А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


- Вы правы, конечно. Только мне хотелось бы, чтобы все необходимое по закону делалось возможно деликатнее.
- Вы обижаете нас, профессор. Разве мы похожи на бестактных и нечутких людей?
Профессор выдавил улыбку, поднялся.
- Подождите. Мы сделаем так. Вы сейчас поезжайте в дом вашего друга, поговорите с Ираидой Павловной и предупредите ее о нашем предстоящем визите.
Какая-то тень вновь мелькнула на лице профессора. Мне даже отчего-то жаль его немного стало. Он поднялся, поклонился и пошел к двери.
- Скажите, - вдруг бухнул Яков ему вслед, - на какие средства живет сейчас вдова вашего друга? Она достаточно обеспечена? Сын ей помогает?
Профессор подпрыгнул, будто его укололи.
- Что вы! Что вы! - в ужасе замахал он руками. - Как вам могло такое прийти в голову?! Ираида Павловна весьма достойная женщина. Она, конечно, несколько экстравагантна для своих лет, имеет позволительные для женщины слабости, но человек, безусловно, честный! Что вы!
- А сын?
- Павлик? Милейший молодой человек. Легкомыслен, инфантилен. Я бы сказал - балбес, но балбес очаровательнейший, хотя и совершенно беспринципный, легко поддающийся любому влиянию, избалованный. Вы увидите, познакомившись с ним.
- Ну хорошо, до встречи.
- Пошли к начальству, Сергей, - сказал Яков, когда профессор вышел. Знал бы ты, как мне не хочется браться за это дело. Прошло почти полгода, как он отдал шпагу Всеволожским, а то, что она пропала, стало известно только сейчас. Тут не то что от следов, от самой шпаги, может, уже ничего не осталось.
Егор Михайлович, когда мы вошли в его кабинет, энергичным, отработанным кивком стряхнул с носа очки в приоткрытый ящик стола и сделал вид, будто ищет в нем что-то важное. Этот маневр был известен всему райотделу - с непонятным упорством наш начальник пытался скрыть, что вынужден пользоваться очками. Мы, конечно же, достойно соблюдали правила игры.
Яков плюхнулся за приставной столик и, расставляя локти, опрокинул сапожок-карандашницу, извинился и, одобрительно пыхтя, с интересом наблюдал, как я собирал разбежавшиеся по полу карандаши.
- Вон еще один, под ковер залез, - сказал он, когда я поставил наполненный сапожок на место.
Егор Михайлович терпеливо ждал. С Яшкой он уже примирился, как мирится глава семьи с тем самым уродом, без которого и семьи-то не бывает.
- Так что, могу слушать или еще чего сбросите?
- Нет, все, Егор Михайлович, - сказал серьезно Яков и доложил о заявлении профессора Пахомова.
- Пахомов... - поморщился наш наставник. - Пахомов... Старею, друзья мои, - сообщил он доверительно и снял трубку. - Люся, соедини-ка меня с этим, как его, ну, с земляком твоим... Колесников? Привет тебе горячий. Рад? То-то. Как говорят Брокгауз, Ефрон и другие авторитетные источники, не было бы счастья - не видать и несчастья. Точно. В отставку? Жду не дождусь. Как чего мешает? - укоризненно посмотрел на нас. - Смена не дает. Нет смены надежной - одни пацаны кругом, как опята возле старого пня. Так и живем. Слушай, у тебя какое-то дело было с профессором... Да. Квартирная кража. - Молча послушал. - И все? Интересно... Ты какие меры принял? Безрезультатные небось? Ладно, об этом потом. Ты материалы мне подослал бы, а? Спасибо, учту. Звони. Вот что, друзья мои, - это уже нам. - У вашего - теперь у вашего - профессора в апреле была квартирная кража...
- Это когда он в отъезде находился? - уточнил Яков.
- Именно. Но, собственно, кража фактически не состоялась: взломали замки, наследили, перерыли все, что-то разбили и...
- И ничего не взяли? - опять нахально перебил его Яков.
- А вот и взяли! - рассердился Егор Михайлович. - Коньяк взяли, виски взяли. И блок каких-то заграничных сигарет.
- Ясно, - сказал Яков.
- Счастливый человек! Видал, Оболенский? Ему все и всегда ясно! Только не бери с него пример, не советую. Что у вас сейчас?
- Кража детской площадки, - ответил Яков. - Заключение пишу.
