Вы же не пара пьяных кавалеристов! Нужно следовать моде!
Даруэнт устремил на него пристальный взгляд:
— Я спросил вас, владеет ли Бакстоун саблей, и вы ответили, что он очень опытный фехтовальщик. Спрашивал ли он, владею ли я пистолетом?
— Нет.
— Предположим, чисто теоретически, что я никогда в жизни не держал в руках пистолета.
Джемми пожал плечами.
— Боюсь, старина, — холодно отозвался он, — это ваша проблема.
Даруэнту показалось, что на лице собеседника мелькнуло злорадство. Но он отогнал эту мысль, так как мог бы поклясться, что дружелюбие Джемми Флетчера абсолютно искренне.
— Майор Шарп, — снова заговорил Даруэнт, — кажется мне наилучшим образцом солдата, а это самый достойный комплимент в чей бы то ни было адрес. Вы должны были иметь дело с ним, а не с Бакстоуном. Что бы он сказал об этом?
— Черт побери, старина, вот тут-то Джек и доказал свою проницательность! Чего-чего, а этого ему не занимать. Признайте же! — В глазах Джемми мелькнула усмешка. — Шарп — кавалерист. Он думает, что дуэли на саблях надо оставить кавалерии.
— Значит, сабли запретил майор Шарп? Вы это имеете в виду?
— О нет! Неужели вы не понимаете, Дик? То, что говорит майор, не стоит ломаного гроша. Важно, что говорит Джек.
— Вот как?
— Конечно, старина! Джек просто откажется драться и сделает из вас посмешище.
— После того, как сам бросил вызов?
— Дорогой мой, Джеку незачем доказывать свою храбрость. А вас, прошу прощения, не знает никто. Джек дрался на дуэли девять раз и ни разу не промахнулся.
— Да, Джемми, я слышал то же самое от надзирателя в Ньюгейте. — Даруэнт побарабанил пальцами по столу. — Каким же образом он избегал неприятностей с законом и спасал свою драгоценную шкуру от тюрьмы?
— Вот тут-то и проявилась его проницательность! — Джемми с восхищением покачал головой. — Джек никогда не убивал своих противников — кроме одного, но этого парня он по-настоящему ненавидел. Тогда он улизнул во Францию — дело произошло год назад, и Бони был на Эльбе — и сидел там тише воды, ниже травы, пока шумиха не улеглась. Но если противник только ранен и не жалуется, закон вас не тронет. Джек позволяет противнику терять голову и стрелять первым, а потом продырявливает ему шарнир...
— Постойте, Джемми. Что значит «продырявливает шарнир»?
Джемми вытянул ноги, блеснув бриллиантовыми пряжками.
— Черт возьми, старина, неужели вы ничего не знаете о дуэли на пистолетах?
— Абсолютно ничего. Терпеть не могу пистолеты.
Джемми выглядел смущенным.
— Это значит — простреливает коленную чашечку. — Он содрогнулся. — Убить таким образом невозможно, но боль адская! Это хуже ранения в любое другое место. — Джемми снова вздрогнул. — Я знал одного парня, храброго как лев, отличившегося в Испании при Бадахосе и дважды упомянутого в «Газетт». Ему на дуэли прострелили колено, и я слышал, как он вопил всю ночь.
— Понятно.
— Но я должен предупредить вас, Дик...
— Да?
— На сей раз коленом не обойтись. Джек намерен драться всерьез. Он уже заказал почтовую карету до Дувра, чтобы успеть на послеполуденный пакетбот в Кале.
Даруэнт кивнул. На его лице ничего не отразилось. Подойдя к камину, он оперся локтями о белую мраморную полку, словно задумался.
— Конечно, — пробормотал Джемми, глядя на него из-под полуопущенных век, — вы могли бы отправить письмо с извинением или смыться — еще есть время. Но я не уверен, что это удовлетворит Джека. А если его что-то не удовлетворяет... ну, у противника нет выбора. Слышали бы вы, как он смеялся, когда Шарп упомянул сабли!
Даруэнт оставался неподвижным.
Непредубежденный наблюдатель явственно ощутил бы в тускло освещенной гостиной присутствие Джека Бакстоуна — смеющегося, невозмутимого и неуязвимого.
Джемми заерзал на диване.
— Боюсь, мне пора идти, старина. Какие приготовления вы сделаете к отъезду?
