Его поразила ненависть, звучавшая в голосе Ника, хоть он и был к чему-то подобному готов. Она потрясла его. В течение нескольких месяцев он смутно догадывался, что Ник очень похож на Фрэнка; Ник был воспитателем Фрэнка, его руководителем, его советчиком. Хью казалось, что он слышит самого Фрэнка, вернее, Фрэнка постаревшего, мудрого и изворотливого, словно змей.
Хью стоял в траве всего в ярде над их головами. Его порыв был чисто инстинктивным. Он собирался прыгнуть вниз и раз и навсегда разобраться с этой старой свиньей. Но он вовремя совладал с собой и остался стоять, держась рукой за дерево. Если бы он спрыгнул, то для Бренды все было бы кончено. Его версия убийства должна совпадать с версией Бренды. Но в том-то и дело, что он не имел ни малейшего представления, о чем она говорила Хедли.
«Спокойно!»
Он снова услышал голос Ника:
— Вы меня поняли, суперинтендент?
— Да. Думаю, понял.
— Ах, оставьте свой официальный тон. К черту. Не люблю я этого. — Ник теперь говорил скорее весело, чем раздраженно. — Я вас прошу лишь об одном: руководствоваться уликами и ничем иным. Вы же слышали, что сказала миссис Бэнкрофт. Он угрожал Фрэнку, так ведь?
— Очевидно, да, — согласился Хедли. — Как и Артур Чендлер.
— Э… э… о чем вы говорите? Что еще за Артур Чендлер?
— Приятель Мэдж Стерджес, — ответил Хедли. — Я вам говорил о нем. Когда ваш телефон не ответил, я заехал сюда по пути из местного отделения полиции, чтобы предупредить вас: Чендлера видели в здешних краях и от него можно ждать неприятностей.
Наступило молчание, нарушаемое нетерпеливым постукиванием по колесу инвалидного кресла.
Суперинтендент добавил несколько более резко:
— Но похоже, это вас не беспокоит.
— Я вас не понимаю.
— Вы спросили меня, — сказал Хедли, — что я думаю об этом случае. Пока я о нем ничего не думаю. Если мы не прекратим бессмысленную болтовню и не займемся делом, то никогда ничего не узнаем. Но одно я действительно заметил. Похоже, что Чендлер вас нисколько не беспокоит. Похоже, вы даже не даете себе труда изобразить потрясение, приличествующее прискорбному событию — а именно смерти Фрэнка Дорранса, — по поводу которой мы все, разумеется, выражаем вам соболезнования. Зато вас весьма беспокоит, что Роуленд пришел в ваш дом и влюбился в мисс Уайт. — Он повертел в пальцах нож. — А мисс Уайт влюбилась в Роуленда. — Он снова поиграл ножом. — Об этом я могу судить по ее словам, хоть это вовсе меня не касается. Интересно, почему вы так стремитесь убрать Роуленда с дороги?
Из горла Ника вырвался сдавленный вопль.
— Суперинтендент, вы что, с ума сошли?
— Нет.
— В таком случае, к чему вы клоните? Уж не думаете ли вы, что я питаю к Бренде некий интерес? В моем-то возрасте?
— Вовсе нет. Хотя сегодня днем меня очень поразило, как настойчиво вы твердили, что ей более чем прилично жить в вашем доме. Мне и в голову не приходило, что это может быть неприлично.
— Будьте любезны объяснить, на что вы намекаете.
Хедли заговорил с неожиданной мягкостью:
— Я просто предупреждаю, вот и все. Вы лелеяли планы относительно их союза — отлично. Смерть Дорранса разбила их — отлично. Но не дай Бог, чтобы из-за неприязни к Роуленду вы позволили себе ввести нас в заблуждение.
— Ах, вы имеете в виду ложные показания, — весело ответил Ник. — Нет, этого я делать не стану. У меня нет в этом необходимости.
— Отлично. Я не говорю, что Роуленд невиновен. Возможно, и виновен. Но если он станет лгать, мы достаточно быстро это обнаружим. А теперь вы сами поедете, пока не совсем стемнело и мы еще в состоянии хоть что-то разглядеть на корте, или мне вам помочь?
— Могу ли я выбраться отсюда?
