Она ловко работала руками и быстро сумела снискать уважение лучших мастериц. Эти работы позволили ей забыть о Трое, о Менеласе и неотвратимом возвращении вплоть до того вечера, когда переносной трон Туйи появился на пороге гарема.
Елена метнулась в свои покои и бросилась на кровать вся в слезах; присутствие великой царской супруги означало конец ее счастливых дней, которые никогда уже больше к ней не вернутся. Она пожалела, что ей недостало мужества покончить с собой.
Нефертари очень ласково попросила ее следовать за ней.
— Царица желает видеть вас.
— Я никуда отсюда не пойду.
— Туйа не любит ждать.
Елена покорилась. В который раз она опять оказывалась сама себе не хозяйка.
Сноровка египетских плотников удивила Менеласа. Слухи о том, что египетские корабли могли находиться в плавании целыми месяцами, казалось, были обоснованны, поскольку судостроительные верфи Мемфиса восстановили и укрепили греческие корабли в невероятно короткие сроки. Царь Лакедемона видел огромные баржи, способные выдержать целый обелиск, быстроходные парусники и военные укрепления, которые он не пожелал бы брать приступом. Сила египетского устрашения была не пустым звуком.
Он постарался отогнать эти мрачные мысли, радуясь, что, наконец, можно готовиться к возвращению. Эта остановка в Египте позволила ему восстановить силы; его солдат хорошо выхаживали и кормили, экипажи были готовы к отплытию.
Победным шагом Менелас направился во дворец великой царской супруги, где остановилась Елена после своего возвращения из гарема Мер-Ура. Нефертари встретила его и провела к супруге.
Одеяние Елены, на которой по египетской моде было длинное платье из льна на завязках, показалось ему почти непристойным; к счастью, никакой другой Парис не собирался выкрасть ее! Нравы фараонов запрещали подобные действия, тем более что женщины здесь явно были гораздо независимее, чем в Греции. Они не сидели в заточении в гинекее, могли свободно передвигаться, не пряча лицо, противостояли мужчинам и даже могли занимать высокие посты — странные и прискорбные обычаи, которые Менелас ни за что не хотел бы занести на свою землю.
При приближении своего мужа Елена позволила себе не встать и осталась сидеть, увлеченная своим занятием за ткацким станком.
— Это я, Елена.
— Я вижу.
— Разве ты не должна была меня приветствовать?
— С какой стати?
— Но… я твой муж и хозяин!
— Единственный хозяин здесь — это фараон.
— Мы отправляемся в Лакедемон.
— Я еще не закончила свою работу.
— Поднимайся и следуй за мной.
— Ты поедешь один, Менелас.
Царь кинулся на свою жену и попытался схватить ее за запястье. Кинжал, внезапно появившийся у нее в руке, заставил его отступить.
— Не приближайся, иначе я позову на помощь; в Египте насилие карается смертью.
— Но… ты моя жена, ты принадлежишь мне!
— Царица Туйа доверила мне управление ткацкой мастерской; это счастье, которого, как мне кажется, я достойна. Я буду делать платья для придворных дам, а когда мне это наскучит, мы поедем. Если ты слишком торопишься, езжай, я тебя не держу.
Менелас изломал два меча и три копья о мельничный жернов булочника. Его ярость напугала слуг; не появись вовремя Шенар, полиция забрала бы буяна. Старший сын фараона предусмотрительно держался на расстоянии, пока гнев воинственного грека не утих; когда, наконец, тот утомился рубить и колоть, Шенар принес ему кружку крепкого пива.
Царь Лакедемона жадно выпил все до капли и уселся на мельничный жернов.
— Эта стерва… Что она еще выдумала?
— Я понимаю ваш гнев, но все это бесполезно. Елена свободна в своем выборе.
— Свободна, свободна! Цивилизация, которая предоставляет столько свободы женщинам, должна быть уничтожена!
— Вы останетесь в Мемфисе?
