— Ладно, не стойте там, мистер Холман. Входите и выпейте чего-нибудь. Никто не посмеет сказать, что я негос.., негостеприимен!
Повернувшись, он пошел в маленькую гостиную, воздух в которой был так насыщен парами марихуаны, что его можно было резать ломтями тупым ножом.
— Вон там. — Махнув рукой в направлении бара, он рухнул в ближайшее кресло. — Угощайтесь, мистер Колман.
Я приготовил себе бурбон со льдом, повернулся и посмотрел на хозяина дома. Его глаза почти закрылись, и я решил, что напрасно проделал весь этот путь в Санта-Байю.
— Я уже говорил Керку, — пробормотал он. — Аманда всегда была ведьмой, так чего волноваться из-за каких-то фотографий?
— Когда вы узнали, что она ведьма? — спросил я. — Во время своего турне, которое ваша шестерка проделала от одного побережья до другого?
— Три ведьмы и три колдуна! — хихикнул он. — Дьявольская комбинация, как вы считаете, мистер Толман?
— Да, — согласился я, потому что, черт возьми, как иначе можно ответить на подобный вопрос.
— Все в этом доме, прямо здесь. — Он снова хихикнул. — Все время это чертово мумбо-юмбо, но, может быть, спустя какое-то время ты настраиваешься на другую волну и — щелк — отключаешься. И тогда ты можешь обеими руками прикоснуться ко времени, — тут он вытянул руки перед собой и медленно сжал пальцы, — и подчинить его себе. Во всяком случае, немного погодя тебе становится ровным счетом наплевать на то, чем занимаются другие. Это как жестокое кино, но все равно кино. Когда становится по-настоящему плохо, ты просто его выключаешь. Отстраняешься, понимаете?
— Понимаю, — сказал я, улыбаясь, чтобы продемонстрировать свое дружелюбие.
— Знаете, мы были действительно странной компанией.
— Могу себе представить, — сказал я. — Я пока что не встречался с Амандой, но остальные действительно не от мира сего!
— А как они внезапно бросили меня, все одновременно, — продолжил он. — Я не знал, плакать или смеяться.
— Что же произошло? — спросил я чисто из вежливости.
— Найдете Аманду, спросите у нее. — Он искоса многозначительно посмотрел на меня. — Она та ведьма, которую вы разыскиваете, верно, мистер Холман?
— Верно, — признался я и сделал пару глотков из своего стакана. — Я слышал, Пит Кронин как будто художник?
— Вот именно — как будто. — Он громко зевнул. — Как это получается, что вы говорите, не раскрывая рта?
— Я чревовещатель! — огрызнулся я. — Разве вы не знаете, что вы моя кукла?
— Конечно, я все время знал об этом, — сказал он. — Вы думаете, я тупица или что-то в этом роде? — Его глаза совсем закрылись. — Тем вечером они все считали меня тупицей, но они сами были настолько тупы, что не понимали, на что способно течение.
— Течение? — пробормотал я.
— Аманда сказала, что никогда не знала об этом раньше, но, возможно, она лгала, как и все остальные, потому что все они отъявленные лгуны, — сонно произнес он. — Возможно, лгала, а возможно, и нет, но я-то знал! — Он снова удовлетворенно хихикнул. — Я об этом так и сказал после всего. Просто присматривайте за старым надежным Эдом Конциусом, и тогда мир сам присмотрит за собой.
Я с отчаянием подумал, что все это похоже на безумную игру в шарады, когда нужно угадать верное слово после пятиминутной болтовни.
— После всего? — попытался я отгадать.
— После всего. — Он опять широко зевнул. — Когда дело сделано, и все такое. Я был единственный, кто знал, понимаете?
— Знал? — откликнулся я.
— Знал? — Он вдруг открыл глаза и тусклым взглядом посмотрел на меня. — Что знал? — Мускулы его рта напряглись." — А кто, черт возьми, вы такой?
— Рик Холман, помните?
— Не знаю никакого Холмана! Убирайтесь отсюда, пока я не вызвал полицию! — Его глаза закрылись, и он рухнул в кресло, как будто кто-то повернул выключатель. А может быть, и в самом деле повернул, отчаявшись, подумал я.