Внизу послышалось шуршание шин и чавканье грязи. Инвалидное кресло резко рванулось назад и, слегка наклонившись, покатилось вниз по дороге. Ник его выровнял. В красноватом отсвете заката было видно его лицо.
— Не стоит беспокоиться из-за того, что темнеет, — сказал он. — На деревьях прожектора. Я их установил на случай, если молодежь захочет поиграть после наступления темноты. Если пожелаете, мы можем осматривать корт хоть всю ночь. А теперь, друг мой, послушайте меня. Первое, что мы сделаем…
Его голос становился все тише и наконец совсем замолк.
Хью стал медленно подниматься к дому.
Итак, начать придется с этих двух противников. Когда Хью увидел выражение лица Ника, его слегка замутило. Он не был уверен, кто из двух более опасен — Ник или Хедли. А Бренда своей ложью усугубила их и без того нелегкое положение. Относительно Ника это не имело значения, но что касается полиции — еще как имело.
Как далеко она зашла в своей лжи? Что именно сказала? У нее еще есть время отказаться от своих слов.
— Хью, — прозвучал из тьмы тихий шепот. Низкий, длинный фасад дома из побеленного кирпича был погружен во тьму, за исключением окна кухни, расположенной в цокольном этаже. Хью поднял голову и в окне второго этажа увидел Бренду. Она показывала рукой на окно гостиной. Он вошел в открытые стеклянные двери, и через мгновение Бренда оказалась рядом.
— Ты их не встретил, правда? — прошептала она в темноте. — Я хотела тебя предупредить, но не знала, как это сделать. Ты с ними разговаривал?
— Нет. Между прочим, я припрятал твой сломанный ноготь.
— Я знаю, — сказала Бренда с напряжением. — Ты ведь обещал. Но послушай! Ты не оставил на корте еще и свои следы?
— Оставил, но это не важно. Корт почти высох. Следы неглубокие, и будет нетрудно доказать, что их оставили гораздо позже.
— Говори тише, — попросила она. — Мария сейчас внизу. Хью… я… хочу тебя кое о чем предупредить. Я им рассказала…
— Да, знаю. Свою версию. Ты показала им чистые туфли, которые были на тебе, и заявила, что даже не ходила на корт. Сказала, что кто-то взял твои другие туфли, пошел в них на корт и убил Фрэнка. Теперь это уже не имеет значения. Вопрос в том, какую историю ты сочинила? Что еще ты им сказала?
Глава 9
Решимость
— Я знаю, — продолжал Хью, — что ты выпалила первое, что пришло в голову. Я тебя не виню. Но…
— Ах, нет, — достаточно жестко возразила Бренда. — Дорогой, не я выпалила, а из меня вытянули. Но я была осторожна, предложила убедительную версию и буду ее держаться.
Перед ним была уже не та испуганная девушка, которую он застал на теннисном корте. Хью почувствовал перемену еще до того, как она заговорила. Словно желая подчеркнуть это, Бренда нарушила свои же инструкции и говорила не понижая голоса. Она переоделась и приняла ароматическую ванну, что, видимо, и вернуло ей присутствие духа.
— Мне пришлось сказать им это, — объяснила Бренда. — Знаешь почему? Неожиданно для себя я обнаружила, что они стараются взвалить вину на тебя. Этого я не могла допустить. Благодарю покорно.
— Но…
— Свиньи, — продолжала Бренда. — Я им покажу. Послушай, я все тебе расскажу в нескольких словах. Потом мы зажжем сигнальные огни, поднимем флаг, пусть попробуют тогда взять форт. Я сказала, что пошла туда в двадцать минут восьмого; это истинная правда. Сказала, что пошла забрать корзину для пикников; это также правда. Но я не сказала, что забрала корзину. В этом я не могла признаться — они бы ее открыли и нашли в ней грязные теннисные туфли.
— Да.
— Я ведь говорила тебе, что поставила корзину точно на прежнее место, поэтому невозможно заметить, что ее трогали. Я сказала, что, не дойдя до павильона, свернула за угол корта и увидела Фрэнка… Ты что-то сказал?
— Нет, продолжай.
Ее глаза зажглись странным блеском.
— И тут, — продолжала она, встряхнув Хью за руку, — и тут я почувствовала прилив вдохновения. Да, Хью, именно вдохновения. Никак нельзя определить, что я подходила к корзине. А знаешь, какая она тяжелая? Она набита посудой и весит целую тонну. Если быть точной, то сорок фунтов. И я вдруг вспомнила, что донесла ее до самого корта и вернулась с ней обратно…
Хью поднес руку ко лбу.
