Так пришили коровью сиську – мало того, что все прежние функции выполняет, так еще и по пол-литра молока в день дает!
Все дружно расхохотались, и даже Наташа, не на шутку встревоженная и обеспокоенная поведением Николая, не смогла сдержать улыбки.
– Тут белорус тяжело так вздыхает, – продолжал рассказчик, когда смех немного утих, – и говорит: «Эх, хлопцы, это что! Вот нашему Язэпку ползадницы взрывом оторвало, так к ней усы пришили – в президенты выбрали!»
От взрыва дружного хохота тоненько зазвенели бокалы на стойке бара, удивленно оглянулись немногочисленные посетители заведения.
Лишь Коля даже не улыбнулся.
– Вот, Михась, это тебе еще одно подтверждение того, о чем я тебе говорил – здесь вы зубоскалить умеете, а в своих газетах – будто воды в рот набрали. Чего же вы боитесь? Если у вас такое борзое КГБ, то здесь, в кафе, вас тоже подслушивают, уверяю. Но здесь вы смелые. А в газетах – языки в жопу позасовывали и тихо сидите.
– Да я тебе сейчас по едальнику... И не посмотрю, что Наташка тут сидит, козел ты вонючий, – начал приподниматься в резко наступившей вдруг тишине Макс, и Михасю пришлось, схватив парня за рукав, усаживать его на место.
– Да успокойся ты!
– Ребята, перестаньте, это же шутка! – совсем переполошилась Наташа. – Чего вы завелись? Он же на самом деле ничего не понимает, так объясните. А то не хватало еще здесь драку устроить – совсем с ума посходили.
– Не бойся, Наташка, никакой драки не предвидится, – Михась уже искренне жалел, что не ответил Николаю сам, решив зачем-то призвать на помощь друзей. Он моментально протрезвел от этого небольшого столкновения и сейчас сидел очень серьезный и спокойный.
– Ладно, Коля, я молчу, конечно, но больше так не говори, ясно? – миролюбиво проговорил и Макс, по-дружески протягивая Самойленко руку.
Николай пожал протянутую ему ладонь и согласно кивнул в ответ:
– Я тоже молчу, все.
– Нет, ребята, погодите, – Михась все же решил расставить точки над i, – все не так просто, и когда-нибудь мы бы все равно вернулись к этому разговору. Тем более что Николай собирается идти работать в эти самые наши газеты, засунувшие язык себе в задницу.
– Я не так выразился... – попробовал оправдаться Самойленко, зная, как болезненно реагируют журналисты на оскорбление их профессии.
– Ты все правильно сказал. И мы, и наши газеты заткнули... – продолжал Михась серьезно и задумчиво, будто и не услышав возражений Коли. – Но... Ты думаешь, от страха?
– Нет, конечно.
– Ты думаешь, мы так боимся КГБ или еще какой чертовщины?
– Нет, Михась, я не хотел...
– Дело в другом....
– В чем же?
– Знаешь, есть у нас такой очень известный и любимый всеми писатель – Владимир Короткевич.
Он, правда, умер уже... Но вещи его помнят. Так вот, в одном из своих романов он привел байку, очень интересную и вместе с тем очень точную, справедливую. Не слышал?
– Откуда?
– Тогда слушай. Когда Бог заселял землю, собрал он к себе все народы и ну раздавать – кому что. И дал Бог белорусам густые темные леса, в которых водилось множество диких зверей. И дал Бог белорусам голубые озера и чистые реки, в которых плавало множество рыбы. И дал Бог белорусам плодородные поля, на которых здорово растет и бульба, и свекла, и рожь. Все дал Бог белорусам. Но чтобы не зазнавались белорусы особенно перед другими народами, дал им Бог и одну напасть – начальство дурное. С тех пор белорусы и мучаются на своей замечательной земле.
– Хорошая легенда, только я не понял – к чему ты это рассказал?
– А к тому, Микола, чтобы ты понял, чем нас всех берут. Ты как думаешь, кто может быть главным редактором газеты при нынешнем режиме?
– Ну догадываюсь, что не ангел...
– Хуже! Ты сам подумай – если президент... сам понимаешь, какой, то кто будет назначен главным редактором президентской газеты?