— Погодите, Джемми. — Даруэнт повернулся к нему. — Передайте мои комплименты майору Шарпу и скажите, что я отказываюсь от своего права драться на саблях. Я буду драться на пистолетах с любого расстояния, которое выберет сэр Джон Бакстоун.
Джемми вскочил с дивана.
Скомканный клочок газеты, каким-то образом застрявший под двубортным сюртуком с перламутровыми пуговицами, упал на ковер, но Джемми его не заметил.
— Чертовски беспечно с моей стороны! — воскликнул он. — Забыл упомянуть о расстоянии!
— Я же сказал, что согласен на любое.
— Так не пойдет! Мне нужно ваше одобрение. Тридцать шесть футов — футов, а не шагов, хотя, конечно, мы можем отмерить его и шагами. Вас это удовлетворяет?
— Полностью.
— А у вас имеются пистолеты, старина?
— Нет.
— Тогда Джек принесет свои. Есть возражения?
— Никаких.
— В вашей коляске рано утром мы доберемся в Уимблдон-Коммон меньше чем за полтора часа.
— Тогда встретимся у отеля «Стивене» на Бонд-стрит в половине четвертого. Это все?
— Да.
— Доброй ночи, Джемми.
Кивнув, Джемми шагнул к двери и резко повернулся.
— Не думайте, что мне это по душе! — буркнул он. — Вы сами меня втравили! — Его рука скользнула к крахмальному воротнику. — Я секундант, то есть прямой соучастник. Если вас убьют, для меня это может обернуться пожизненной каторгой.
Даруэнт подошел к стулу возле двери под двумя силуэтами в рамках, где лежала парчовая треуголка Джемми, и подобрал ее.
— Доброй ночи, Джемми.
— Каторжники — отличные парни, — не унимался Джемми. — Мне придется делать все, чтобы доставить им удовольствие, иначе они меня зарежут. — Ужасная перспектива заставила его содрогнуться. — Больше никаких приглашений ни на раут, ни в «Олмакс».
— Доброй ночи, Джемми, — в третий раз сказал Даруэнт.
— Никогда не общаться с леди, не бывать в сельских домах. Не слышать, как герцог Аргайл спрашивает: «Как поживаете, Джемми?» — и как леди Джерси говорит при встрече: «Рада вас видеть!» Нет, черт возьми! Лучше умереть!
— Бедняга. — Даруэнт протянул ему треуголку. — Я знаю, что вы не в силах этому помешать. Доброй ночи.
Джемми взял шляпу и вышел. Даруэнт закрыл за ним дверь и задумчиво уставился в пол, согнув указательный палец правой руки, словно держа его на спусковом крючке пистолета. Заметив скомканный и грязный клочок газеты, выпавший из-под сюртука Джемми, он подобрал его. Это был обрывок сегодняшней «Тайме» с датой и фрагментом статьи, который он не удосужился прочитать. Ощущение чьего-то присутствия, которое обостряли так сильно только две женщины, заставило его обернуться.
В дверях стояла Кэролайн, в голубом атласном платье с белой отделкой. На шее у нее сверкало сапфировое ожерелье под цвет глаз.
— Значит, сегодня вы условились о встрече с Джеком Бакстоуном, — заговорила она.
— Вы слышали разговор?
— Только часть.
Даруэнта охватило дурное предчувствие.
— Надеюсь, вы не станете жаловаться магистрату, чтобы предотвратить дуэль?
— Я бы отдала целое состояние, чтобы ее предотвратить, -не глядя на мужа, тихо отозвалась Кэролайн. — Но раз вы приняли решение, милорд, пусть будет так.
— Благодарю вас, Кэролайн. Мне не позволили навестить Долли, так что я лучше откланяюсь.
— Вы назвали меня по имени!
— Разве? Умоляю простить меня.
Кэролайн развернула серебристо-голубой веер, на сей раз не ради кокетства, а чтобы скрыть лицо.
— Вы не обедали, милорд. Останьтесь пообедать со мной. Правда, я наполовину обещала сопровождать Уилла Элванли в Итальянскую оперу, но, если хотите, я не пойду. — Ее голос дрогнул. — Если я произнесу хоть одно резкое слово, можете убить меня!
— Сделаю это, если вы скажете Долли хоть слово о нашем браке.
— Клянусь богом, я ничего ей не скажу. Оставайтесь пообедать.
— Прошу прощения, но я слишком мало знаком с ядами. К тому же я должен встать в половине четвертого утра. Доброй ночи.
Выходя из гостиной, услышал сдавленный возглас:
— Дик!