— Итак, ты предложила суперинтенденту Хедли, — заговорил он, чеканя каждое слово, — взглянуть на глубину следов в песке. Ты сказала, что они слишком глубоки для тебя. Отметила, что весишь девяносто восемь фунтов; тогда как человек, оставивший эти следы, весит, должно быть, фунтов сто сорок. Так?
— Господи, откуда тебе это известно?
— Передача мыслей на расстоянии, — заявил Хью. — Мы с тобой родственные души, во всяком случае, в старинных романах это называлось именно так. Я знаю об этом, потому что сам на какой-то момент счел такую защиту лучшим способом нападения. Но мне он показался слишком наглым. Священные коты египетские! Поверить такой неприкрытой лжи!
— Они мне верят. Клянусь, что офицер полиции мне поверил.
— Возможно, и так, но лишь до тех пор, пока он не увидел улики. Однако почему бы и нет? Почему бы и нет? Мы знаем правду, и поэтому она для нас более чем очевидна. Но так ли она очевидна для них? Вот что мне любопытно. Нет, постой, продолжай: каков конец твоей истории?
— Я все тебе рассказала, действительно все. Я сказала, что не входила на корт, так как поняла, что Фрэнк мертв, и вспомнила, что до прибытия полиции ничего нельзя трогать.
— А…
— Но я обратила внимание на то, что отпечатки какие-то странные — я поставила ногу рядом с одним, и он оказался точно моего размера. К тому же это туфли марки «Грей гуз», где на подошве изображен гусь. Я сказала, что в павильоне у меня лежала запасная пара таких туфель и что их мог кто-то украсть. Потом я сказала, что сбегала в павильон и проверила: запасные туфли, бывшие в шкафу, исчезли. — Она немного помолчала. — Кажется, все. Я сказала, что очень испугалась и не знала, что делать. Затем около половины восьмого — что правда — пришел ты. Я все сделала правильно? Как ты считаешь?
Хью задумался. Шарф, который, несмотря на отсутствие пиджака, по-прежнему был на нем, показался слишком тугим. Он сделал два шага вперед, затем два шага назад.
— Откровенно говоря, я не прыгаю от восторга.
— Но я уже сказала все это. Чем ты недоволен? Что здесь не так?
— Так вот, главная сложность в том, что если они установят связь между тобой и этой чертовой корзиной — ставлю три против одного, что так и будет, поскольку ты сама призналась, что хотела ее забрать, — то мы пропали. Они обязательно осмотрят павильон, откроют корзину и найдут туфли. Теперь несколько практических соображений. Когда ты дотащила корзину до того места, где лежит Фрэнк, то, разумеется, поставила ее на землю? Да. Разве она не оставила следа?
Уже задав свой вопрос, он вспомнил, что никаких следов корзина не оставила. Он сам их искал.
— Нет, Хью, не думаю. Я немного пошаркала ногами по этому месту.
— Но на корзине могли остаться комья песка.
— Нет. Были, но вытерлись о мокрую траву. Я заметила.
— Твои отпечатки пальцев на ручке?
— Ты сам говорил мне, что на невыделанной коже отпечатков не остается.
Хью сделал еще несколько шагов взад и вперед.
— Итак, давай подумаем. У этого плана есть одно преимущество — чисто психологическое. Никто никогда не поверит — независимо от того, ходила ты туда, чтобы убить Фрэнка, или лишь затем, чтобы посмотреть на его мертвое тело, — что ты пришла на корт, таща корзину для пикников весом в сорок фунтов. Да, я-то знаю, что именно так ты и поступила; но никому это и в голову не придет. Таким образом, они, возможно, не усмотрят связи между корзиной и глубокими следами ног. Есть еще один весомый аргумент, и тоже психологического порядка. Похоже, Хедли тебе верит. Да, в целом, возможно, у нас есть шанс побороться.
— Постой, Хью. Ты сказал: «возможно, у нас есть шанс побороться»?
— Нечто в этом роде.
— Иными словами, ты хочешь сказать, что не собираешься меня поддерживать?