– Это понятно...
– Нет, ты такого и представить себе не можешь! На эту должность назначили старого зажравшегося козла, который готов лизать задницу каждому, кто в этот конкретный момент наверху. Когда-то он восхвалял прелести коммунистического завтра и воспитывал молодежь в духе идеалов марксизма-ленинизма, потом стал первым рупором демократии, обратившись к своеобразной тематике – проституции и наркомании. Теперь стал борцом за идеалы нашего президента, гневно обличая всех, кто ставит нашему «батьке» палки в колеса. Но самое противное – методы, какими он действует. Более подлого, более паскудного человека на его месте трудно себе представить.
– И что, все такие?
– Практически все. Еще один главный редактор – старпер из номенклатуры еще коммунистических времен. Следующий – из обыкновенных, ничем не примечательных журналистов, получил должность пресс-секретаря предыдущего премьера и тут же прыгнул в кресло главного редактора совминовской газеты. Еще один его коллега в принципе человек нормальный и умный, но хребет у него уже сломан – у каждого из нас ведь есть дети, а если он полетит со своей должности, то баксов двести в месяц потеряет как минимум.
– То есть ты хочешь сказать, что вам просто не дают, не разрешают написать так, как можно и нужно?
– Да, – Михась согласно кивнул и снова наполнил рюмки водкой, – нам, Микола, предложили правила игры, которые пришлось принять. А ты видел когда-нибудь «Свободу» или «Белорусскую деловую»?
– Видел. Они-то другие!
– Половина... да нет, семьдесят пять процентов подписей там – псевдонимы. Мы же все там печатаемся понемногу – не столько зарабатываем, сколько изливаем душу. Тебе не показалось, что эти газеты слишком злые, слишком безапелляционно-критические?
– Да.
– Естественно! Если все время молчишь и лишь потом высказываешься – сам понимаешь, как скажешь и что скажешь... – Михась поднял рюмку. – Ладно, Коля, надеюсь, ты кое-что понял про журналистику в нашей стране, ведь тебе тоже, насколько я врубился, предстоит работать в этой системе. А потому давайте выпьем – за нас, за то, чтобы наступили лучшие времена.
– Давайте!
Все дружно опустошили рюмки, энергично и с чувством чокнувшись.
Коля именно такого ответа и ожидал, поэтому особого удовлетворения не почувствовал – вопросы оставались.
– Михась, а радио, телевидение?
– Там еще хуже – там контроль ого-го! Знаешь, например, что на белорусском радио те, кто работает в эфире, подразделяются на три категории? – Михась разговорился, а так как тема действительно была весьма актуальной и животрепещущей для всех журналистов, то теперь к их разговору прислушивался весь столик, иногда реагируя возгласами, невнятными междометиями или тихими комментариями.
– Что за категории? – заинтересовался Николай. Приехав в Минск, он подумывал поработать в новой роли – в качестве журналиста электронных средств массовой информации. Поэтому теперь все связанное с местными радио и телевидением его особенно интересовало.
– Первая, самая многочисленная категория так называемые «рабы» – ребята не имеют никаких прав. Прежде чем выйти в эфир, их материал читают и слушают и главный редактор программы, и редактор студии, и кто-то из администрации, кто курирует данную редакцию. И не дай Бог журналисту спороть в эфире какую-нибудь отсебятину, хоть на букву отклониться от написанного заранее текста – наказание будет суровым, неотвратимым и моментальным! Эти «рабы» скромно получают согласно своим тарифным ставкам, отламывают процент от рекламы и в общем довольствуются примерно ста пятьюдесятью долларами в месяц.
– Сто пятьдесят баксов в месяц? Негусто, – разочарованно протянул Самойленко, с улыбкой взглянув на Наташу. – Ты бы меня с такими «бабками» из дому выгнала, правда?
– Ой, иди ты! – отреагировала жена, обиженно отвернувшись.
– Следующая категория уже покруче – им тоже нужно читать текст информации с бумажки, заранее вычитанной и выверенной, но разрешены и импровизации – о погоде, о музыке, о всяких прочих подобных штучках, которые не будут затрагивать ничьи интересы. Эти ребята обычно работают в прямом эфире, а так как сейчас подобная форма работы на радио весьма популярна, без определенной доли свободы, без импровизации им не обойтись.