Но он не обратил внимания и зашагал вниз по лестнице.
С приходом сумерек и темноты в городе начиналась активная ночная жизнь. Фонари, свечи и газовые рожки один за другим зажигались под пьяные крики и шум.
Пообедав в столовой отеля «Стивене», Даруэнт написал письмо Джону Таунсенду, самому знаменитому из раннеров с Боу-стрит, и велел доставить его с посыльным в собственные руки. Он также написал подробный отчет о дневных и вечерних событиях, адресовав его Хьюберту Малберри, эсквайру, в дом 11а на Грейз-Инн-роуд.
На спектакле Итальянской оперы в «Хеймаркете» Кэролайн сидела в ложе лорда Элванли рядом с круглолицым пэром, слушая новую певицу мадам Вестрис в «Похищении Прозерпины». Кроме партера, зал представлял собой высокий полукруг частных лож. Лампы за сценой служили единственным источником света. Когда лорд Элванли попытался поцеловать Кэролайн в плечо, ему позволили это сделать, хотя еще недавно подобные вольности встречались в штыки. Кэролайн казалась сердитой, но не на него.
В своей квартире над конюшнями молодой Тиллотсон Луис плясал от радости. Наконец-то он получит щедрую ссуду от ростовщика Кинга, так как его отец умирает и его ожидает наследство.
Харриэтт Уилсон, светловолосая чаровница, содержавшая салон-бордель для джентльменов, которых обслуживали ужином в позолоченном зале, этим вечером принимала гостей. Джемми Флетчер заигрывал с ее сестрой, не забывая о цыпленке и шампанском.
Запершись в своем кабинете на Линкольнз-Инн-Филдс, Илайес Крокит при свете единственной свечи корпел над документами.
Долли Спенсер мирно спала в Янтарной комнате дома Кэролайн, ее светлые волосы разметались на подушке. С одной стороны кровати, украшенной орнаментом в стиле Людовика XV, сидела за шитьем миссис Огастес Роли, а с другой стороны ее бледнолицый муж читал «Гая Мэннеринга». Мистер Херфорд наблюдал за происходящим в углу, подпирая рукой подбородок.
В «Юнион армз», пивной Тома Крибба на Пэнтон-стрит, дородный чемпион Англии покуривал длинную глиняную трубку в уютной комнате, порой поглядывая на Хьюберта Малберри, сидящего в деревянной кабинке, попивая ром с корицей.
С тренировочного ринга в соседнем помещении доносились звуки ударов кулаками в легких боксерских перчатках.
В соседней с Малберри кабинке Джек Бакстоун зевал над газетой трехдневной давности. Вскоре к нему подошел коренастый мужчина с хриплым голосом, назвавшийся Красноносым, и сообщил, что принес джентльмену письмо.
В ночи слышались бой часов на колокольне и выкрики ночного сторожа. В своей спальне в «Стивенсе», при тусклом пламени свечи, Даруэнт, полностью одетый, сидел у окна, глядя на Бонд-стрит.
— Уимблдон-Коммон, недалеко от мельницы. Завтра в пять утра...
Месяц назад в это время его собирались повесить.
Глава 11Пистолеты на рассвете
Кучер щелкнул кнутом, увидев впереди «туннель», смутно темнеющий в белом тумане. Две вороные лошади, запряженные в красную коляску, пустились галопом в сторону Уимблдон-Коммон.
Даруэнт, закутанный в черную накидку, упорно смотрел вперед.
— Время? — спросил он.
Джемми Флетчер, в такой же накидке, пошарил в жилетном кармане, достал золотые часы и дрожащей рукой открыл крышку.
— Без десяти пять, старина. — Он тщетно пытался унять дрожь в голосе.
— Вы опоздали.
— Ничего не мог поделать. Я как выжатый лимон. Эта чертова женщина... Ладно, обойдемся без имен.
Кнут снова щелкнул.
— Вы раб своих чувств, Джемми. Никогда не можете отказать себе в удовольствии.
Туман был абсолютно непроницаемым, и дорогу между живыми изгородями с трудом удавалось разглядеть. Холодная белая пелена проникала сквозь одежду, вызывая озноб, мешала дышать, приглушала стук копыт и дребезжание коляски.
— Вы чертовски хладнокровны, Дик, — с завистью произнес Джемми. — Неужели вы не боитесь?