- Автомобилисты?
- Они. Да там все сразу ясно было...
- Вот видишь, Оболенский, он опять!
- Ну, правда же, Егор Михайлович, - взмолился Яков. - Они малые формы вывезли - я и грузовик этот нашел - и сразу заасфальтировали площадку, разметили и машины свои поставили. Как будто так всегда было.
- А чего же ты тянешь тогда?
- Потому что я их ненавижу, - серьезно сказал Яков. - И заключение хочу составить так, чтобы не отвертелись, чтобы полной мерой ответили. Чтобы все равно справедливость восторжествовала и зло было строго наказано.
- Ишь ты какой - Деточкин! - насмешливо похвалил его начальник. - Не зарывайся, друг мой, ладно?
- Ладно, не буду, - пообещал Яков, вставая.
Начальник тоже встал, прошел с нами до дверей. Я уже взялся за ручку, как он вдруг сказал:
- Я, ребята, усы хочу отпустить. Как думаете?
- Хорошо, Егор Михайлович. На Буденного станете похожи.
- Не, я маленькие хочу. Аккуратные.
- Как у Чаплина?
- Иди отсюда, - обиделся на Якова наш начальник. - Хватит тут измываться над человеком. Вам еще шпагу искать. Чтоб через неделю у меня на столе лежала. Все. Горячий привет!
- С вами не соскучишься, Егор Михайлович, - Яшка не привык оставлять за кем-то последнее слово.
Егор Михайлович тоже:
- Вечером доложите ваши соображения по делу. И чтобы сегодня же с площадкой закончил.
- Ну вот, - сказал Яков, когда мы вернулись к нему. - Дело поручено нам - за дело! И - поделом!
Он вынул из шкафа свою любимую толстую зеленую папку, которой очень гордился и держал пустой до особого случая, и торжественно вложил в нее заявление профессора Пахомова.
- Поехали? На место происшествия?
Ираида Павловна, вдова известного в Званске артиста, жила в большом старом доме на берегу реки.
Мы пересекли огромный двор с песочницей, где детишки привычно боролись за жизненное пространство.
Едва мы вошли в подъезд с такими тугими дверями, что казалось, будто изнутри кто-то нарочно их держит, из комнатки рядом с лифтом выскочила лифтерша в платочке и с вязанием в руках. Она долго смотрела на нас. И видимо, особого доверия мы ей все-таки не внушили:
- А вы к кому будете, молодые люди? В какой номер?
- А нам, тетя Маша, двери всюду открыты. Сыщики мы.
- Ну-к, документы покажите, сыщики.
- Хорошо, покажем. Только за это мы не признаемся, к кому идем. Терзайтесь теперь на досуге.
- И ладно. Сама все узнаю, - усмехнулась она. - И не Маша я, а Стеша.
Дверь нам открыл профессор. Он был по-домашнему: без пиджака и в тапочках.
Следом в прихожей появилась высокая стройная седая женщина, чем-то очень похожая на актрису Ермолову с известного портрета.
- Я прошу вас, молодые люди, переобуться, - строго сказала она, раз и навсегда определяя нам подобающее место в кругу своих знакомств.
- Придется вам потерпеть, - сердито буркнул Яков. Такой прием ему не понравился. Мы только начинали работать самостоятельно, но уже привыкли к большему уважению. - Служебные обязанности не положено исполнять босиком.
Она чуть заметно усмехнулась и высокомерно пригласила нас в комнаты.
- Прошу вас. Глаша, кофе в гостиную!
Мы вошли в большую комнату, тесно заставленную старой добротной мебелью, с большими книжными шкафами, где за стеклами громоздились кучи безделушек и сувениров, но было очень мало книг, с натертым по старинке воском паркетом, развешанными повсюду театральными афишами и портретами бывшего хозяина дома в самых разных ролях, но с совершенно одинаковым выражением лица - благородство, принципиальность, непримиримость ко злу.
При нашем появлении крохотная болоночка - такая лохматая, что если бы не голубой шарфик вместо ошейника, то невозможно было бы угадать, где у нее хвост, а где голова, - пробежала суетливо по тахте, спрыгнула и нырнула под нее. Черный, очень старый кот, вчетверо больше собачки, лежащий в одном из кресел, вообще не удостоил нас вниманием, чуть приоткрыл глаза и шевельнул хвостом.