— А разве у меня есть выбор? Если я вернусь в Лакедемон без Елены, меня поднимут на смех; мой народ станет презирать меня, а какой-нибудь из моих офицеров перережет мне горло, пока я буду спать. Мне нужна эта женщина!
— Дело, которое доверила ей Туйа, не просто предлог; царица высоко ценит мастерство вашей супруги.
Менелас ударил кулаком по жернову.
— Будь проклята эта Елена!
— Криком здесь не поможешь. Теперь у нас общие интересы.
Грек внимательно прислушался.
— Если я стану фараоном, я отдам вам Елену.
— Что я должен делать?
— Помочь мне убрать с дороги Рамзеса.
— Сети может прожить до ста лет!
— Девять лет царствования измотали моего отца; отдавая себя без остатка Египту, он растрачивает драгоценные силы. И вам еще раз повторяю, что нам понадобится время; когда будет объявлено о том, что трон опустел на время траура, нам придется действовать умело и быстро. Подобная стратегия должна быть тщательно разработана.
Убитый этим известием, Менелас весь сгорбился.
— Сколько еще надо будет ждать?
— Нам повезет, поверьте; но нам еще предстоит исполнить несколько щекотливых дел.
Опираясь на руку Рамзеса, Гомер отправился осматривать свое новое жилище, особняк в двести квадратных метров, окруженный садом и находящийся в трехстах метрах от одного из крыльев дворца, предназначенного для регента. Повар, горничная и садовник составляли всю прислугу поэта, который потребовал прежде всего большой запас сосудов с оливковым маслом, анисом и кориандром для придания особого вкуса его вину: он предпочитал особенно хмельное.
Из-за своего плохого зрения Гомеру приходилось склоняться перед каждым кустом, каждым цветком; их разнообразие почему-то не радовало его. Рамзес даже стал опасаться, как бы это недавно выстроенное жилище не показалось ему недостойным. Внезапно поэт загорелся.
— Ну, наконец-то, лимонное дерево! Если рядом нет лимонного дерева, невозможно слагать прекрасные стихи; это вершина творения. Стул, скорее.
Рамзес принес ему табурет на трех ножках. Казалось, это было как раз то, что нужно Гомеру.
— Пусть мне принесут сухие листья шалфея.
— Зачем? Вы нездоровы?
— Потом увидите. Что вы знаете о Троянской войне?
— Что она была долгой и унесла много жертв.
— Да, не слишком поэтический итог! Я сочиню длинную поэму, которая поведает о подвигах Ахилла и Гектора, и назову ее «Илиада». Мои песни переживут века и не потускнеют в памяти человеческой.
Регент рассудил, что Гомер несколько претенциозен, но ему понравился запал поэта.
Черно-белый кот вышел из дома, приблизился к ним и остановился в каком-нибудь метре от поэта; немного подождав, он запрыгнул на колени к Гомеру и стал мурлыкать.
— Кот, лимонное дерево и душистое вино! Я не ошибся. «Илиада» будет шедевром.
Шенар мог гордиться Менеласом: греческий герой, стойко сопротивляясь судьбе, согласился играть на его стороне. Чтобы снискать себе милость царя и касты жрецов, он подарил храму Гурнаха, посвященному фараону, греческие амфоры, украшенные круговыми желтыми росписями и венками из бутонов лотоса в нижней части. Эти великолепные предметы искусства были помещены в сокровищницу храма.
Греческие матросы и солдаты, зная, что их пребывание здесь может затянуться и очень надолго, расположились в окрестностях Мемфиса и стали торговать, обменивая мази, духи, предметы из золота и серебра на продукты питания. Администрация позволила им открыть небольшие лавочки и мастерские, где они могли бы совершенствовать свое умение.
Офицеры и выдающиеся представители рядового состава были приняты в египетскую армию; им предстояло выполнять хозяйственные работы, такие как содержание каналов или восстановление пирсов. Многие собирались жениться, нарожать детей и обзавестись своим домом; так, понемногу, они влились бы в египетское общество. Ни Сети, ни Рамзеса не беспокоило их присутствие: новый «троянский конь», гораздо более проворный, чем первый, только что проник в благословенную страну.
