– Ну что? – спросил Лебедь.
– Спустись на дно и посмотри, что от него осталось, – коротко хохотнул Шпит.
– Ты уверен, что он разбился?
– Разве можно пролететь больше сотни метров и мягко приземлиться на камни? Садко пожал плечами:
– Что с машинами делать? Идеальным выходом было бы сбросить их в пропасть, но мешал высокий бетонный отбойник.
– Хрен с ними, оставляем их здесь!
– Давай посмотрим, может, и в “фольксвагене” баксы везли, – ухмыльнулся Лебедь.
– Обычно дважды в один день мне не везет, – сказал Шпит, но все-таки отправился к микроавтобусу, распахнул задние дверцы. – Херня какая-то, – пробормотал он, – одеяла, простыни, ящики с консервами, пара компьютеров. Не поймешь, что они везли и куда?
– Он бы рассказал, – Садко кивнул на мертвого Матюхова.
Шпит взял из кабины папку с документами.
– Зачем они тебе? – поинтересовался Лебедь.
– Могут пригодиться.
– Смотри, погорим из-за них. Шпит хмыкнул:
– Никогда не знаешь наперед, что может пригодиться. Отойдите подальше.
Давид, Садко и Лебедь поднялись в гору, туда, где стоял УАЗик.
Шпит вскинул автомат и выпустил гранату в бензобак “фольксвагена”. Громыхнул взрыв, машина запылала.
– Теперь твоя очередь, – проговорил Шпит, переводя автомат на банковский УАЗ. Он выпустил весь рожок. УАЗ полыхнул не сразу, сперва по колесу побежали голубые огоньки, затем вспыхнуло яркое пламя, лизнуло скалу, загорелась сухая трава, горячая волна обдала Шпита.
– Зря оружие из машины не забрали, – прислушиваясь к тому, как рвутся патроны, проговорил Садко.
– У нас своего достаточно, правда, Давид? Бандиты сели в машину. Садко развернул УАЗ на узкой горной дороге и ловко провел автомобиль между двух пылающих микроавтобусов.
– Ты, Давид, какой-то мрачный. Еще не веришь в удачу? – нервно засмеялся Шпит.
– Я все думаю, почему в машине вместо русских денег оказались доллары.
– Тебя это расстроило? – Шпит насторожился.
Эйфория от первого успеха потихоньку улетучивалась.
– Русские деньги мелкими купюрами на покупку мандаринов – это одно, это обыкновенный бизнес, не очень крупный, – говорил Давид. – А мешки баксов – дело опасное. Мы крутых ребят на бабки поставили, они землю будут рыть, чтобы нас найти и вернуть свои деньги.
– Меньше будешь болтать – целее будешь, – напомнил Шпит.
– Когда как, – согласился Давид, – но за такие деньги голову отворачивают на счет “раз”.
– Не думай пока об этом, – Шпит обернулся и посмотрел в маленькое заднее окошко на пылающие машины. Дорога поворачивала, и вскоре огонь исчез за скалой.
Что делать дальше, даже в общих чертах, не представляли себе ни Давид, ни Шпит. Они-то думали, что в руках у них окажется относительно небольшая сумма русских денег. Теперь же предстояло решить, что делать с кучей долларов. Они даже не успели их сосчитать. Шпит чувствовал напряжение, царившее в машине. Каждого из четырех бандитов мучила мысль, не перестрелять ли других. Такие огромные деньги попадают в руки один раз в жизни. И лучше, чтобы ни одна живая душа не знала об их существовании.
Небо сделалось ультрамаринового цвета. Черные тени легли на скалы.
– Я хочу предложить джентльменское соглашение, – проговорил Шпит, глядя на дорогу.
– Я тоже, – отозвался Давид.
– Пока мы не решим окончательно, что делать с деньгами, нужно все время быть вместе.
Ты как?
Лебедь задумался, затем кивнул:
– Согласен.
– Ты, Садко?
– Тоже. Как мы переправим их через границу?
– Это мои проблемы, – усмехнулся Шпит. – Если перевозили партии оружия, то сумеем перевезти и деньги, только несколько позже, когда возня вокруг ограбления уляжется.
Он положил на колени две папки с документами: одну прихваченную из УАЗа, вторую из “фольксвагена ”.
– Если бумаги стоящие, то мы сможем обезопасить себя прежде, чем до нас доберутся, – пояснил он и принялся рассматривать документы.
