Конечно, Фортескью понимает, что является нахлебником за столом мецената, и совесть побуждает его отрабатывать свой хлеб. Поэтому, когда благодетель лжет, он считает своим долгом подтверждать эту ложь. Вот и все.
– Прошу прощения, – запротестовала Фей, – но это далеко не все и даже не самое важное. Это уводит нас от главной темы, которой…
– Которой, как вы собирались сказать, – согласился доктор Фелл, является история жестокой, хотя и осуществленной не без блеска попытки убийства. Отлично! Вернемся к Эндрю Долишу, который ломает голову над своим планом в окружении компаньонов в библиотеке.
Как ему побудить жертву надеть обожженный жакет? Кажется, он без особой надобности привлек ваше внимание к тюбику клея в ящике письменного стола. Быть может, ему пришла в голову мысль пролить клей на Баркли, заставив его таким образом сменить жакет? Но это невозможно! Клей на рукаве едва ли вынудил бы Баркли спешно переодеваться, тем более в жакет, носящий явственные следы его попытки самоубийства. Перспектива казалась безнадежной.
Но боги не оставили своего любимца! Вы знаете, что произошло. Эстелл, как обычно затеяв бессмысленную ссору с братом, слишком энергично взмахнула банкой с медом. Разумеется, мы не должны подозревать Эстелл в соучастии в замысле Долиша. Если рассматривать ее в роли заговорщика, то это был бы худший заговорщик в мире. Просто она из тех людей, которые сами напрашиваются на различные неприятности – таков уж ее характер. Банка разбилась о каминную полку, и мед перепачкал жакет ее брата.
Убийце только это и было нужно. Теперь Баркли придется переодеться. Это уже не клей на рукаве! Даже обнаружив, что третий жакет исчез, такой аккуратный человек, как Пеннингтон Баркли, наверняка предпочтет следы пороха липкому меду. Конечно, Баркли не мог в опаленном жакете выйти из библиотеки и посетить церемонию по случаю дня рождения сестры. Но он ведь не обязан был это делать. Чтобы никто не вошел и не стал его звать, он запер на засов обе двери. Но Наполеон Долиш, разумеется, уже решил его судьбу – Баркли предстояло умереть. Что же сделал Долиш, когда покинул Грингроув, якобы собираясь домой?
– Да, что же он сделал? – подхватила Фей, сжимая и разжимая кулачки. Комната еще не была заперта, не так ли? Левое окно оставалось открытым настежь?
– Безусловно, – согласился доктор Фелл.
– Тогда как же он поступил? Вы нам расскажете?
– Расскажу, мисс Уордор, когда упомяну еще об одном встречном течении, не связанном с преступлением.
– Если так, то зачем о нем упоминать?
– Потому что оно окончательно убедило меня в виновности Эндрю Долиша, ответил доктор Фелл, – и также потому, что оно касается вас.
– Меня?
– Да, мисс Уордор. – Подобрав трубку, доктор Фелл посмотрел на Гэррета и Ника. – Эта молодая леди два года назад оказалась замешанной в деле об отравлении в Уэст-Кантри. Эллиот и я слышали об этом. Эллиот узнал ее – ему было известно, что она невиновна. В ночь с пятницы на субботу он решил поговорить с ней. Ранее леди не проявляла желания сотрудничать, но теперь эмоции прорвали плотину, и она поведала всю историю.
До этого времени я только подозревал, что наш непогрешимый адвокат виновен. Но это были всего лишь праздные размышления, и я мог ошибаться. Если мои подозрения были верны, то он должен был попытаться разыграть вторую попытку самоубийства. Но такому опытному юристу, конечно, нужна была линия обороны. Если полиция откажется верить в самоубийство, кто лучше подойдет на роль козла отпущения, чем девушка, которую однажды уже подозревали в убийстве?
Но как Долиш мог узнать о ее прошлом? Согласно рассказу самой мисс Уордор, только миссис Баркли знала ее историю. Встревоженная миссис Баркли хотела спросить суперинтендента Уика, подозревает ли еще полиция ее подругу. Мисс Уордор заставила ее пообещать, что она не сделает этого, – миссис Баркли обещала и сдержала слово. Но будучи хорошей подругой, она все-таки хотела узнать, каково положение мисс Уордор с точки зрения закона. К кому же она могла обратиться?