Менеласу опять удалось повидать Елену, на этот раз в присутствии царицы Туйи, и теперь он вел себя уважительно, как и подобает относиться к супруге. С этого момента он обещал, что не будет сам тревожить ее, и предоставил ей возможность приходить к нему, если она пожелает. И хотя Елена не поверила в искренность его слов, она заметила, что Менелас, как зверь, попавший в сети, перестал вырываться.
Царь Лакедемона предпринял и другой, еще более деликатный ход — смягчить озлобление Рамзеса. Встреча носила официальный характер и обошлась без каких-либо выпадов с той и с другой стороны. Почетный гость, Менелас старался подчиняться требованиям двора и прилагал все усилия, чтобы поддерживать хорошие отношения с регентом. Таким образом, несмотря на холодность Рамзеса, риска открытого конфликта удалось избежать. Шенар и его греческий союзник спокойно плели свою паутину.
Аша, с ухоженным лицом, безупречно подстриженными усиками, аккуратным маникюром, взглядом, светящимся умом, не спеша наслаждался хорошим пивом, которое ему только что принесли в его каюту на борту корабля Шенара. Согласно их договору, встречи эти должны были храниться в тайне.
Старший сын царя рассказал о прибытии Менеласа и Елены, но, не слишком доверяя юному дипломату, не стал открывать своих планов.
— Как развивается ситуация в Азии?
— Дело все больше и больше усложняется; маленькие княжества без конца ссорятся между собой, каждый королек мечтает о целой федерации при условии, что он будет стоять во главе объединения. Эта раздробленность нам на руку, но она долго не продлится. В отличие от моих коллег, я убежден, что хетты знают, как обращаться с чужими амбициями и недовольством, и скоро они всех соберут под свои знамена. С этого дня Египет окажется в большой опасности.
— И как скоро это должно произойти?
— Несколько лет — переговоры, увещевания…
— Фараон будет в курсе дел?
— Не совсем. Наши послы — люди прошлого, неспособные правильно распознать грядущее.
— Ваше положение позволяет вам иметь доступ к необходимой информации?
— Пока нет, но у меня уже завязались крепкие отношения с тайным советником. Мы встречаемся вне рамок официальных приемов, и я пользуюсь определенным доверием у этого высокопоставленного лица.
— Министр иностранных дел, Меба, в последнее время очень сблизился со мной, мы почти друзья. Если наше сотрудничество продолжится, я похлопочу насчет вас, чтобы вы поскорее получили повышение.
— Ваша репутация в Азии нисколько не пострадала. Рамзеса там никто не знает.
— Как только случится что-нибудь важное, предупредите меня.
45
В этот, десятый год своего правления, Сети решил, что Рамзесу пора сделать решительный шаг на пути к власти; и хотя юноше было всего восемнадцать, регент был бы не в состоянии править, не будучи посвящен в тайны Осириса. Фараон предпочел бы выждать, увидеть, как сын становится зрелым человеком, однако судьба, возможно, не предоставит правителю так много времени. Поэтому, несмотря на риск, который подразумевал данный шаг для душевного равновесия молодого человека, Сети все же решил отвести его в Абидос.
Сам он, Сети, посланец бога Сета на земле, убившего своего брата Осириса, построил в честь него огромный храм, самый обширный из всех его египетских святилищ. Заключая в своем имени устрашающую силу разрушения, фараон всю ее преобразовывал в мощь воссоздания, воскрешения; в вечности губительный Сет нес на плечах светлый образ Осириса, победителя смерти.
Идя за своим отцом, Рамзес переступил через порог монументальной двери первого пилона; два жреца омыли ему руки и ноги в каменной чаше. Затем, пройдя мимо колодца, он увидел фасад закрытого храма. Перед каждой статуей царя с чертами Осириса — букеты цветов и корзины, заполненные яствами.
— Здесь начинается область света, — пояснил Сети.
