Черт! — Мухин поежился. — Они меня уморят этими сквозняками! Где, мать их, мое пальто?! Ах да... — вспомнил он. — Пальто было за рулем. Интересно, куда оно делось?
У меня на этот счет было два предположения, и оба пессимистичные:
— Или его придавило при аварии... Или он рыпнулся, когда его вытаскивали...
— Жалко, — сказал Мухин. — Хорошее было пальто. Да и парень, который в нем, тоже ничего. Шустрый. Возле подъезда он двоим лбам накостылял в хорошем темпе. Только все это было зря... Для тебя и для него. Вы ничего не добились, вы просто нарвались на смерть.
— А для тебя не зря?
— Со мной все немножко сложнее, — загадочно улыбнулся Мухин. — Я эту игру начал, и я знал, чем она кончится.
— Да ты заколебал уже со своими загадками! — не выдержал я. — Куда ты алмазы дел вместе с тыквинскими деньгами?
— И об этом они меня тоже спросят, — спокойно ответил Мухин. Я проследил его равнодушный холодный взгляд и увидел, что в помещении появились новые люди.
— Вон тот, с треугольной рожей, это Хруст, — сообщил я Мухину, как опытный специалист по геометрии. — Он у них за главного. Тут как-то на меня налетел с воплем: «Отдай мне тело Мухина!» Забавно, да? Кстати, а зачем ему твое тело? Ключика-то на шее нет...
— Тело ему нужно для отчетности. Он же не может сказать Барыне просто: «Мухина мы замочили... Все, отбой». Нет, она потребует доказательств. Лучше всего представить тело. Или его часть. Этот Хруст, наверное, прослышал, что меня пристрелили на Пушкинской, и стал метаться по городу в поисках доказательств. Тела ему моего захотелось... Ублюдок, — презрительно произнес Мухин. Причем сам Хруст в это время стоял уже в паре шагов от нас и довольно скалился. — Ублюдок, — повторил Мухин погромче, на случай, если до адресата не дошло с первого раза. — Это я про тебя, Хруст... Барыня будет тобой очень недовольна.
— Почему же? — ухмыльнулся Хруст. — По-моему, совсем наоборот...
— Ты не въехал в ситуацию, — сочувственно произнес Мухин. — Ты провалил все дело.
— Я так не думаю, — уверенно сказал Хруст. — Может, хочешь что-нибудь передать Барыне? Напоследок?
— Барыня! — с каким-то диким весельем выкрикнул Мухин. — Гнойная сука! Барыня — это жопа с ушами! Барыня — рвот...
Хруст ударил его ногой в лицо, и Мухин вместе со стулом рухнул на цементный пол. Очки каким-то чудом удержались на его окровавленном лице, но что было еще более странным — это мухинская улыбка. Она была для меня не менее загадочной, чем улыбка Джоконды.
Мухин сплюнул на пол сгусток крови, отыскал меня сумасшедшими глазами и проговорил с тоской и отчаянием:
— Двенадцать лет... Можешь себе представить — двенадцать лет... Гнойная сука! — рявкнул он, нарываясь на новый удар ботинком в лицо.
И на новый удар. И еще. И снова.
2
Барыня въехала в жизнь Лехи Мухина на розовом «Мерседесе». Специфическая окраска была заказана самой владелицей машины, и в результате на городских улицах «Мерседес» бросался в глаза, как бросался бы розовый слон.
Следует также добавить, что произошло это лет двенадцать тому назад, когда «Мерседесы» сами по себе, даже не столь экстравагантной расцветки, были редкостью на улицах провинциального города. Редкостью также были американские доллары, шмотки из европейских домов мод и таблетки «экстази». Вот такая была тухлая жизнь тогда, а уж если учесть, что у Лехи не было еще и родителей, а бабкиной пенсии хватало лишь на еду, — понятно, что веселья у Мухина было немного. Была улица, где он торчал с утра до вечера, но и там подстерегал облом, связанный с маленьким ростом. Сестра водила знакомства с кучей парней, но все эти знакомые отказывались серьезно относиться к белобрысому тощему очкарику. Леха был сам по себе. Он подпирал стену напротив летнего кафе и ждал, что вдруг появится какой-нибудь шкет еще мельче, с которого можно будет стрясти мелочь. Дождался он совсем другого. Дождался он розового «Мерседеса».