Ответ пришел из моего фрейдистского подсознания. При условии соблюдения строгой конфиденциальности миссис Баркли обратилась бы к Эндрю Долишу: юристу, чья профессия – хранить секреты, единственному человеку на свете, которому она полностью доверяла. Позже я спрашивал об этом миссис Баркли, и она подтвердила мое предположение. Если бы обстоятельства сложились по-иному, мисс Уордор оказалась бы в сетях Долиша.
Конечно, это по-прежнему были всего лишь подозрения. Но теперь я чувствовал, что они верны, и был готов к поединку. Мои праздные размышления оказались правильными: Долиш был виновен, и теперь я могу более или менее точно воссоздать его поступки.
Воспользовавшись суетой, на которую он сам жаловался, Долиш украл револьвер с письменного стола, прежде чем гостей выставили из библиотеки без двадцати одиннадцать. Револьвер лежал у него в кармане, когда он говорил со мной в гостиной. Долиш надел длинный голубой дождевик – преждевременно, так как дождь начался гораздо позже, но он был осторожным человеком, – и шляпу-котелок, взял портфель, где находился только украденный жакет, и вышел к своему автомобилю.
Но Долиш далеко не уехал. Оказавшись за пределами поместья, он оставил там машину, вернулся и проскользнул в сад через вход, расположенный подальше от дома. Долиш стоял у восточного входа в сад, лицом к все еще открытому и ярко освещенному окну, понимая, что пришло время осуществить его план.
Было без нескольких минут одиннадцать. Пеннингтон Баркли, как и предвидел Долиш, в опаленном порохом жакете находился в библиотеке. Неподалеку, в музыкальной комнате, попурри из Гилберта и Салливана подходило к концу, перекрывая все звуки в доме.
Торжествующий Долиш стоял в шестидесяти футах от окна – на подходящем расстоянии для стрельбы в цель. Он мог громким возгласом подозвать Баркли к открытому окну. Любой стоящий у этого окна, как вы видели сами, оказывался в перекрестном освещении. К тому же к услугам Долиша была мишень – черное пятно от пороха на левой стороне груди бордового жакета.
Долиш поднял револьвер и выстрелил. Но этим дело не кончилось. Оружие нужно было вернуть в библиотеку, чтобы никто не узнал о его исчезновении; его должны были найти рядом с телом предполагаемого самоубийцы. Адвокат побежал через лужайку к окну, чтобы бросить револьвер в комнату. Риск был не слишком велик. Луна светила тускло; он бежал, опустив голову и прикрывая лицо левой рукой.
Но Баркли? О чем он думал в тот страшный момент – он ведь избежал гибели только потому, что пуля попала слишком низко?
Его подозвали к окну, в темноте мелькнула вспышка, и что-то более твердое, чем пыж из холостого патрона, ударило его в то же самое место. Баркли много говорил если не о призраках, то о визитере в черной мантии. И теперь к нему бежала из сада фигура в длинном темно-голубом дождевике, который легко можно было принять за мантию. Баркли не узнал нападавшего, поэтому пришлось долго и терпеливо расспрашивать его в субботу, убеждать его, что увиденное ему не почудилось. В тусклом свете даже шляпу-котелок было невозможно разглядеть – он скорее чувствовал, что с головным убором что-то не так.
Теперь вы начинаете понимать? Баркли испытал страшное потрясение – ему казалось, что его атакует выдуманный им же призрак. Он действовал чисто инстинктивно. Чтобы хоть как-то защититься от приближающейся фигуры, нужно было закрыть окно. Шатаясь, Баркли протянул руки к раме.
Разумеется, Долиш ни тогда, ни в другое время не собирался разыгрывать призрака – он был практичным человеком, который задумал совершить убийство. И все же в решающий момент его нервы почти сдали. Он хотел только бросить оружие в библиотеку, а его жертва в эту минуту кинулась к окну! Не заботясь об отпечатках пальцев, которые в любом случае не обнаружили бы, так как он держался только за рукоятку, Долиш швырнул револьвер мимо своей жертвы в комнату, где тот отлетел по ковру к креслу.
