на фоне блестящего дерева. Он был без пиджака, и я заметил ремешок кобуры, которую он все еще не снял с себя. Очевидно, дома он чувствовал себя в безопасности. Он не слышал, как я вошел.
Я направил револьвер ему в спину, положив палец на курок.
— Хэммонд, — сказал я вполголоса.
Он обернулся, заложив пальцем то место в книге, которое он читал.
— Что?
Он заморгал, уставившись на меня непонимающим взглядом. Казалось, прошла вечность. И вдруг лицо его обмякло, челюсть отвисла, щеки опустились, и он задрожал.
— Нет, нет, — произнес он срывающимся голосом. — Подождите. Пожалуйста, подождите. — Я едва расслышал его слова.
— Пора, Хэммонд, — сказал я. — За убийство Пита Рамиреса. За множество других вещей, которые вы совершили.
— Я не убивал его. Не убивал. — Он повторил это несколько раз, не в силах отвести глаза от дула наставленного на него револьвера. Я знал, что нажми я чуть посильнее — и пуля вонзится в жирное, дрожащее тело Хэммонда. Он тоже знал это. Он повторял одни и те же слова, как будто боялся, что как только он умолкнет, пуля разорвет его сердце или мозг. — Я не убивал его. Это был только наркотик. В резинке. Я не мог убить его. Пожалуйста. Это Рат, это он подсыпал наркотик, сунул резинку ему в карман после того, как ударил его. Мы не хотели его смерти, хотели только, чтобы он проиграл. Мне нужно было, чтобы он проиграл.
— Но это убило его, Хэммонд, с такой же неизбежностью, как если бы вы его застрелили. Он мог бы умереть, даже если бы не упал.
Впервые я говорил так долго, и это как будто разрушило то почти гипнотическое состояние, в которое он впал. Он протянул руку и бочком двинулся к столу.
Остановившись, он ущипнул себя за щеку, не сознавая этого жеста.
— Отпустите меня, Скотт, — сказал он.
— Нет.
— Я ни в чем не виноват. Вы правы насчет скачек, но я не хотел убивать Рамиреса. Мне нужно было выиграть. Я уже телеграфировал имя победителя в Лос-Анджелес. Мне нужно было, чтобы Лэдкин пришел первым, иначе меня бы убили. — Он снова слегка подвинулся к столу. Теперь его тело заслоняло от меня лежащий на столе пистолет, но руки он по-прежнему держал перед собой.
— Кому вы телеграфировали в Лос-Анджелес, Хэммонд?
Он торопливо назвал несколько имен. Мне они ничего не говорили, но для Куки Мартина они могли означать многое. Потом он сказал:
— Я озолочу вас, Скотт, только отпустите меня. Мы назначаем победителя, а ставим на других лошадей. Кто-то играет здесь, кто-то в Штатах, и они принимают наши пари. На этом можно делать миллионы. Я озолочу вас, Скотт. — Его правая рука легла на край стола.
— Как же вы назначаете победителя?
Про себя я подумал: «Еще немного, и он попытается схватить свой пистолет».
— Узнаем от друзей, когда какая-нибудь лошадь готова для скачек. А жокеев мы... мы покупаем двух-трех. Рамирес был просто... ошибкой, Скотт... Нашим прорывом. — К нему постепенно возвращалась уверенность. — Послушайте, Скотт, — сказал он, — будьте благоразумны. Вы можете отдать меня в руки полиции, но они не станут держать меня. Вы знаете Вальдеса? Он покроет меня и отведет любые подозрения. Да и где доказательства? Их нет. Вы не сможете выиграть, Скотт. А я заплачу вам сто тысяч долларов.
— Этого недостаточно.
Сейчас я не видел его крадущейся руки, но знал, что она уже добралась до пистолета. Сейчас он сделает свою попытку. Я знал также, что он говорит правду. Не смог бы это доказать. Во всяком случае в Мехико. Вальдес выручил бы его из любого положения, в какое бы я его ни поставил.
— Я дам вам больше, все, что вы захотите.
— Этого недостаточно.
Он кусал губы.
— Вы дурак, Скотт. Каждый имеет свою цену. На вас тоже есть цена. Я знаю. — Голос его звучал все громче и пронзительнее. — Вы тупы, тупы. Я же заплачу вам. Вы...
Это был глупый поступок, но он его совершил. Внезапно он присел на пол, и я никогда не видел такого испуганного лица, как у него в этот миг, но он вздернул вверх пистолет и выстрелил прежде, чем успел в меня прицелиться. Конечно, за этим выстрелом последовал бы второй и третий, но я нажал на курок, и мой кольт грохнул и выплюнул пламя в живот Хэммонду. Он рванулся, пораженный пулей, и тогда я еще раз выстрелил, и увидел, что на груди его, там, где сердце, появилась маленькая дырочка.
Он отпрянул и повис на столе. Он все еще сжимал пистолет, и я не мог рисковать. Я выстрелил ему в голову. Да, то, что сделал Хэммонд, было чертовски глупо, но это вынудило меня спустить курок. Я должен был защищаться. Черт возьми, он собирался убить меня.
Он больше не шевелился. И никогда больше не шевельнется. Я не мог не согласиться с тем, что Хэммонд был прав: как и всякий другой, я имел свою цену, он только что ее оплатил. Я подумал также, что Вальдесу пришлось бы попотеть, чтобы вызволить Хзммонда из этих неприятностей.
Оставалось еще несколько хвостов, включая Келли и другого верзилу, но с ними можно подождать. Я оставил Хэммонда на полу и вышел из комнаты. Больше всего мне хотелось убраться отсюда до того, как явится кто-нибудь из этих мальчиков. Я быстро вбежал по лестнице на второй этаж.
Когда я открыл дверь, Елена все еще лежала на кровати, крепко прижимая руки к глазам. Я закрыл дверь. Она медленно отняла руки и взглянула на меня. Она долго смотрела на меня, и страх постепенно уходил из ее взгляда. Когда она заговорила, голос ее звучал хрипло:
— Я чуть не пропала, Шелл. Просто с ума сходила. Эти выстрелы... я думала, может в тебя. Я хотела, чтобы ты вернулся ко мне.
Она прикусила губу и слегка пошевелилась.
— Накинь что-нибудь, — сказал я, — и быстро. Мы должны поскорее убраться отсюда.
Я все еще был взвинчен, кровь все еще пульсировала в жилах и гудела в голове. Она выхватила из шкафа плащ — мужской непромокаемый плащ — и с содроганием надела его и бросила последний взгляд на Рата, лежащего на полу.
— Пошли, — сказала она, отворачиваясь. — Бежим отсюда, Шелл...
* * *
Позже на ней все еще был этот плащ, но черта с два он ее закрывал. Он распахивался на груди и расходился треугольником мимо туго стянутой поясом талии. Она сидела на диване в своей квартире, а я сидел рядом и удивлялся, что за странные чудо-плащи производят в наши дни.
Действие наркотика прекратилось, да и на кой черт оно теперь нужно? Я наклонился к Елене, притянув ее к себе крепче. Она провела рукой по пластырю у меня на груди.
Ее лицо было на дюйм от моего, когда, прикрыв глаза отяжелевшими веками, она тихо и страстно сказала:
— Тебе больно, но я буду очень осторожна, мой Шелл. Вот увидишь.
Я прижал ее к себе, поцеловал уголки ее губ, щеки и, приподняв губы к ее уху, прошептал:
— Елена, лапушка, забудь об осторожности.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27