Повинуясь повелительно-радушным жестам хозяйки, мы расселись вокруг круглого стола, покрытого шелковой китайской скатертью с вышитыми на ней тиграми, цветами и фанзами.
Все шло совсем не так, как положено, - получался, по воле Всеволожской, какой-то своеобразный светский прием, причем нам отводилась роль чуть ли не бедных родственников, осмелившихся просить протекции и покровительства. Рассчитывать на взаимную симпатию друг к другу не приходилось.
Следом за нами в распахнутую дверь Глаша - видимо, домработница, ставшая с годами членом семьи, тоже высокая, но дородная, тяжелая, усатая старуха - вкатила сервировочный столик на деревянных колесах с резными спицами.
- Муж привез откуда-то, - небрежно пояснила Ираида Павловна. - Сейчас уже не помню, откуда именно. Он очень много за рубеж ездил. Прошу вас.
Мы с Яковом переглянулись. Надо было что-то делать, как-то ломать этот ненужный спектакль. Профессор вообще стушевался, забился в уголок под громадный зонтик торшера, испуганно выглядывал оттуда, как лягушонок из-под мухомора. Если говорила Всеволожская, он боязливо не отрывал от нее глаз, а когда мы с Яковом - морщился, щурился, дергал щекой, будто на лицо его садились мухи, и все время молчал.
Наконец, когда хозяйка, постукивая кончиком незажженной сигареты по краешку кофейного блюдца, строго взглянула на недогадливого Яшку и произнесла лениво: "Что привело вас ко мне, невоспитанные молодые люди?" тот не выдержал и, протягивая ей горящую спичку, сказал:
- Ираида Павловна, давайте во избежание ненужных осложнений сразу определим наши отношения и взаимные обязанности. Мы не напрашивались к вам в гости. Вы и профессор просите нашей помощи. С той минуты, как он передал свое заявление, мы исполняем служебный долг. Напомню, что теперь и вы, со своей стороны, имеете вполне определенные обязанности по отношению к закону. Будем вести себя в соответствии с этим.
Такой отповеди, судя по всему, Ираида Павловна давно не получала. На мгновение она растерялась. Я постарался помочь ей.
- Ираида Павловна, в вашем доме, судя по тому, что нам известно, совершена кража: согласитесь, пропажу такой ценной и редкой вещи иначе объяснить невозможно.
Получилось совсем уж никуда.
- В нашей семье, - раздельно четко произнесла Всеволожская, - никогда не было и не могло быть вора!
- Я этого и не утверждаю...
- Давайте к делу, - перебил меня Яков. - Вспомните, кто мог знать, что шпага отдана вам на хранение, кто бывал у вас с этого момента, случались ли какие-то особые обстоятельства, удобные с точки зрения похитителя: пожар, ремонт, протечки, например, ваше долгое отсутствие. Вы поняли меня?
- Во-первых, я не говорила никому о том, что шпага находится у меня. Порой я и сама не помнила об этом. Недавние печальные события, - она потрогала уголком платка краешки глаз, - которым всего полгода...
Мы помолчали, вдова изящно пошмыгала носом, высморкалась.
- Значит, это известно было лишь вам?
- Знала, конечно, Глаша. Знали сын и его жена Елена. Но они живут отдельно. Сама я нигде не бываю, квартира поставлена на охрану, к тому же в ней всегда кто-нибудь есть: или я, или Глаша. Нас никто не навещает люди забывчивы. Раньше в нашем доме, когда был жив Мстислав, не умолкал телефон, всегда - с утра и до глубокой ночи - были гости, был шум и танцы, дружное застолье, а теперь...
Мне показалось, что она хочет сказать: а теперь, кроме таких вот посетителей, вроде вас, никого не дождешься.
- В общем, я даже не представляю, как могла пропасть эта злосчастная шпага. Даже если бы кто-то посторонний проник в квартиру, здесь нашлись бы вещи более ценные, - это она сказала с гордостью.
- Действительно, - согласился Яков, - в этой истории очень много непонятного. - Он помолчал. - Скажите, Ираида Павловна, сын, конечно, бывает у вас? Нам бы хотелось с ним побеседовать.
- Бывает. Не так часто, как хотелось бы одинокой, стареющей матери...
- Ясно.
- Нет, нет, он хорошо, заботливо относится ко мне. Раньше ему было трудно содержать семью и помогать матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13