– Ну, это понятно.
– Впрочем, – Михась подмигнул Коле, – ты и сам, наверное, почувствовал – говорит-говорит ведущий по-человечески, а как только о политике, так сразу и голос меняется, и фразы становятся, как... – он на мгновение замолчал, подыскивая нужное сравнение, – как из официального сообщения пресс-службы администрации президента.
– Точно, – согласился Коля.
– Вот. Эти ребята получают уже побольше «рабов» – слушатели их уважают, а так как какую-то свободу слова в эфире они все же имеют, то, значит, нуждаются и в «прикорме» от руководства – до трехсот долларов в месяц с премиальными они получают.
– Ну, это и впрямь уже ничего, – Колино лицо, наверное, приняло слишком уж довольное выражение, поэтому теперь уже Макс поспешил вмешаться:
– Хорошо-то хорошо, но только пока ты попадешь в эту категорию, пару-тройку лет попашешь за сущие копейки. Хорошо, что у нас, в газетах, такого дебильства нет, скажи, мужики? Я предлагаю тост – давайте выпьем за то, что мы работаем в газетах!
– Ладно, Макс, подожди, – прервал его рассказчик. – Сейчас выпьем, только закончу... Но есть, Микола, и еще одна категория – «радистов», весьма, между прочим, секретная. Про нее можно узнать только от тех мужиков, с кем раньше работал, но кто теперь, попав в руководство телерадиокомпании, окончательно еще не ссучился...
– Я знаю, про кого ты базаришь, только не сказал бы, что этот кадр в руководстве не ссучился, – вставил все же свои две копейки Макс.
– Знаешь, так молчи. По крайней мере, именно от него я это узнал... Так вот, – продолжил Михась, – есть на радио два-три человека, которые могут работать в прямом эфире без согласования с руководством. Они могут приглашать в студию кого угодно, говорить в эфире о чем угодно, комментировать события и новости и так далее и тому подобное. Просто им доверяют – лишнего эти ребята не скажут ни в коем случае.
– Круто!
– Круче, чем ты себе представляешь. За преданность платят от шестисот баксов до тысячи.
– Не слабо! – только и смог отреагировать Николай, – Так у вас же в Белоруссии это бешеные деньги!
– Конечно! В том-то весь сок ситуации, Микола... – Михась улыбнулся. – Ну вот теперь, Макс, наливай, и давайте выпьем за то, чтобы не стать падлой, хотя в нашей системе это сделать довольно просто.
Когда рюмки опустели в очередной раз, Самойленко, которого Наташа, перенервничав чуть раньше, уже настойчиво тянула домой, поспешно задал еще один вопрос:
– Ну, а на телевидении? Я, конечно; понял, что контроль там примерно такой же, если не больший. Но интересно – а как там зарабатывают?
– Хорошо зарабатывают, не волнуйся, – хмыкнул Михась, закусывая кусочком заливной курицы – фирменным блюдом заведения. – Особенно те, кто в АТН.
– АТН?
– Агентство теленовостей. Те, кто работает на выпуски этих самых новостей.
– И сколько?
– По-разному. Говорят, по шестьсот баксов запросто делают. Кстати, можешь идти и туда, если захочешь, говорят, там есть вакансии.
– Вот это уже веселее! – Коля довольно взглянул на Наташу и улыбнулся. – Ты хотела домой? Пошли. Пока, ребята. Спасибо за информацию, Михась!
– Пожалуйста. Только «спасибо» в карман не положишь – наливай давай. На посошок.
– Игорь, – обернулся Николай к бармену, выкладывая на стойку десять долларов. – Налей этим проглотам два графинчика, а то ж им все мало...
* * *
В тот вечер Николай ничего не сказал Наташе про свое решение, но был уверен, что принял его окончательно и бесповоротно.