— Конечно боюсь. Моя рубашка прилипла к спине от пота, несмотря на холод. Я должен прилагать усилия, чтобы говорить медленно. Но если мы применим наглядный способ проверки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Даруэнт устремил на него пристальный взгляд:
— Я спросил вас, владеет ли Бакстоун саблей, и вы ответили, что он очень опытный фехтовальщик. Спрашивал ли он, владею ли я пистолетом?
— Нет.
— Предположим, чисто теоретически, что я никогда в жизни не держал в руках пистолета.
Джемми пожал плечами.
— Боюсь, старина, — холодно отозвался он, — это ваша проблема.
Даруэнту показалось, что на лице собеседника мелькнуло злорадство. Но он отогнал эту мысль, так как мог бы поклясться, что дружелюбие Джемми Флетчера абсолютно искренне.
— Майор Шарп, — снова заговорил Даруэнт, — кажется мне наилучшим образцом солдата, а это самый достойный комплимент в чей бы то ни было адрес. Вы должны были иметь дело с ним, а не с Бакстоуном. Что бы он сказал об этом?
— Черт побери, старина, вот тут-то Джек и доказал свою проницательность! Чего-чего, а этого ему не занимать. Признайте же! — В глазах Джемми мелькнула усмешка. — Шарп — кавалерист. Он думает, что дуэли на саблях надо оставить кавалерии.
— Значит, сабли запретил майор Шарп? Вы это имеете в виду?
— О нет! Неужели вы не понимаете, Дик? То, что говорит майор, не стоит ломаного гроша. Важно, что говорит Джек.
— Вот как?
— Конечно, старина! Джек просто откажется драться и сделает из вас посмешище.
— После того, как сам бросил вызов?
— Дорогой мой, Джеку незачем доказывать свою храбрость. А вас, прошу прощения, не знает никто. Джек дрался на дуэли девять раз и ни разу не промахнулся.
— Да, Джемми, я слышал то же самое от надзирателя в Ньюгейте. — Даруэнт побарабанил пальцами по столу. — Каким же образом он избегал неприятностей с законом и спасал свою драгоценную шкуру от тюрьмы?
— Вот тут-то и проявилась его проницательность! — Джемми с восхищением покачал головой. — Джек никогда не убивал своих противников — кроме одного, но этого парня он по-настоящему ненавидел. Тогда он улизнул во Францию — дело произошло год назад, и Бони был на Эльбе — и сидел там тише воды, ниже травы, пока шумиха не улеглась. Но если противник только ранен и не жалуется, закон вас не тронет. Джек позволяет противнику терять голову и стрелять первым, а потом продырявливает ему шарнир...
— Постойте, Джемми. Что значит «продырявливает шарнир»?
Джемми вытянул ноги, блеснув бриллиантовыми пряжками.
— Черт возьми, старина, неужели вы ничего не знаете о дуэли на пистолетах?
— Абсолютно ничего. Терпеть не могу пистолеты.
Джемми выглядел смущенным.
— Это значит — простреливает коленную чашечку. — Он содрогнулся. — Убить таким образом невозможно, но боль адская! Это хуже ранения в любое другое место. — Джемми снова вздрогнул. — Я знал одного парня, храброго как лев, отличившегося в Испании при Бадахосе и дважды упомянутого в «Газетт». Ему на дуэли прострелили колено, и я слышал, как он вопил всю ночь.
— Понятно.
— Но я должен предупредить вас, Дик...
— Да?
— На сей раз коленом не обойтись. Джек намерен драться всерьез. Он уже заказал почтовую карету до Дувра, чтобы успеть на послеполуденный пакетбот в Кале.
Даруэнт кивнул. На его лице ничего не отразилось. Подойдя к камину, он оперся локтями о белую мраморную полку, словно задумался.
— Конечно, — пробормотал Джемми, глядя на него из-под полуопущенных век, — вы могли бы отправить письмо с извинением или смыться — еще есть время. Но я не уверен, что это удовлетворит Джека. А если его что-то не удовлетворяет... ну, у противника нет выбора. Слышали бы вы, как он смеялся, когда Шарп упомянул сабли!
Даруэнт оставался неподвижным.
Непредубежденный наблюдатель явственно ощутил бы в тускло освещенной гостиной присутствие Джека Бакстоуна — смеющегося, невозмутимого и неуязвимого.
Джемми заерзал на диване.
— Боюсь, мне пора идти, старина. Какие приготовления вы сделаете к отъезду?
— Погодите, Джемми. — Даруэнт повернулся к нему. — Передайте мои комплименты майору Шарпу и скажите, что я отказываюсь от своего права драться на саблях. Я буду драться на пистолетах с любого расстояния, которое выберет сэр Джон Бакстоун.