Хью воздел руки к потолку:
— Бренда, вопрос не в том, собираюсь я тебя поддерживать или нет. Если ты настаиваешь на своей версии, я, конечно, с тобой. Но ты, кажется, не отдаешь себе отчета в том, насколько это серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Хью стоял в траве всего в ярде над их головами. Его порыв был чисто инстинктивным. Он собирался прыгнуть вниз и раз и навсегда разобраться с этой старой свиньей. Но он вовремя совладал с собой и остался стоять, держась рукой за дерево. Если бы он спрыгнул, то для Бренды все было бы кончено. Его версия убийства должна совпадать с версией Бренды. Но в том-то и дело, что он не имел ни малейшего представления, о чем она говорила Хедли.
«Спокойно!»
Он снова услышал голос Ника:
— Вы меня поняли, суперинтендент?
— Да. Думаю, понял.
— Ах, оставьте свой официальный тон. К черту. Не люблю я этого. — Ник теперь говорил скорее весело, чем раздраженно. — Я вас прошу лишь об одном: руководствоваться уликами и ничем иным. Вы же слышали, что сказала миссис Бэнкрофт. Он угрожал Фрэнку, так ведь?
— Очевидно, да, — согласился Хедли. — Как и Артур Чендлер.
— Э… э… о чем вы говорите? Что еще за Артур Чендлер?
— Приятель Мэдж Стерджес, — ответил Хедли. — Я вам говорил о нем. Когда ваш телефон не ответил, я заехал сюда по пути из местного отделения полиции, чтобы предупредить вас: Чендлера видели в здешних краях и от него можно ждать неприятностей.
Наступило молчание, нарушаемое нетерпеливым постукиванием по колесу инвалидного кресла.
Суперинтендент добавил несколько более резко:
— Но похоже, это вас не беспокоит.
— Я вас не понимаю.
— Вы спросили меня, — сказал Хедли, — что я думаю об этом случае. Пока я о нем ничего не думаю. Если мы не прекратим бессмысленную болтовню и не займемся делом, то никогда ничего не узнаем. Но одно я действительно заметил. Похоже, что Чендлер вас нисколько не беспокоит. Похоже, вы даже не даете себе труда изобразить потрясение, приличествующее прискорбному событию — а именно смерти Фрэнка Дорранса, — по поводу которой мы все, разумеется, выражаем вам соболезнования. Зато вас весьма беспокоит, что Роуленд пришел в ваш дом и влюбился в мисс Уайт. — Он повертел в пальцах нож. — А мисс Уайт влюбилась в Роуленда. — Он снова поиграл ножом. — Об этом я могу судить по ее словам, хоть это вовсе меня не касается. Интересно, почему вы так стремитесь убрать Роуленда с дороги?
Из горла Ника вырвался сдавленный вопль.
— Суперинтендент, вы что, с ума сошли?
— Нет.
— В таком случае, к чему вы клоните? Уж не думаете ли вы, что я питаю к Бренде некий интерес? В моем-то возрасте?
— Вовсе нет. Хотя сегодня днем меня очень поразило, как настойчиво вы твердили, что ей более чем прилично жить в вашем доме. Мне и в голову не приходило, что это может быть неприлично.
— Будьте любезны объяснить, на что вы намекаете.
Хедли заговорил с неожиданной мягкостью:
— Я просто предупреждаю, вот и все. Вы лелеяли планы относительно их союза — отлично. Смерть Дорранса разбила их — отлично. Но не дай Бог, чтобы из-за неприязни к Роуленду вы позволили себе ввести нас в заблуждение.
— Ах, вы имеете в виду ложные показания, — весело ответил Ник. — Нет, этого я делать не стану. У меня нет в этом необходимости.
— Отлично. Я не говорю, что Роуленд невиновен. Возможно, и виновен. Но если он станет лгать, мы достаточно быстро это обнаружим. А теперь вы сами поедете, пока не совсем стемнело и мы еще в состоянии хоть что-то разглядеть на корте, или мне вам помочь?
— Могу ли я выбраться отсюда?
Внизу послышалось шуршание шин и чавканье грязи. Инвалидное кресло резко рванулось назад и, слегка наклонившись, покатилось вниз по дороге. Ник его выровнял. В красноватом отсвете заката было видно его лицо.