Он страстно желал снова вернуться в журналистику. В газету попасть сразу было нелегко – маленькая страна хорошо обеспечила себя кадрами, и пробиться в штат серьезной газеты было трудновато, а работать в какой-нибудь захудалой «районке».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Все дружно расхохотались, и даже Наташа, не на шутку встревоженная и обеспокоенная поведением Николая, не смогла сдержать улыбки.
– Тут белорус тяжело так вздыхает, – продолжал рассказчик, когда смех немного утих, – и говорит: «Эх, хлопцы, это что! Вот нашему Язэпку ползадницы взрывом оторвало, так к ней усы пришили – в президенты выбрали!»
От взрыва дружного хохота тоненько зазвенели бокалы на стойке бара, удивленно оглянулись немногочисленные посетители заведения.
Лишь Коля даже не улыбнулся.
– Вот, Михась, это тебе еще одно подтверждение того, о чем я тебе говорил – здесь вы зубоскалить умеете, а в своих газетах – будто воды в рот набрали. Чего же вы боитесь? Если у вас такое борзое КГБ, то здесь, в кафе, вас тоже подслушивают, уверяю. Но здесь вы смелые. А в газетах – языки в жопу позасовывали и тихо сидите.
– Да я тебе сейчас по едальнику... И не посмотрю, что Наташка тут сидит, козел ты вонючий, – начал приподниматься в резко наступившей вдруг тишине Макс, и Михасю пришлось, схватив парня за рукав, усаживать его на место.
– Да успокойся ты!
– Ребята, перестаньте, это же шутка! – совсем переполошилась Наташа. – Чего вы завелись? Он же на самом деле ничего не понимает, так объясните. А то не хватало еще здесь драку устроить – совсем с ума посходили.
– Не бойся, Наташка, никакой драки не предвидится, – Михась уже искренне жалел, что не ответил Николаю сам, решив зачем-то призвать на помощь друзей. Он моментально протрезвел от этого небольшого столкновения и сейчас сидел очень серьезный и спокойный.
– Ладно, Коля, я молчу, конечно, но больше так не говори, ясно? – миролюбиво проговорил и Макс, по-дружески протягивая Самойленко руку.
Николай пожал протянутую ему ладонь и согласно кивнул в ответ:
– Я тоже молчу, все.
– Нет, ребята, погодите, – Михась все же решил расставить точки над i, – все не так просто, и когда-нибудь мы бы все равно вернулись к этому разговору. Тем более что Николай собирается идти работать в эти самые наши газеты, засунувшие язык себе в задницу.
– Я не так выразился... – попробовал оправдаться Самойленко, зная, как болезненно реагируют журналисты на оскорбление их профессии.
– Ты все правильно сказал. И мы, и наши газеты заткнули... – продолжал Михась серьезно и задумчиво, будто и не услышав возражений Коли. – Но... Ты думаешь, от страха?
– Нет, конечно.
– Ты думаешь, мы так боимся КГБ или еще какой чертовщины?
– Нет, Михась, я не хотел...
– Дело в другом....
– В чем же?
– Знаешь, есть у нас такой очень известный и любимый всеми писатель – Владимир Короткевич.
Он, правда, умер уже... Но вещи его помнят. Так вот, в одном из своих романов он привел байку, очень интересную и вместе с тем очень точную, справедливую. Не слышал?
– Откуда?
– Тогда слушай. Когда Бог заселял землю, собрал он к себе все народы и ну раздавать – кому что. И дал Бог белорусам густые темные леса, в которых водилось множество диких зверей. И дал Бог белорусам голубые озера и чистые реки, в которых плавало множество рыбы. И дал Бог белорусам плодородные поля, на которых здорово растет и бульба, и свекла, и рожь. Все дал Бог белорусам. Но чтобы не зазнавались белорусы особенно перед другими народами, дал им Бог и одну напасть – начальство дурное. С тех пор белорусы и мучаются на своей замечательной земле.
– Хорошая легенда, только я не понял – к чему ты это рассказал?
– А к тому, Микола, чтобы ты понял, чем нас всех берут. Ты как думаешь, кто может быть главным редактором газеты при нынешнем режиме?
– Ну догадываюсь, что не ангел...
– Хуже! Ты сам подумай – если президент... сам понимаешь, какой, то кто будет назначен главным редактором президентской газеты?