Двери из ливанского кедра, облицованные янтарем, казалось, были наглухо закрыты и никогда не открывались.
— Желаешь продолжить путь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Елена метнулась в свои покои и бросилась на кровать вся в слезах; присутствие великой царской супруги означало конец ее счастливых дней, которые никогда уже больше к ней не вернутся. Она пожалела, что ей недостало мужества покончить с собой.
Нефертари очень ласково попросила ее следовать за ней.
— Царица желает видеть вас.
— Я никуда отсюда не пойду.
— Туйа не любит ждать.
Елена покорилась. В который раз она опять оказывалась сама себе не хозяйка.
Сноровка египетских плотников удивила Менеласа. Слухи о том, что египетские корабли могли находиться в плавании целыми месяцами, казалось, были обоснованны, поскольку судостроительные верфи Мемфиса восстановили и укрепили греческие корабли в невероятно короткие сроки. Царь Лакедемона видел огромные баржи, способные выдержать целый обелиск, быстроходные парусники и военные укрепления, которые он не пожелал бы брать приступом. Сила египетского устрашения была не пустым звуком.
Он постарался отогнать эти мрачные мысли, радуясь, что, наконец, можно готовиться к возвращению. Эта остановка в Египте позволила ему восстановить силы; его солдат хорошо выхаживали и кормили, экипажи были готовы к отплытию.
Победным шагом Менелас направился во дворец великой царской супруги, где остановилась Елена после своего возвращения из гарема Мер-Ура. Нефертари встретила его и провела к супруге.
Одеяние Елены, на которой по египетской моде было длинное платье из льна на завязках, показалось ему почти непристойным; к счастью, никакой другой Парис не собирался выкрасть ее! Нравы фараонов запрещали подобные действия, тем более что женщины здесь явно были гораздо независимее, чем в Греции. Они не сидели в заточении в гинекее, могли свободно передвигаться, не пряча лицо, противостояли мужчинам и даже могли занимать высокие посты — странные и прискорбные обычаи, которые Менелас ни за что не хотел бы занести на свою землю.
При приближении своего мужа Елена позволила себе не встать и осталась сидеть, увлеченная своим занятием за ткацким станком.
— Это я, Елена.
— Я вижу.
— Разве ты не должна была меня приветствовать?
— С какой стати?
— Но… я твой муж и хозяин!
— Единственный хозяин здесь — это фараон.
— Мы отправляемся в Лакедемон.
— Я еще не закончила свою работу.
— Поднимайся и следуй за мной.
— Ты поедешь один, Менелас.
Царь кинулся на свою жену и попытался схватить ее за запястье. Кинжал, внезапно появившийся у нее в руке, заставил его отступить.
— Не приближайся, иначе я позову на помощь; в Египте насилие карается смертью.
— Но… ты моя жена, ты принадлежишь мне!
— Царица Туйа доверила мне управление ткацкой мастерской; это счастье, которого, как мне кажется, я достойна. Я буду делать платья для придворных дам, а когда мне это наскучит, мы поедем. Если ты слишком торопишься, езжай, я тебя не держу.
Менелас изломал два меча и три копья о мельничный жернов булочника. Его ярость напугала слуг; не появись вовремя Шенар, полиция забрала бы буяна. Старший сын фараона предусмотрительно держался на расстоянии, пока гнев воинственного грека не утих; когда, наконец, тот утомился рубить и колоть, Шенар принес ему кружку крепкого пива.
Царь Лакедемона жадно выпил все до капли и уселся на мельничный жернов.
— Эта стерва… Что она еще выдумала?
— Я понимаю ваш гнев, но все это бесполезно. Елена свободна в своем выборе.
— Свободна, свободна! Цивилизация, которая предоставляет столько свободы женщинам, должна быть уничтожена!
— Вы останетесь в Мемфисе?
— А разве у меня есть выбор? Если я вернусь в Лакедемон без Елены, меня поднимут на смех; мой народ станет презирать меня, а какой-нибудь из моих офицеров перережет мне горло, пока я буду спать. Мне нужна эта женщина!