Джемми вскочил с дивана.
Скомканный клочок газеты, каким-то образом застрявший под двубортным сюртуком с перламутровыми пуговицами, упал на ковер, но Джемми его не заметил.
— Чертовски беспечно с моей стороны! — воскликнул он. — Забыл упомянуть о расстоянии!
— Я же сказал, что согласен на любое.
— Так не пойдет! Мне нужно ваше одобрение. Тридцать шесть футов — футов, а не шагов, хотя, конечно, мы можем отмерить его и шагами. Вас это удовлетворяет?
— Полностью.
— А у вас имеются пистолеты, старина?
— Нет.
— Тогда Джек принесет свои. Есть возражения?
— Никаких.
— В вашей коляске рано утром мы доберемся в Уимблдон-Коммон меньше чем за полтора часа.
— Тогда встретимся у отеля «Стивене» на Бонд-стрит в половине четвертого. Это все?
— Да.
— Доброй ночи, Джемми.
Кивнув, Джемми шагнул к двери и резко повернулся.
— Не думайте, что мне это по душе! — буркнул он. — Вы сами меня втравили! — Его рука скользнула к крахмальному воротнику. — Я секундант, то есть прямой соучастник. Если вас убьют, для меня это может обернуться пожизненной каторгой.
Даруэнт подошел к стулу возле двери под двумя силуэтами в рамках, где лежала парчовая треуголка Джемми, и подобрал ее.
— Доброй ночи, Джемми.
— Каторжники — отличные парни, — не унимался Джемми. — Мне придется делать все, чтобы доставить им удовольствие, иначе они меня зарежут. — Ужасная перспектива заставила его содрогнуться. — Больше никаких приглашений ни на раут, ни в «Олмакс».
— Доброй ночи, Джемми, — в третий раз сказал Даруэнт.
— Никогда не общаться с леди, не бывать в сельских домах. Не слышать, как герцог Аргайл спрашивает: «Как поживаете, Джемми?» — и как леди Джерси говорит при встрече: «Рада вас видеть!» Нет, черт возьми! Лучше умереть!
— Бедняга. — Даруэнт протянул ему треуголку. — Я знаю, что вы не в силах этому помешать. Доброй ночи.
Джемми взял шляпу и вышел. Даруэнт закрыл за ним дверь и задумчиво уставился в пол, согнув указательный палец правой руки, словно держа его на спусковом крючке пистолета. Заметив скомканный и грязный клочок газеты, выпавший из-под сюртука Джемми, он подобрал его. Это был обрывок сегодняшней «Тайме» с датой и фрагментом статьи, который он не удосужился прочитать. Ощущение чьего-то присутствия, которое обостряли так сильно только две женщины, заставило его обернуться.
В дверях стояла Кэролайн, в голубом атласном платье с белой отделкой. На шее у нее сверкало сапфировое ожерелье под цвет глаз.
— Значит, сегодня вы условились о встрече с Джеком Бакстоуном, — заговорила она.
— Вы слышали разговор?
— Только часть.
Даруэнта охватило дурное предчувствие.
— Надеюсь, вы не станете жаловаться магистрату, чтобы предотвратить дуэль?
— Я бы отдала целое состояние, чтобы ее предотвратить, -не глядя на мужа, тихо отозвалась Кэролайн. — Но раз вы приняли решение, милорд, пусть будет так.
— Благодарю вас, Кэролайн. Мне не позволили навестить Долли, так что я лучше откланяюсь.
— Вы назвали меня по имени!
— Разве? Умоляю простить меня.
Кэролайн развернула серебристо-голубой веер, на сей раз не ради кокетства, а чтобы скрыть лицо.
— Вы не обедали, милорд. Останьтесь пообедать со мной. Правда, я наполовину обещала сопровождать Уилла Элванли в Итальянскую оперу, но, если хотите, я не пойду. — Ее голос дрогнул. — Если я произнесу хоть одно резкое слово, можете убить меня!
— Сделаю это, если вы скажете Долли хоть слово о нашем браке.
— Клянусь богом, я ничего ей не скажу. Оставайтесь пообедать.
— Прошу прощения, но я слишком мало знаком с ядами. К тому же я должен встать в половине четвертого утра. Доброй ночи.
Выходя из гостиной, услышал сдавленный возглас:
— Дик!
Но он не обратил внимания и зашагал вниз по лестнице.