– Это понятно...
– Нет, ты такого и представить себе не можешь! На эту должность назначили старого зажравшегося козла, который готов лизать задницу каждому, кто в этот конкретный момент наверху. Когда-то он восхвалял прелести коммунистического завтра и воспитывал молодежь в духе идеалов марксизма-ленинизма, потом стал первым рупором демократии, обратившись к своеобразной тематике – проституции и наркомании. Теперь стал борцом за идеалы нашего президента, гневно обличая всех, кто ставит нашему «батьке» палки в колеса. Но самое противное – методы, какими он действует. Более подлого, более паскудного человека на его месте трудно себе представить.
– И что, все такие?
– Практически все. Еще один главный редактор – старпер из номенклатуры еще коммунистических времен. Следующий – из обыкновенных, ничем не примечательных журналистов, получил должность пресс-секретаря предыдущего премьера и тут же прыгнул в кресло главного редактора совминовской газеты. Еще один его коллега в принципе человек нормальный и умный, но хребет у него уже сломан – у каждого из нас ведь есть дети, а если он полетит со своей должности, то баксов двести в месяц потеряет как минимум.
– То есть ты хочешь сказать, что вам просто не дают, не разрешают написать так, как можно и нужно?
– Да, – Михась согласно кивнул и снова наполнил рюмки водкой, – нам, Микола, предложили правила игры, которые пришлось принять. А ты видел когда-нибудь «Свободу» или «Белорусскую деловую»?
– Видел. Они-то другие!
– Половина... да нет, семьдесят пять процентов подписей там – псевдонимы. Мы же все там печатаемся понемногу – не столько зарабатываем, сколько изливаем душу. Тебе не показалось, что эти газеты слишком злые, слишком безапелляционно-критические?
– Да.
– Естественно! Если все время молчишь и лишь потом высказываешься – сам понимаешь, как скажешь и что скажешь... – Михась поднял рюмку. – Ладно, Коля, надеюсь, ты кое-что понял про журналистику в нашей стране, ведь тебе тоже, насколько я врубился, предстоит работать в этой системе. А потому давайте выпьем – за нас, за то, чтобы наступили лучшие времена.
– Давайте!
Все дружно опустошили рюмки, энергично и с чувством чокнувшись.
Коля именно такого ответа и ожидал, поэтому особого удовлетворения не почувствовал – вопросы оставались.
– Михась, а радио, телевидение?
– Там еще хуже – там контроль ого-го! Знаешь, например, что на белорусском радио те, кто работает в эфире, подразделяются на три категории? – Михась разговорился, а так как тема действительно была весьма актуальной и животрепещущей для всех журналистов, то теперь к их разговору прислушивался весь столик, иногда реагируя возгласами, невнятными междометиями или тихими комментариями.
– Что за категории? – заинтересовался Николай. Приехав в Минск, он подумывал поработать в новой роли – в качестве журналиста электронных средств массовой информации. Поэтому теперь все связанное с местными радио и телевидением его особенно интересовало.
– Первая, самая многочисленная категория так называемые «рабы» – ребята не имеют никаких прав. Прежде чем выйти в эфир, их материал читают и слушают и главный редактор программы, и редактор студии, и кто-то из администрации, кто курирует данную редакцию. И не дай Бог журналисту спороть в эфире какую-нибудь отсебятину, хоть на букву отклониться от написанного заранее текста – наказание будет суровым, неотвратимым и моментальным! Эти «рабы» скромно получают согласно своим тарифным ставкам, отламывают процент от рекламы и в общем довольствуются примерно ста пятьюдесятью долларами в месяц.
– Сто пятьдесят баксов в месяц? Негусто, – разочарованно протянул Самойленко, с улыбкой взглянув на Наташу. – Ты бы меня с такими «бабками» из дому выгнала, правда?
– Ой, иди ты! – отреагировала жена, обиженно отвернувшись.
– Следующая категория уже покруче – им тоже нужно читать текст информации с бумажки, заранее вычитанной и выверенной, но разрешены и импровизации – о погоде, о музыке, о всяких прочих подобных штучках, которые не будут затрагивать ничьи интересы. Эти ребята обычно работают в прямом эфире, а так как сейчас подобная форма работы на радио весьма популярна, без определенной доли свободы, без импровизации им не обойтись.