— Не стоит беспокоиться из-за того, что темнеет, — сказал он. — На деревьях прожектора. Я их установил на случай, если молодежь захочет поиграть после наступления темноты. Если пожелаете, мы можем осматривать корт хоть всю ночь. А теперь, друг мой, послушайте меня. Первое, что мы сделаем…
Его голос становился все тише и наконец совсем замолк.
Хью стал медленно подниматься к дому.
Итак, начать придется с этих двух противников. Когда Хью увидел выражение лица Ника, его слегка замутило. Он не был уверен, кто из двух более опасен — Ник или Хедли. А Бренда своей ложью усугубила их и без того нелегкое положение. Относительно Ника это не имело значения, но что касается полиции — еще как имело.
Как далеко она зашла в своей лжи? Что именно сказала? У нее еще есть время отказаться от своих слов.
— Хью, — прозвучал из тьмы тихий шепот. Низкий, длинный фасад дома из побеленного кирпича был погружен во тьму, за исключением окна кухни, расположенной в цокольном этаже. Хью поднял голову и в окне второго этажа увидел Бренду. Она показывала рукой на окно гостиной. Он вошел в открытые стеклянные двери, и через мгновение Бренда оказалась рядом.
— Ты их не встретил, правда? — прошептала она в темноте. — Я хотела тебя предупредить, но не знала, как это сделать. Ты с ними разговаривал?
— Нет. Между прочим, я припрятал твой сломанный ноготь.
— Я знаю, — сказала Бренда с напряжением. — Ты ведь обещал. Но послушай! Ты не оставил на корте еще и свои следы?
— Оставил, но это не важно. Корт почти высох. Следы неглубокие, и будет нетрудно доказать, что их оставили гораздо позже.
— Говори тише, — попросила она. — Мария сейчас внизу. Хью… я… хочу тебя кое о чем предупредить. Я им рассказала…
— Да, знаю. Свою версию. Ты показала им чистые туфли, которые были на тебе, и заявила, что даже не ходила на корт. Сказала, что кто-то взял твои другие туфли, пошел в них на корт и убил Фрэнка. Теперь это уже не имеет значения. Вопрос в том, какую историю ты сочинила? Что еще ты им сказала?
Глава 9
Решимость
— Я знаю, — продолжал Хью, — что ты выпалила первое, что пришло в голову. Я тебя не виню. Но…
— Ах, нет, — достаточно жестко возразила Бренда. — Дорогой, не я выпалила, а из меня вытянули. Но я была осторожна, предложила убедительную версию и буду ее держаться.
Перед ним была уже не та испуганная девушка, которую он застал на теннисном корте. Хью почувствовал перемену еще до того, как она заговорила. Словно желая подчеркнуть это, Бренда нарушила свои же инструкции и говорила не понижая голоса. Она переоделась и приняла ароматическую ванну, что, видимо, и вернуло ей присутствие духа.
— Мне пришлось сказать им это, — объяснила Бренда. — Знаешь почему? Неожиданно для себя я обнаружила, что они стараются взвалить вину на тебя. Этого я не могла допустить. Благодарю покорно.
— Но…
— Свиньи, — продолжала Бренда. — Я им покажу. Послушай, я все тебе расскажу в нескольких словах. Потом мы зажжем сигнальные огни, поднимем флаг, пусть попробуют тогда взять форт. Я сказала, что пошла туда в двадцать минут восьмого; это истинная правда. Сказала, что пошла забрать корзину для пикников; это также правда. Но я не сказала, что забрала корзину. В этом я не могла признаться — они бы ее открыли и нашли в ней грязные теннисные туфли.
— Да.
— Я ведь говорила тебе, что поставила корзину точно на прежнее место, поэтому невозможно заметить, что ее трогали. Я сказала, что, не дойдя до павильона, свернула за угол корта и увидела Фрэнка… Ты что-то сказал?
— Нет, продолжай.
Ее глаза зажглись странным блеском.
— И тут, — продолжала она, встряхнув Хью за руку, — и тут я почувствовала прилив вдохновения. Да, Хью, именно вдохновения. Никак нельзя определить, что я подходила к корзине. А знаешь, какая она тяжелая? Она набита посудой и весит целую тонну. Если быть точной, то сорок фунтов. И я вдруг вспомнила, что донесла ее до самого корта и вернулась с ней обратно…
Хью поднес руку ко лбу.