— Дело, которое доверила ей Туйа, не просто предлог; царица высоко ценит мастерство вашей супруги.
Менелас ударил кулаком по жернову.
— Будь проклята эта Елена!
— Криком здесь не поможешь. Теперь у нас общие интересы.
Грек внимательно прислушался.
— Если я стану фараоном, я отдам вам Елену.
— Что я должен делать?
— Помочь мне убрать с дороги Рамзеса.
— Сети может прожить до ста лет!
— Девять лет царствования измотали моего отца; отдавая себя без остатка Египту, он растрачивает драгоценные силы. И вам еще раз повторяю, что нам понадобится время; когда будет объявлено о том, что трон опустел на время траура, нам придется действовать умело и быстро. Подобная стратегия должна быть тщательно разработана.
Убитый этим известием, Менелас весь сгорбился.
— Сколько еще надо будет ждать?
— Нам повезет, поверьте; но нам еще предстоит исполнить несколько щекотливых дел.
Опираясь на руку Рамзеса, Гомер отправился осматривать свое новое жилище, особняк в двести квадратных метров, окруженный садом и находящийся в трехстах метрах от одного из крыльев дворца, предназначенного для регента. Повар, горничная и садовник составляли всю прислугу поэта, который потребовал прежде всего большой запас сосудов с оливковым маслом, анисом и кориандром для придания особого вкуса его вину: он предпочитал особенно хмельное.
Из-за своего плохого зрения Гомеру приходилось склоняться перед каждым кустом, каждым цветком; их разнообразие почему-то не радовало его. Рамзес даже стал опасаться, как бы это недавно выстроенное жилище не показалось ему недостойным. Внезапно поэт загорелся.
— Ну, наконец-то, лимонное дерево! Если рядом нет лимонного дерева, невозможно слагать прекрасные стихи; это вершина творения. Стул, скорее.
Рамзес принес ему табурет на трех ножках. Казалось, это было как раз то, что нужно Гомеру.
— Пусть мне принесут сухие листья шалфея.
— Зачем? Вы нездоровы?
— Потом увидите. Что вы знаете о Троянской войне?
— Что она была долгой и унесла много жертв.
— Да, не слишком поэтический итог! Я сочиню длинную поэму, которая поведает о подвигах Ахилла и Гектора, и назову ее «Илиада». Мои песни переживут века и не потускнеют в памяти человеческой.
Регент рассудил, что Гомер несколько претенциозен, но ему понравился запал поэта.
Черно-белый кот вышел из дома, приблизился к ним и остановился в каком-нибудь метре от поэта; немного подождав, он запрыгнул на колени к Гомеру и стал мурлыкать.
— Кот, лимонное дерево и душистое вино! Я не ошибся. «Илиада» будет шедевром.
Шенар мог гордиться Менеласом: греческий герой, стойко сопротивляясь судьбе, согласился играть на его стороне. Чтобы снискать себе милость царя и касты жрецов, он подарил храму Гурнаха, посвященному фараону, греческие амфоры, украшенные круговыми желтыми росписями и венками из бутонов лотоса в нижней части. Эти великолепные предметы искусства были помещены в сокровищницу храма.
Греческие матросы и солдаты, зная, что их пребывание здесь может затянуться и очень надолго, расположились в окрестностях Мемфиса и стали торговать, обменивая мази, духи, предметы из золота и серебра на продукты питания. Администрация позволила им открыть небольшие лавочки и мастерские, где они могли бы совершенствовать свое умение.
Офицеры и выдающиеся представители рядового состава были приняты в египетскую армию; им предстояло выполнять хозяйственные работы, такие как содержание каналов или восстановление пирсов. Многие собирались жениться, нарожать детей и обзавестись своим домом; так, понемногу, они влились бы в египетское общество. Ни Сети, ни Рамзеса не беспокоило их присутствие: новый «троянский конь», гораздо более проворный, чем первый, только что проник в благословенную страну.
