Сигара неподвижно замерла в воздухе.
— Другой клиент? — хрипло произнес Вагнер. — Кто же заплатил вам гонорар?
— Полагаю, вы его знаете очень хорошо. Несколько минут назад вы даже упомянули его имя: Карл Лаймер, один из двух основных акционеров, которые совсем недавно причинили вам серьезные неприятности.
Я посмотрел на него последний раз уже с порога. Сигара все еще оставалась поднятой вверх, сам же Вагнер уставился в какую-то точку на противоположной стене. Его физиономия вспотела сильнее, чем обычно. Возможно, но в этом я не был абсолютно уверен, его сигара погасла.
— Все дело в том, — медленно заговорил я, — что, если босс, контролирующий такую огромную организацию, как эта, настолько обеспокоен, что настаивает на включении в любой контракт напечатанного петитом очень длинного параграфа о моральном облике данного человека, значит, он должен быть хорошо осведомлен о происходящем: что некоторых его работников шантажировали, потому что утечка конфиденциальной информации происходила в его собственном заведении. Человек достаточно сообразительный непременно станет подозревать решительно всех, в том числе собственного секретаря. Если только (прошу простить за вульгарное выражение) он не спит с ней регулярно и не имеет возможности сам поживиться за счет ее дополнительной деятельности.
Я немного подождал, но Вагнер молчал.
— К примеру, — продолжил я. — Он увидел поразительную возможность надуть своих акционеров на двести тысяч долларов, и ему потребовались услуги человека, который мог приобрести свободно реализуемые боны. (Их нельзя проследить, а если спрятать до времени, тогда можно будет без риска обменять на наличные.) Кого-то вроде партнера его личного секретаря по шантажу, к примеру? За это имело смысл даже поделить деньги пополам при завершении дела. Вы все равно имели по сто тысяч долларов на человека, верно?
Я немного подождал, но по его виду нельзя было сказать, что он слушает меня.
— Вот почему я не думаю, что вы хотя бы на мгновение предполагали, что я действую заодно с Уэстэрвеем, — продолжил я, — вы считали, что я заодно с Патриком и что я убил Глэдис Пирсон, все это было составными частями отвратительного плана лишить вас ваших ста тысяч. Именно это меня больше всего возмущало. Вы допускали, что я мог действовать заодно с таким мерзким шантажистом, как Патрик.
Он продолжал сидеть совершенно неподвижно, уподобясь огромному каменному идолу. И тут мне пришло в голову, что необходимо предпринять еще одну попытку вызвать какую-то человеческую реакцию у этого мерзавца.
— Эй, мистер Вагнер! — резко крикнул я. — А ваша сигара полностью сгорела!
* * *
Было около семи часов вечера. Когда мне, убежденному холостяку, ничто не улыбалось, кроме унылого обеда в обществе телевизора, так что я невольно стал чувствовать себя настоящим изгоем, которому лишь понаслышке известно, что кругом кипит жизнь и творятся важные дела.., бесконечные вереницы привлекательных и весьма покладистых молодых особ направляют свои шаги в интимные уголки баров, скудно освещенные холостяцкие квартиры или фойе роскошных ресторанов с твердым намерением осчастливить разных холостяков, которые, если говорить откровенно, по всем статьям не идут ни в какое сравнение с одиноким парнем, которому улыбается лишь обед в обществе телевизора.
Я приготовил себе новый бокал, подумал и добавил к нему второй, поставил их рядышком на стойке бара и задумался: если возможно выкурить одновременно две сигареты, кто мне помешает осушить сразу два бокала?
Через секунду я получил ответ — продолжительный звонок в дверь.
Я отворил дверь и растерянно заморгал глазами, но она не исчезла. Она выглядела как плод самого необузданного воображения утратившего надежду холостяка. Потрясающая, сказочная фигура, головка, увенчанная коротко остриженными светлыми волосами.
— Привет, мистер Холман, — мило зашепелявила она, одновременно награждая меня лучезарной улыбкой, — меня прислал мистер Хофман.
После этого она бесцеремонно прошла мимо меня в квартиру, умопомрачительно покачивая округлостями под белой шелковой блузкой спереди и под узкой синей юбкой сзади. Один вид их сразу же прогнал все мои унылые мысли.