– Ну, это понятно.
– Впрочем, – Михась подмигнул Коле, – ты и сам, наверное, почувствовал – говорит-говорит ведущий по-человечески, а как только о политике, так сразу и голос меняется, и фразы становятся, как... – он на мгновение замолчал, подыскивая нужное сравнение, – как из официального сообщения пресс-службы администрации президента.
– Точно, – согласился Коля.
– Вот. Эти ребята получают уже побольше «рабов» – слушатели их уважают, а так как какую-то свободу слова в эфире они все же имеют, то, значит, нуждаются и в «прикорме» от руководства – до трехсот долларов в месяц с премиальными они получают.
– Ну, это и впрямь уже ничего, – Колино лицо, наверное, приняло слишком уж довольное выражение, поэтому теперь уже Макс поспешил вмешаться:
– Хорошо-то хорошо, но только пока ты попадешь в эту категорию, пару-тройку лет попашешь за сущие копейки. Хорошо, что у нас, в газетах, такого дебильства нет, скажи, мужики? Я предлагаю тост – давайте выпьем за то, что мы работаем в газетах!
– Ладно, Макс, подожди, – прервал его рассказчик. – Сейчас выпьем, только закончу... Но есть, Микола, и еще одна категория – «радистов», весьма, между прочим, секретная. Про нее можно узнать только от тех мужиков, с кем раньше работал, но кто теперь, попав в руководство телерадиокомпании, окончательно еще не ссучился...
– Я знаю, про кого ты базаришь, только не сказал бы, что этот кадр в руководстве не ссучился, – вставил все же свои две копейки Макс.
– Знаешь, так молчи. По крайней мере, именно от него я это узнал... Так вот, – продолжил Михась, – есть на радио два-три человека, которые могут работать в прямом эфире без согласования с руководством. Они могут приглашать в студию кого угодно, говорить в эфире о чем угодно, комментировать события и новости и так далее и тому подобное. Просто им доверяют – лишнего эти ребята не скажут ни в коем случае.
– Круто!
– Круче, чем ты себе представляешь. За преданность платят от шестисот баксов до тысячи.
– Не слабо! – только и смог отреагировать Николай, – Так у вас же в Белоруссии это бешеные деньги!
– Конечно! В том-то весь сок ситуации, Микола... – Михась улыбнулся. – Ну вот теперь, Макс, наливай, и давайте выпьем за то, чтобы не стать падлой, хотя в нашей системе это сделать довольно просто.
Когда рюмки опустели в очередной раз, Самойленко, которого Наташа, перенервничав чуть раньше, уже настойчиво тянула домой, поспешно задал еще один вопрос:
– Ну, а на телевидении? Я, конечно; понял, что контроль там примерно такой же, если не больший. Но интересно – а как там зарабатывают?
– Хорошо зарабатывают, не волнуйся, – хмыкнул Михась, закусывая кусочком заливной курицы – фирменным блюдом заведения. – Особенно те, кто в АТН.
– АТН?
– Агентство теленовостей. Те, кто работает на выпуски этих самых новостей.
– И сколько?
– По-разному. Говорят, по шестьсот баксов запросто делают. Кстати, можешь идти и туда, если захочешь, говорят, там есть вакансии.
– Вот это уже веселее! – Коля довольно взглянул на Наташу и улыбнулся. – Ты хотела домой? Пошли. Пока, ребята. Спасибо за информацию, Михась!
– Пожалуйста. Только «спасибо» в карман не положишь – наливай давай. На посошок.
– Игорь, – обернулся Николай к бармену, выкладывая на стойку десять долларов. – Налей этим проглотам два графинчика, а то ж им все мало...
* * *
В тот вечер Николай ничего не сказал Наташе про свое решение, но был уверен, что принял его окончательно и бесповоротно.
Он страстно желал снова вернуться в журналистику. В газету попасть сразу было нелегко – маленькая страна хорошо обеспечила себя кадрами, и пробиться в штат серьезной газеты было трудновато, а работать в какой-нибудь захудалой «районке».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44