Глава 6
На Кавказе темнеет очень быстро. Всего каких-нибудь пять минут – и мир погружается в кромешную темноту. Дорогин слышал, как уехал УАЗ. Вверху еще горели автомобили, но ни голосов, ни выстрелов больше слышно не было.
"Они уехали, – решил Сергей, – обычно через какое-то время убийцу тянет вернуться на место преступления, но сперва ему хочется как можно скорее покинуть его. Они уверились, что я мертв.” Эта мысль была единственной, которая могла хоть немного утешить Сергея.
Муму посмотрел вверх, над ним нависала скала, взобраться по ней без специального снаряжения не было никакой возможности. Единственное, что у него было при себе, – это складной швейцарский нож. Но было бы безумием полагаться на его надежность, пытаясь взобраться по шестиметровому обратному уклону скалы. Рука, которой Дорогин держался за корень, онемела, кровь сочилась из раны.
«Хорошо еще, что не подстрелили, – вновь утешил себя Сергей, – если я останусь здесь на ночь, пропаду.»
Метрах в десяти от Сергея пронеслась огромная черная птица, спешившая найти убежище на ночь. Дно пропасти уже тонуло в темноте, лишь косые солнечные лучи освещали скалу.
"Придется спускаться”, – Дорогин, балансируя на выступе, вытащил из джинсов мягкий кожаный ремень, один раз обернул его вокруг ствола и натянул. Кожа, захлестнутая крест-накрест, не давала ремню сорваться.
"Кажется, держится надежно. Не думай сейчас ни о чем, кроме спуска”, – настраивал себя Дорогин.
Колени подрагивали от напряжения. Казалось, ремень вот-вот соскользнет со ствола. Дорогин повис на нем, продолжая придерживаться носком за каменный выступ.
«Теперь левая нога.»
Он чуть ослабил руку, перехватил ремень поближе к пряжке, осторожно поставил левую ногу на еле заметный выступ, коснулся пальцами трещины в скале и, ломая ногти, уцепился за нее.
«Главное, – не смотреть вниз, – чему суждено случиться, того не миновать.»
Дорогин приподнял руку, в которой сжимал ремень. Натяжение ослабло, и ремень соскользнул со ствола. Сергей висел над пропастью, держась пальцами за крошащийся край известковой скалы и упираясь ногой в небольшой выступ. Теперь в ход пошел перочинный нож.
Дорогин воткнул самое толстое лезвие – пилку в расщелину и, орудуя рукояткой, задвинул нож как можно глубже в камень.
«Пока у меня получается не думать ни о чем, кроме спуска.»
Еще один выступ, еще одна трещина… За пять минут Сергей сумел преодолеть десять метров, пока не добрался до другого дерева. Тут можно было передохнуть, но совсем недолго, потому что сумерки стремительно сгущались. Он не обращал внимания на сочившуюся из ран кровь, лежал, прижавшись щекой к шершавому стволу дерева, глубоко дышал и смотрел в темнеющее небо, на котором уже загорались первые мохнатые звезды.
«Если сегодняшней ночью не взойдет луна, то лучше остаться здесь до утра.»
Дорогин перевел взгляд вниз. Метров пятнадцать отделяло его от небольшой площадки, покрытой мхом и пожелтевшей травой. На самом ее краю виднелся ржавый альпинистский костыль, вбитый в трещину.
«Не я первый преодолеваю этот спуск, – попытался улыбнуться Дорогин, – значит, есть шанс уцелеть.»
Используя уже отработанные приемы, нож и ремень, Дорогин продолжал спуск. Крошился камень. Каждый раз, когда срывался обломок, Сергей замирал. Уже совсем стемнело, когда он добрался до площадки. Он с трудом различал кончики собственных пальцев, поднося ладонь к глазам. Странное дело, но темнота немного успокоила, в ней утонула глубокая пропасть.
Сергей сел на площадке, покато уходившей в темноту. На ней даже невозможно было стоять. Таким большим был уклон. “Если я хотя бы на несколько секунд засну, то сорвусь”, – подумал Дорогин.
Ощупью найдя металлический костыль, он подергал его. Тот сидел в скале надежно.
«Наверняка его вбивали молотком.»
Под пальцами Дорогин ощутил веревочный узел, скользнул рукой дальше, веревка уходила вниз. Конец не закреплен.