С приходом сумерек и темноты в городе начиналась активная ночная жизнь. Фонари, свечи и газовые рожки один за другим зажигались под пьяные крики и шум.
Пообедав в столовой отеля «Стивене», Даруэнт написал письмо Джону Таунсенду, самому знаменитому из раннеров с Боу-стрит, и велел доставить его с посыльным в собственные руки. Он также написал подробный отчет о дневных и вечерних событиях, адресовав его Хьюберту Малберри, эсквайру, в дом 11а на Грейз-Инн-роуд.
На спектакле Итальянской оперы в «Хеймаркете» Кэролайн сидела в ложе лорда Элванли рядом с круглолицым пэром, слушая новую певицу мадам Вестрис в «Похищении Прозерпины». Кроме партера, зал представлял собой высокий полукруг частных лож. Лампы за сценой служили единственным источником света. Когда лорд Элванли попытался поцеловать Кэролайн в плечо, ему позволили это сделать, хотя еще недавно подобные вольности встречались в штыки. Кэролайн казалась сердитой, но не на него.
В своей квартире над конюшнями молодой Тиллотсон Луис плясал от радости. Наконец-то он получит щедрую ссуду от ростовщика Кинга, так как его отец умирает и его ожидает наследство.
Харриэтт Уилсон, светловолосая чаровница, содержавшая салон-бордель для джентльменов, которых обслуживали ужином в позолоченном зале, этим вечером принимала гостей. Джемми Флетчер заигрывал с ее сестрой, не забывая о цыпленке и шампанском.
Запершись в своем кабинете на Линкольнз-Инн-Филдс, Илайес Крокит при свете единственной свечи корпел над документами.
Долли Спенсер мирно спала в Янтарной комнате дома Кэролайн, ее светлые волосы разметались на подушке. С одной стороны кровати, украшенной орнаментом в стиле Людовика XV, сидела за шитьем миссис Огастес Роли, а с другой стороны ее бледнолицый муж читал «Гая Мэннеринга». Мистер Херфорд наблюдал за происходящим в углу, подпирая рукой подбородок.
В «Юнион армз», пивной Тома Крибба на Пэнтон-стрит, дородный чемпион Англии покуривал длинную глиняную трубку в уютной комнате, порой поглядывая на Хьюберта Малберри, сидящего в деревянной кабинке, попивая ром с корицей.
С тренировочного ринга в соседнем помещении доносились звуки ударов кулаками в легких боксерских перчатках.
В соседней с Малберри кабинке Джек Бакстоун зевал над газетой трехдневной давности. Вскоре к нему подошел коренастый мужчина с хриплым голосом, назвавшийся Красноносым, и сообщил, что принес джентльмену письмо.
В ночи слышались бой часов на колокольне и выкрики ночного сторожа. В своей спальне в «Стивенсе», при тусклом пламени свечи, Даруэнт, полностью одетый, сидел у окна, глядя на Бонд-стрит.
— Уимблдон-Коммон, недалеко от мельницы. Завтра в пять утра...
Месяц назад в это время его собирались повесить.
Глава 11Пистолеты на рассвете
Кучер щелкнул кнутом, увидев впереди «туннель», смутно темнеющий в белом тумане. Две вороные лошади, запряженные в красную коляску, пустились галопом в сторону Уимблдон-Коммон.
Даруэнт, закутанный в черную накидку, упорно смотрел вперед.
— Время? — спросил он.
Джемми Флетчер, в такой же накидке, пошарил в жилетном кармане, достал золотые часы и дрожащей рукой открыл крышку.
— Без десяти пять, старина. — Он тщетно пытался унять дрожь в голосе.
— Вы опоздали.
— Ничего не мог поделать. Я как выжатый лимон. Эта чертова женщина... Ладно, обойдемся без имен.
Кнут снова щелкнул.
— Вы раб своих чувств, Джемми. Никогда не можете отказать себе в удовольствии.
Туман был абсолютно непроницаемым, и дорогу между живыми изгородями с трудом удавалось разглядеть. Холодная белая пелена проникала сквозь одежду, вызывая озноб, мешала дышать, приглушала стук копыт и дребезжание коляски.
— Вы чертовски хладнокровны, Дик, — с завистью произнес Джемми. — Неужели вы не боитесь?
— Конечно боюсь. Моя рубашка прилипла к спине от пота, несмотря на холод. Я должен прилагать усилия, чтобы говорить медленно. Но если мы применим наглядный способ проверки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38