Допив виски, я закрыл за собой входную дверь и направился к машине.
— Ровным счетом ничего! — С горечью сообщил я, усевшись на переднее сиденье. — Этот Конциус не просто витает в облаках, он уже вышел на космическую орбиту!
Ответа не последовало. Я присмотрелся и понял, что оказался в дураках, ожидая ответа от норкового пальто. Так куда же подевалась Мери Пилгрим? Может быть, зов природы, и она из чисто женской застенчивости уединилась за ближайшей песчаной дюной?
Я снова вылез из машины и пошел на пляж. Ночь выдалась безлунной, на небе только мерцали звезды, и океан выглядел черным и зловещим. Не успел я сделать и дюжины шагов, как в мои туфли забился песок, и я тихо выругался. Я прошел около двадцати ярдов в одну сторону, позвал ее по имени, потом прошел в другую и повторил процедуру. С таким же успехом я мог остаться в машине. В конце концов, с полными туфлями песка я вернулся к дому и позвонил в дверь. Прошло немало времени, прежде чем дверь приоткрылась на пару дюймов и Эд Конциус уставился на меня отсутствующим взором.
— Похоже, я где-то разминулся с одной женщиной, — закинул я удочку.
— Послушай, забулдыга! — прохрипел он. — Ты что, черт возьми, воображаешь, что здесь какой-нибудь дурацкий мотель? Ты уже третий за сегодняшний вечер, кто ищет Аманду Малвени, и, как я уже сообщил тем двум типам, я ее уже давно не видел. И уж точно не видел ее сегодня вечером!
— Аманда Малвени здесь ни при чем, — с отчаянием в голосе сказал я. — Я ищу Мери Пилгрим. Она сказала, что будет ждать в машине, но там ее нет.
— Ты еще больший псих, чем тот парень Колман, — решительно заявил он. — Тот, по крайней мере, знал имя девушки.
— Послушайте! — окончательно рассердился я. — Меня по-прежнему зовут Холман! Но сейчас я ищу Мери, а не Аманду. Вы понимаете?
— Нет, — бурно отреагировал он.
— Всего пять минут назад Мери Пилгрим сидела в машине.
— Нет, — с еще большей страстью произнес он. — Не надо!
Слишком поздно я понял, что он обращается не ко мне, а к кому-то, кто стоит у меня за спиной. В следующее мгновение что-то твердое обрушилось на мою голову, и лицо Конциуса исчезло в россыпи огней. И меня окутала полнейшая тьма.
Самый худший вид кошмара — это когда оказываешься совершенно беспомощным. Я не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, а когда попытался закричать, из горла у меня вырвался только придушенный хрип. Внутренний голос говорил мне, что я никак не могу повлиять на происходящее, поэтому у меня нет иного выбора, кроме как оставаться зрителем.
Комната, если это была комната, не имела размеров, потому что мерцающее пламя было недостаточно сильным, чтобы осветить темные углы. Мой взгляд был прикован к слабому танцующему свету, и я увидел, что его отбрасывают две длинные черные свечи, от которых также исходил запах чего-то, похожего на ладан. Непосредственно перед этими свечами стоял низкий длинный стол, покрытый дорогим черным бархатом, а на нем во всю его длину было распростерто человеческое тело.
Это была красивая обнаженная женщина. Ее ноги были широко раздвинуты, так что обхватывали узкий стол. Позиция была одновременно непристойной и уязвимой, что еще сильней подчеркивалось раскрытым розовым влагалищем. Голова ее свешивалась с края стола, и лицо было скрыто под длинными светлыми волосами. По ее неподвижной позе я догадался, что она, должно быть, без сознания. Ее обнаженные груди поднимались и опускались в такт дыханию, так что я понял, что она жива.
Кошмар становился все ужаснее. В мерцающем свете свечей медленно возникли фантастические нереальные фигуры. На всех были широкие балахоны, выглядевшие так, будто были сшиты из шкур животных. Эти балахоны были такие длинные, что целиком скрывали фигуры. На том, что стоял лицом ко мне, была маска шакала, на втором — маска кабана, а на третьем — маска козла, дополнявшаяся парой больших закрученных рогов. Они то появлялись на свету, то исчезали в тени. Все это происходило в каком-то рваном ритме, и поэтому невозможно было их сосчитать. Потом, сцепив руки, они стали танцевать спина к спине, как будто грубо пародировали старый английский сельский танец.