Я прошел следом за ней в гостиную в каком-то полусне и встал в дверях, восхищенно любуясь ее улыбкой.
— Мистер Хофман говорит, что он бесконечно благодарен вам за те сведения, которые вы сообщили ему для мистера Карла Лаймера. Он что-то велел мне передать, но... — Она растерянно нахмурилась. — Боже, забыла... Мистер Хофман болтал без умолку весь день, потому что вроде бы теперь на студии будет командовать мистер Лаймер, а мистеру Вагнеру впору будет защищаться от обвинения в криминальном заговоре... Да вы и сами знаете, я не совсем разобралась, что там стряслось. Мистер Лаймер говорит, что он намерен проследить за тем, чтобы все клиенты мистера Хофмана отныне и впредь как-то особо обслуживались. Обстановка наибольшего благоприятствования, вроде бы так?
— Приятно слышать, — пробормотал я. — Рад за Фредди.
— Поэтому мистер Хофман сказал, что хочет сделать вам приятный подарок... — Она снова улыбнулась, у нее сверкнули белые зубы, и это почему-то мне напоминало барракуду. — Поэтому я сказала ему. — Она глубоко вздохнула, раздался щелчок: это с треском оторвалась верхняя пуговка от ее блузки, не выдержав мощного напора груди. — Я сказала: почему бы не меня?
— Ха?
— Точно так же отреагировал мистер Хофман! — взвизгнула она от восторга. — Мне пришлось ему объяснить, что мне хочется с нашей первой встречи с вами свести вас с ума от эротического желания, так что, если он сейчас преподнесет меня вам в качестве подарка, вам будет неловко отказаться, верно?
— Полагаю, что так! — растерянно пробормотал я.
— Меня зовут Дороти. Дороти Прентис, — сообщила она.
— Помню. — Я медленно кивнул. — А ваши друзья зовут вас Дотти, и это вам подходит.
— А вы Рик!
— Да, Рик.
— Значит, нам теперь можно покончить с формальностями. Я пойду сяду на кушетке, а вы приготовите выпивку. Хорошо бы коктейль из виски и мятного ликера со льдом в высоком бокале, пожалуйста?
Я отправился к бару, и в это мгновение что-то случилось со светом, все лампы погасли” исключая торшер возле кушетки. В полумраке у меня ушло гораздо больше времени, чем обычно, на приготовление напитков, но в конце концов я справился с задачей. Взяв в руки два бокала, я медленно поплыл через всю комнату к одинокому огоньку, светящемуся в гавани.
Какая гавань! Нечто фантастическое!
Может быть, она устала или просто любила отдыхать, но только она растянулась во весь рост на кушетке, подложив руки себе под голову, и призывно улыбалась. Может быть, перестал работать кондиционер — во всяком случае, ей стало жарко. Настолько, что она уже сняла и блузку, и юбку. Я не был вполне уверен в отношении бюстгальтера, может быть, она вообще таковой не носила? В результате на кушетке лежало нечто розово-кремовое, разделенное черной кружевной полосочкой трусиков, которые правильнее было бы называть “пояском стыдливости”.
Она взяла у меня из рук высокий бокал и поставила его на впадинку между своими двумя потрясающими холмами.
— Скажите мне, Рик!..
Она часто-часто захлопала ресницами. Откровенно признаться, я не вполне понял цель этого маневра.
— Я уже наполовину свела вас с ума от эротического желания?
— Не наполовину, милая! — прохрипел я. — А полностью!
— Это замечательно! — Она самодовольно улыбнулась. — Но прежде чем мы что-то начнем, я хочу, чтобы вы обещали мне одну вещь!
— Какую?
— Я должна вернуться к себе на квартиру точно к восьми часам утра в понедельник! — заявила она не терпящим возражений голосом.
— Дорогая, — задыхаясь от счастья, пробормотал я. — Сегодня пятница, торжественно обещаю вам доставить вас домой утром в понедельник ровно в восемь часов!
— Пятница? — Она посмотрела на меня и печально вздохнула. — Проклятье! Какая жалость, Рик!
— О чем вы сожалеете?
— Понимаете, я была уверена, что сегодня четверг!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18