Менеласу опять удалось повидать Елену, на этот раз в присутствии царицы Туйи, и теперь он вел себя уважительно, как и подобает относиться к супруге. С этого момента он обещал, что не будет сам тревожить ее, и предоставил ей возможность приходить к нему, если она пожелает. И хотя Елена не поверила в искренность его слов, она заметила, что Менелас, как зверь, попавший в сети, перестал вырываться.
Царь Лакедемона предпринял и другой, еще более деликатный ход — смягчить озлобление Рамзеса. Встреча носила официальный характер и обошлась без каких-либо выпадов с той и с другой стороны. Почетный гость, Менелас старался подчиняться требованиям двора и прилагал все усилия, чтобы поддерживать хорошие отношения с регентом. Таким образом, несмотря на холодность Рамзеса, риска открытого конфликта удалось избежать. Шенар и его греческий союзник спокойно плели свою паутину.
Аша, с ухоженным лицом, безупречно подстриженными усиками, аккуратным маникюром, взглядом, светящимся умом, не спеша наслаждался хорошим пивом, которое ему только что принесли в его каюту на борту корабля Шенара. Согласно их договору, встречи эти должны были храниться в тайне.
Старший сын царя рассказал о прибытии Менеласа и Елены, но, не слишком доверяя юному дипломату, не стал открывать своих планов.
— Как развивается ситуация в Азии?
— Дело все больше и больше усложняется; маленькие княжества без конца ссорятся между собой, каждый королек мечтает о целой федерации при условии, что он будет стоять во главе объединения. Эта раздробленность нам на руку, но она долго не продлится. В отличие от моих коллег, я убежден, что хетты знают, как обращаться с чужими амбициями и недовольством, и скоро они всех соберут под свои знамена. С этого дня Египет окажется в большой опасности.
— И как скоро это должно произойти?
— Несколько лет — переговоры, увещевания…
— Фараон будет в курсе дел?
— Не совсем. Наши послы — люди прошлого, неспособные правильно распознать грядущее.
— Ваше положение позволяет вам иметь доступ к необходимой информации?
— Пока нет, но у меня уже завязались крепкие отношения с тайным советником. Мы встречаемся вне рамок официальных приемов, и я пользуюсь определенным доверием у этого высокопоставленного лица.
— Министр иностранных дел, Меба, в последнее время очень сблизился со мной, мы почти друзья. Если наше сотрудничество продолжится, я похлопочу насчет вас, чтобы вы поскорее получили повышение.
— Ваша репутация в Азии нисколько не пострадала. Рамзеса там никто не знает.
— Как только случится что-нибудь важное, предупредите меня.
45
В этот, десятый год своего правления, Сети решил, что Рамзесу пора сделать решительный шаг на пути к власти; и хотя юноше было всего восемнадцать, регент был бы не в состоянии править, не будучи посвящен в тайны Осириса. Фараон предпочел бы выждать, увидеть, как сын становится зрелым человеком, однако судьба, возможно, не предоставит правителю так много времени. Поэтому, несмотря на риск, который подразумевал данный шаг для душевного равновесия молодого человека, Сети все же решил отвести его в Абидос.
Сам он, Сети, посланец бога Сета на земле, убившего своего брата Осириса, построил в честь него огромный храм, самый обширный из всех его египетских святилищ. Заключая в своем имени устрашающую силу разрушения, фараон всю ее преобразовывал в мощь воссоздания, воскрешения; в вечности губительный Сет нес на плечах светлый образ Осириса, победителя смерти.
Идя за своим отцом, Рамзес переступил через порог монументальной двери первого пилона; два жреца омыли ему руки и ноги в каменной чаше. Затем, пройдя мимо колодца, он увидел фасад закрытого храма. Перед каждой статуей царя с чертами Осириса — букеты цветов и корзины, заполненные яствами.
— Здесь начинается область света, — пояснил Сети.
Двери из ливанского кедра, облицованные янтарем, казалось, были наглухо закрыты и никогда не открывались.
— Желаешь продолжить путь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50