Едкий дым становился все гуще, и все труднее становилось различать фигуры. У меня отяжелели веки, и я должен был яростно моргать, чтобы не закрывались глаза.
— Время пришло! — раздался голос из-под маски козла. В этих искаженных звуках было что-то нечеловеческое, что делало голос не похожим ни на мужской, ни на женский.
— Время пришло, — согласились остальные.
— Шабаш собрался?
— Шабаш собрался.
— Жертвоприношение свершилось? — Фигура в маске козла встала позади стола, а остальные, похоже, опустились на колени, произнося хором:
— Жертвоприношение свершилось.
Тогда тот, кто носил маску шакала, поднялся и направился к низкому длинному столу, неся в руках серебряный кубок, который передал тому, кто носил маску козла.
Козел какое-то мгновение неподвижно держал кубок в руках, а затем медленно поднял его высоко в воздух.
— Все те, кто отведает крови, — вещал нечеловеческий голос из-под маски, — навсегда объединятся с козлом и насладятся его властью над темными силами. Да будет так! Именем Вельзевула и его преданных слуг, Асмодея и Абрасакса!
Одна рука внезапно нырнула в кубок и вновь появилась на свет мокрой и блестящей, с пальцев стекала красновато-коричневая жидкость.
— Как я смазываю живой алтарь, так и вы должны смазать свои тела кровью!
Пальцы руки, с которой по-прежнему стекала эта красная жидкость, нарисовали около каждого соска полных грудей женщины по окружности, затем вокруг пупка, спустились к раздвинутым ногам, обрисовали треугольный холмик, любовно погладили влажные губы влагалища и проникли внутрь.
Я смотрел, как остальные поднимаются и подходят к живому алтарю и серебряному кубку.
— Стоп! — Тот, кто был в маске козла, вдруг показал на меня. — Сначала надо закрыть глаза неверующему. Не подобает ему видеть наш священный и самый сокровенный ритуал.
Одна из фигур медленно повернулась и направилась ко мне. Кабанья маска все увеличивалась и увеличивалась в моих глазах, пока не закрыла собой все остальное. Затем на мое лицо набросили вонючую тряпку, и я какое-то время беспомощно задыхался под воздействием тошнотворно-сладких паров, а потом во второй раз провалился в кромешную тьму.
Глава 5
Я почувствовал, как к горлу подкатывает комок, но благодаря какому-то врожденному рефлексу оказался в ванной вовремя. Потом я подержал голову под холодной водой, пока не почувствовал, что, если повезет, я сохраню на плечах свою голову; затем не спеша, поскольку у меня слегка подкашивались ноги, вернулся в гостиную. Проклятье! У меня не только ноги, я сам весь подкашивался.
Воздух в гостиной был спертым и густо насыщен парами ладана. Обе потухшие свечи застыли черными восковыми столбиками. Открыв входную дверь, я вышел на крыльцо и глубоко вздохнул. Воздух был чист и свеж. Первые лучи рассвета уже золотили небо, и утренний бриз холодил кожу. Мне было приятно, и мой мозг потихоньку начал снова функционировать. Ночной кошмар был гораздо ближе к реальности, чем положено быть любому кошмару. Я взглянул на свои руки и увидел красные рубцы в тех местах, где они были связаны. У меня болели лодыжки, а губы онемели от соприкосновения с душным кляпом.
Вернувшись в дом, я раздернул на окнах шторы и распахнул их настежь. Затем обыскал дом и обнаружил в спальне Мери Пилгрим. Покрытая «гусиной кожей», которая еще более подчеркивала ее наготу, она лежала ничком на кровати и мирно спала. Полюбовавшись ее гладкими, великолепно вылепленными ягодицами, слегка приоткрывавшими вход в розовую расселину, я отошел к машине, забрал оттуда ее пальто и укрыл ее. Не имело смысла ее будить, потому что меньше всего я нуждался в компании. Поэтому отыскал дорогу на кухню и приготовил кофе.
На середине второй чашки в дверях появилось осунувшееся лицо, увенчанное копной спутанных светлых волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17