«Сколько она висит здесь? Вряд ли альпинисты тренировались здесь после войны. Значит, уже лет пять. За это время на солнце, на дожде истлеет самый надежный синтетический шнур.»
Дорогин перебирал пальцами веревку. На руках оставалась пыль. Но чувствовалось, что веревка синтетическая и еще достаточно крепкая.
"Чего я думаю, разве у меня есть выбор, – Сергей перевел взгляд на горы. Вроде бы становилось немного светлее. – Это луна восходит”, – подумал он, глядя на темный силуэт горной вершины, прорисовавшейся на небе.
Вскоре из-за перевала показался узкий серп молодой луны.
«Ваше последнее желание, – улыбнулся Дорогин. – Так обычно спрашивают приговоренных к смерти. Во всяком случае, в кинофильмах или книгах. Обычно они отвечают: сигарету.»
Муму вытащил пачку, закурил. Смотрел на то, как дым уносится в темноту.
"Мне повезло, – убеждал себя Дорогин. – Даже этой сигареты могло не быть. Я сумел уцелеть на дороге, хотя шансов у меня не оставалось. Теперь я должен сделать все, чтобы выбраться живым. Не только для того, чтобы жить дальше.
Я обязан узнать, кто убил Пашку. Я обязан отомстить. Наверное, Бог специально оставил меня в живых."
Сергей сделал последнюю затяжку, огонек лизнул темную бумагу фильтра. Дорогин аккуратно загасил окурок о скалу, ветер подхватил искорки, понес их очень быстро. “Они гаснут, как человеческая жизнь”, – подумал Дорогин.
Он снял кроссовки, стащил носки и обмотал ими левую руку, правую обернул ремнем. “Теперь я не сразу сорву кожу, скользя по веревке, если, конечно, она меня выдержит."
Дорогин подобрался к краю площадки и как можно сильнее сжал веревку в руках. Как ни старался он соскальзывать со скалы плавно, все равно сорвался, но успел чуть ослабить хватку, проскользил метров пять по веревке и зажал ее в руках. Его раскачивало над пропастью, натянутая веревка глухо гудела.
"Выдержала, выдержала!” – пульсировало в мозгу.
Наконец Сергей дотянулся ногой до скалы, но лучше бы он этого не делал, его закрутило-завертело, он висел на одних руках, окончательно потеряв ориентацию и уже не понимая, где верх, где низ. Перед ним то возникала слабо освещенная скала, то проносился четкий, словно вырезанный из черного картона, силуэт горной вершины, то огромные мохнатые звезды, среди которых сиял лунный серп. Наконец Дорогину удалось зажать веревку между кроссовками, и он рывками принялся спускаться. Слегка разжимая руки, он соскальзывал на несколько метров, притормаживал, затем продолжал спуск.
Веревка потрескивала, гудела, сверху то и дело сыпались мелкие камешки. Сергей пытался рассмотреть, где же кончается веревка, но та уходила в темноту. Спуск казался бесконечным, кружилась голова, подташнивало. Натянутая веревка дернулась. Сергей услышал треск.
"Неужели сорвусь?!” – он затаил дыхание, ощущая веревку как свое продолжение.
Сомнений не оставалось. Где-то далеко вверху рвутся состарившиеся нити веревки. Дорогин висел на таком расстоянии от скалы, что при всем своем желании не мог до нее дотянуться. Зацепиться в таком положении было невозможно. Оставалось одно – как можно скорее, пока веревка не порвалась, спускаться. Сергей заскользил вниз, чувствуя, как от трения раскаляется ремень, обернутый вокруг руки, как шершавая веревка рвет ткань носков и уже скользит по коже.
Страх обволакивал сознание. Хотелось или сильнее сжать руки, чтобы остановиться, или выпустить веревку, чтобы хоть перед гибелью избавиться от страшного жжения.
Веревка, скользившая между сжатыми кроссовками, внезапно кончилась. Сергей успел сжать ладони, чтобы притормозить. Но далеко вверху что-то щелкнуло, и Дорогин, на мгновение остановившись в пространстве, полетел вниз, продолжая сжимать в руках оторвавшуюся веревку.
Он не знал, какое расстояние отделяет его от дна. В темноте и ночной тишине звуки распространяются далеко, а поэтому шум речки не мог быть ориентиром. Хрустнули ветви, амортизируя удар, затрещали сучья, и Сергей упал на что-то мягкое, пахнущее плесенью и сыростью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38