Это было похоже на мираж. Машина медленно въехала на пыльную улицу и остановилась рядом с Мухиным. Любой другой пацан в такой ситуации с восторженным причмокиванием принялся бы осматривать шикарную тачку, но Мухин этого не сделал. Потому что «мерс» остановился так, что напротив Мухина оказалось водительское место. Стекло было опущено, и водитель с улыбкой посмотрел на Леху.
Это была она. Палец с длинным алым ногтем легко ударил по сигарете, и пепел упал на асфальт. Как потом понял Леха, в то время Барыне было уже тридцать с хвостиком, но выглядела она потрясно. Даже на фоне розового «Мерседеса».
У нее были темные волосы, коротко подстриженные по какой-то невиданной моде. Глаза смотрели из-за стекол солнцезащитных очков, и было понятно с первого взгляда, что очки эти сделаны не в Грузии, а там, где и положено появляться на свет дорогим вещам.
— Ты кто? — спросила Барыня, разглядывая прислонившегося к стене тощего пацана в расстегнутой рубахе и болтающихся на бедрах «варенках».
— Леха, — сказал Мухин. Непонятное чувство, сковавшее его в эти мгновения, было сродни параличу. Он понял: только что к нему подъехала его Судьба, бежать от которой бессмысленно.
— Покатаемся, Леша? — улыбнулась она. Леха вздрогнул — показалось, будто мир сузился до размеров этой машины странного цвета. Все остальное уже не имело значения.
— Ага, — сказал он и оторвался от стены, которую подпирал последний миллион лет. Дверца «Мерседеса» открылась, пропуская Леху в иной мир, словно в рай. Он осторожно присел рядом с шикарной брюнеткой в шикарных очках и с шикарной сигаретой.
— Привет, — сказала она почему-то шепотом и неожиданно поцеловала Леху в губы. — А теперь держись! — добавила она, оторвавшись от Лехи и оставив его с незнакомым дурманящим вкусом на губах и туманом в голове.
«Мерседес» рванул с места, и через несколько секунд пропала пыльная улица, пропал и весь район, где обитал Леха. Все исчезло, как будто и не было ничего. Вырулив на центральную улицу, Барыня сбросила скорость, машина пошла с торжественной неторопливостью, как на параде. Водители в соседних рядах изумленно таращились на розовый «Мерседес», и тем более их изумлял невзрачный белобрысый пацан на переднем сиденье. Мухину очень хотелось показать этим козлам что-нибудь неприличное, но тут брюнетка положила ему руку на колено, и Леха забыл обо всем.
— Сейчас поедем ко мне... — сказала она. — Если не возражаешь.
Господи, еще бы он возражал! Мухин еще не видел ее квартиры, но заранее знал, что будет НЕЧТО. Нечто, столь же сильно вышибающее мозги, как и розовый «мерс». Так оно и оказалось. У кого там двенадцать лет назад в черте города имелся двухэтажный кирпичный особняк? Не дачный домик, не сарай, не гараж с пристройкой, а именно особняк? У кого — у директора рынка, у председателя горсовета, у директора химкомбината? Черта с два! Только у Барыни. Вот туда Леха и попал.
Походив по комнатам, он понял, что съезд крыши продолжается. И когда к нему вышла хозяйка в черном шелковом халате, а на столике в ведерке со льдом стояло шампанское, а в здоровенном японском телевизоре пели какие-то тетки...
— Зачем это? — выдавил из себя Мухин. Это были последние здравые слова, которые он произнес в тот день. Хозяйка засмеялась — будто зазвенели серебряные колокольчики — и подтолкнула Мухина в сторону ванной комнаты.
— Потому что я так хочу, — прошептала она ему на ухо. И ее горячий язык коснулся мочки его уха. — И потому что ты мне нравишься.
Ванная комната была размером со школьный класс, и там было много всяких разных вещей, о назначении которых Мухин даже не догадывался. Он просто разделся и лег в высокую белую пену. Положив голову на специальную подушечку, он посмотрел вверх и увидел на потолке зеркало. Смысл этого излишества остался Лехе непонятен, он лишь подумал, что в этом зеркале выглядит совсем крошечным, затерянным в огромной ванне...
— У тебя были девушки?
Леха вздрогнул — оказывается, она уже была здесь, сидела на бортике ванны.