Лужайка, фигура незнакомца, лунный свет – все смешалось перед глазами Пеннингтона Баркли. Он чувствовал боль – возможно, это конец. Голыми руками, оставив отпечатки, которые мы потом нашли, он ухватился за раму и опустил ее, потом ударил ребром ладони по шпингалету и запер окно. Повернувшись, он сделал несколько неуверенных шагов в обратном направлении и рухнул рядом с револьвером.
Доктор Фелл сделал большой глоток эля и со стуком поставил кружку на стол.
– Вот вам ваша запертая комната! Как я уже утверждал в разговоре с Эллиотом, мы с самого начала рассматривали факты под неправильным углом. В конечном счете, комната оказалась запертой, так как каждый персонаж драмы действовал в точном соответствии со своим характером. На сей раз Пеннингтон не намеревался никого одурачить, но ему едва не удалось это с нами проделать.
– А Долиш? – осведомился Ник. – Что сделал потом этот гнусный негодяй?
– Его поведение едва ли можно назвать образцовым, – согласился доктор Фелл. – Но все же дальнейшие поступки Долиша заслуживают внимания. Он не мог сразу вернуться домой – ему нужно было забрать пачку бумаг, которые он якобы уже вынес, но в действительности спрятал под кушетку в гардеробной.
Долиш стал дожидаться удобного момента. Между половиной двенадцатого и без четверти двенадцать, когда мы все были чем-то заняты, он проскользнул в дом через открытое окно в конце западного коридора. Без четверти двенадцать, за пятнадцать минут до того, как Эллиот и я впервые посетили библиотеку, он снова выскользнул наружу с пачкой бумаг и, как я подозреваю, шляпой под мышками. Филлис, увидев его с большого расстояния, приняла макинтош за халат, а пачку бумаг за пакет – ее рассказ добавил еще один фантастический элемент к общей картине.
Узнал ли Долиш тогда, что Баркли жив? Возможно, но я так не думаю. Скорее всего, он узнал об этом только на следующее утро из телефонного разговора с Ником Баркли.
Тем временем, обследовав бумаги по настоянию Эстелл, которая уже вызывала у него кое-какие подозрения, Долиш обнаружил поддельный кодицил и воспользовался им. С тем чтобы укрепить свое положение, он решил сначала обвинить Эстелл, а потом предложить ей свое покровительство.
Нужно признать, Долиш разыграл для нас в своем офисе превосходное шоу! И все же в нем имелся один изъян. Он утверждал, что не помнит дату первого появления «призрака» перед Кловисом Баркли, и сказал, что разыскал ее в архиве только в субботу утром. Однако стеклянная дверца той секции книжной полки, где он, по его словам, хранил свои дневники, была так густо покрыта пылью, что стало ясно – к ней давно не прикасались. Долиш все время помнил нужную нам дату, но, подобно многим преступникам, пытался сделать так, чтобы его заявления выглядели очень правдоподобно – это был перебор.
Потерпев однажды неудачу, попробовал бы Долиш снова совершить убийство? По всей вероятности, да, если бы он был уверен, что выйдет сухим из воды. Я осторожно намекнул ему, что Эллиот склонен считать происшедшее с Баркли попыткой самоубийства, – фактически я не солгал, сначала Эллиот этого отнюдь не исключал. Да, я ловко сыграл искусителя. Только Долиш не знал, что его жертву охраняет полиция. Прежде чем мы покинули его кабинет, произошел еще один маленький инцидент. Среди многих спортивных трофеев достойного джентльмена я заметил кубок, полученный за победу в национальных состязаниях по стрельбе из револьвера в Бисли. Я неосторожно пробормотал «Бисли!», но так как вы двое интерпретировали это как «если», то, учитывая обстоятельства, я не стал вас разубеждать.
Потом, когда я беседовал с Эллиотом и суперинтендентом Уиком, выяснилось, что они оба пришли к тем же выводам, что и я. Убедить суперинтендента не составило труда – оказалось, что фирма «Долиш и Долиш» уже некоторое время пребывает в весьма шатком финансовом положении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34