— Итак, ты предложила суперинтенденту Хедли, — заговорил он, чеканя каждое слово, — взглянуть на глубину следов в песке. Ты сказала, что они слишком глубоки для тебя. Отметила, что весишь девяносто восемь фунтов; тогда как человек, оставивший эти следы, весит, должно быть, фунтов сто сорок. Так?
— Господи, откуда тебе это известно?
— Передача мыслей на расстоянии, — заявил Хью. — Мы с тобой родственные души, во всяком случае, в старинных романах это называлось именно так. Я знаю об этом, потому что сам на какой-то момент счел такую защиту лучшим способом нападения. Но мне он показался слишком наглым. Священные коты египетские! Поверить такой неприкрытой лжи!
— Они мне верят. Клянусь, что офицер полиции мне поверил.
— Возможно, и так, но лишь до тех пор, пока он не увидел улики. Однако почему бы и нет? Почему бы и нет? Мы знаем правду, и поэтому она для нас более чем очевидна. Но так ли она очевидна для них? Вот что мне любопытно. Нет, постой, продолжай: каков конец твоей истории?
— Я все тебе рассказала, действительно все. Я сказала, что не входила на корт, так как поняла, что Фрэнк мертв, и вспомнила, что до прибытия полиции ничего нельзя трогать.
— А…
— Но я обратила внимание на то, что отпечатки какие-то странные — я поставила ногу рядом с одним, и он оказался точно моего размера. К тому же это туфли марки «Грей гуз», где на подошве изображен гусь. Я сказала, что в павильоне у меня лежала запасная пара таких туфель и что их мог кто-то украсть. Потом я сказала, что сбегала в павильон и проверила: запасные туфли, бывшие в шкафу, исчезли. — Она немного помолчала. — Кажется, все. Я сказала, что очень испугалась и не знала, что делать. Затем около половины восьмого — что правда — пришел ты. Я все сделала правильно? Как ты считаешь?
Хью задумался. Шарф, который, несмотря на отсутствие пиджака, по-прежнему был на нем, показался слишком тугим. Он сделал два шага вперед, затем два шага назад.
— Откровенно говоря, я не прыгаю от восторга.
— Но я уже сказала все это. Чем ты недоволен? Что здесь не так?
— Так вот, главная сложность в том, что если они установят связь между тобой и этой чертовой корзиной — ставлю три против одного, что так и будет, поскольку ты сама призналась, что хотела ее забрать, — то мы пропали. Они обязательно осмотрят павильон, откроют корзину и найдут туфли. Теперь несколько практических соображений. Когда ты дотащила корзину до того места, где лежит Фрэнк, то, разумеется, поставила ее на землю? Да. Разве она не оставила следа?
Уже задав свой вопрос, он вспомнил, что никаких следов корзина не оставила. Он сам их искал.
— Нет, Хью, не думаю. Я немного пошаркала ногами по этому месту.
— Но на корзине могли остаться комья песка.
— Нет. Были, но вытерлись о мокрую траву. Я заметила.
— Твои отпечатки пальцев на ручке?
— Ты сам говорил мне, что на невыделанной коже отпечатков не остается.
Хью сделал еще несколько шагов взад и вперед.
— Итак, давай подумаем. У этого плана есть одно преимущество — чисто психологическое. Никто никогда не поверит — независимо от того, ходила ты туда, чтобы убить Фрэнка, или лишь затем, чтобы посмотреть на его мертвое тело, — что ты пришла на корт, таща корзину для пикников весом в сорок фунтов. Да, я-то знаю, что именно так ты и поступила; но никому это и в голову не придет. Таким образом, они, возможно, не усмотрят связи между корзиной и глубокими следами ног. Есть еще один весомый аргумент, и тоже психологического порядка. Похоже, Хедли тебе верит. Да, в целом, возможно, у нас есть шанс побороться.
— Постой, Хью. Ты сказал: «возможно, у нас есть шанс побороться»?
— Нечто в этом роде.
— Иными словами, ты хочешь сказать, что не собираешься меня поддерживать?
Хью воздел руки к потолку:
— Бренда, вопрос не в том, собираюсь я тебя поддерживать или нет. Если ты настаиваешь на своей версии, я, конечно, с тобой. Но ты, кажется, не отдаешь себе отчета в том, насколько это серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33