— Девушки? — Леха наморщил лоб. Вообще-то соседка, которую они с пацанами долго спаивали, а потом по очереди трахали... Безусловно, она была девушкой. Когда-то.
— Были, — сказал Леха, глядя на молочно-белую кожу этой женщины с вожделением и страхом. — Конечно, были...
— Ну так забудь о них, — посоветовала она, и рука ее скользнула в пену, безошибочно отыскала там то, что искала, крепко обхватила, потом ослабила хватку...
— Забудь обо всем, — посоветовала Барыня. И Леха ее послушался.
3
— Больно? — Хруст присел на корточки, сочувственно вглядываясь в разбитое лицо Мухина. На этот раз очки не уцелели, Леха подслеповато щурился и пытался встать, но это было невозможно. — Больно? — повторил Хруст свой вопрос. — Я тебя спрашиваю, сука!
— Ну что ты... — пробормотал Леха. — Какое уж тут больно... Пообщавшись с Барыней, я стал законченным мазохистом... Приятно мне, приятно! Так и передай!
— Тьфу ты, — плюнул Хруст. — Шиза маломерная... Так, теперь ты! — драгоценное внимание перешло на меня. — Еще одна головная боль... На кого ты работаешь?
Я хотел было по инерции ляпнуть про «Золотую Антилопу» и Карабаса, но вовремя спохватился — речь шла совсем о другом. Любознательного Хруста интересовало, чьи поручения я выполнял, когда шастал по «Интуристу», когда устраивал переполох возле подъезда на улице Чайковского и когда валил людей Хруста в самых разных местах — возле орловской дачи, в больнице, у двери собственной квартиры... У квартиры, правда, валил хрустовских ребят не я, а Шумов. По шумовской же инициативе потом выкидывали одного хрустящего в окно лоджии. Впрочем, это было слабым оправданием. Шумова, судя по всему, уже нельзя было привлечь к ответственности, а я... Вот он я.
— Глухой? — Хруст угрожающе прищурился. — Один почти слепой, другой почти глухой... На кого...
— На Тыкву, — быстро сказал я, как только ботинок Хруста оторвался от пола. Может, мне нужно было для пущего правдоподобия поупорствовать, получить пару пинков по физиономии, лишиться передних зубов и лишь потом назвать своего «хозяина»...
Может, и так. Только нервы у меня не выдержали, и я раскололся сразу.
— Какого еще Тыкву? — недоверчиво спросил Хруст, ставя ногу на место.
— Да есть тут один деятель... — сказал я, отводя глаза. Мол, мне стыдно, что я заложил шефа. — Этот козел, — кивнул я на Мухина, — кинул его на двести штук «зеленых». Я должен был его найти и вытрясти должок.
— Вытряс? — из вежливости поинтересовался Хруст.
— Нет, — вздохнул я. — Не вышло. Куда-то он эти бабки запрятал... И не говорит.
— Допустим, — сказал Хруст. — Допустим, что ты и вправду добывал деньги для какого-то там овоща. А моих людей ты мочил тоже по поручению овоща? Возле дачи одного из карабина завалили, второго почему-то в кустах под твоими окнами нашли... Они же ничего плохого тебе не хотели. Просто поговорить. Выяснить, кому что нужно. Тебе были нужны деньги, нам был нужен сам этот хмырь. Мы могли спокойно разойтись, не портя друг другу нервы...
— Вот и Костя мне то же самое говорил, — вздохнул я. — Просто я слишком медленно соображаю... Наверное, нужно было договориться.
— А что за Костя? — заинтересовался Хруст. Оставленный без внимания Мухин тем временем подобрал очки, нацепил их на нос и, лежа на боку, внимал нашему разговору, изредка сплевывая кровь на пол.
— Это тот, который из карабина стрелял, — немедленно заложил я Шумова. — И тот, кто вашего парня резиновым членом на лестнице... В смысле, по голове треснул резиновым членом, — уточнил я, увидев, как меняется лицо Хруста и парней, стоявших позади него. — И с балкона выкинуть труп — это тоже была его идея.
— Толковый у тебя приятель, — оценил Шумова Хруст. — Он что, тоже на Тыкву пашет?
Я задумался. Мне нужно было говорить все, что угодно, лишь бы как-то вывернуться, лишь бы отмазаться, выкрутиться. Или хотя бы потянуть время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54