Приходила одна незнакомка, и я сказал ей, чтобы она вернулась в четверть двенадцатого. Беда в том, что прежде я бы на такую ни за что глаза не положил. Неужели у меня так вкус испортился? Я этого не переживу. Словом, мне необходим ваш совет.
- Пф! Детский лепет.
- Нет, сэр, я в самом деле не на шутку встревожен. Вот посмотрим, что вы скажете, когда её увидите.
- Я не собираюсь на неё смотреть.
- Тогда мне крышка. Она источает какое-то непостижимое обаяние. А ведь люди почему-то перестали верить, что ведьмы привораживают. Я и сам не верю. Кстати, встретиться с вами она хочет для того, чтобы показать вам некую вещицу, за которую обещано крупное вознаграждение. А пришла она к вам, а не в полицию, потому что ненавидит легавых. Что это за вещь и как к ней попала - я не знаю. Впрочем, это все ерунда - вы-то с ней за пару минут управитесь, а вот мне что делать? Может, я уже околдован?
- Да, - буркнул Вулф и потянулся к верхнему конверту в стопке почты письму охотника за орхидеями из Венесуэлы. Я развернулся к своему столу и принялся затачивать и без того остро заточенные карандаши. Жужжание точилки действует ему на нервы. Я взялся уже за четвертый карандаш, когда послышался рык:
- Прекрати! Значит, она ведьма?
- Да.
- Я уделю ей две минуты.
Вы оцените мой подвиг по достоинству только в том случае, если знаете, до какой степени Вулф не выносит незнакомых людей, особенно женщин, и насколько он ненавидит впрягаться в работу, а тем более после того, как только что получил чек на вполне приличную сумму. Ну да ладно. Итак, я сидел и предвкушал, как перекосится физиономия Вулфа, когда он увидит Хетти Эннис. Еще я подумал, что можно пока забрать сверток из-под дивана в гостиной и переложить в ящик моего стола, но потом отказался от этой затеи. Пусть полежит там до её прихода. Вулф тем временем закончил читать письмо из Венесуэлы и принялся за рекламный проспект от компании по производству увлажнителей воздуха.
Одиннадцать семнадцать - а дверной звонок молчал. В двадцать минут двенадцатого Вулф сказал, что ему надо продиктовать мне несколько писем, но он не хочет, чтобы его прерывали. Еще пять минут спустя он встал из-за стола и прошествовал на кухню - возможно, чтобы продегустировать каштановый суп, в который они с Фрицем решили впервые добавить эстрагон. В половине двенадцатого я заглянул в гостиную и забрал сверток. Черт с ней, решил я, раз уж не может даже прийти вовремя. Отдам ей сверток прямо в дверях, и распрощаюсь. Только я собрался вернуться в кабинет, как в дверь позвонили.
Посмотрев в прозрачную с нашей стороны стеклянную панель, я увидел Хетти Эннис, однако кое-что в ней изменилось: к пальто была пришита недостающая пуговица, а вот лицо нуждалось в мытье ещё больше прежнего. Вся правая щека была заляпана чем-то темным. Растроганный пришитой пуговицей, я решил впустить неряху, чтобы выслушать её оправдания, однако едва открыл дверь, как женщина стала падать на крыльцо. Не издав ни стона, ни звука просто вдруг начала оседать, словно мешок с мукой. Я бросился её поднимать, но Хетти вырубилась намертво. Тогда я отшвырнул в прихожую сверток, который все ещё сжимал в левой руке, и, втащив бесчувственное тело внутрь, ногой захлопнул дверь.
Почти в ту же секунду прогремел голос Вулфа:
- Это ещё что за чертовщина?
- Женщина, - выдавил я, волоча её к гостиной. В вертикальном положении я бы определил её вес как фунтов сто пятнадцать, без сознания же она показалась мне куда тяжелее. Уложив её на диван и придав удобную позу, я внимательно всмотрелся в беднягу. Дыхание было слабое, но ровное. Приподняв её за талию, я подсунул ей под бедра две подушки. Затем взял за запястье и попытался нащупать пульс, но тут сзади раздался голос Вулфа:
- Вызови доктора Волмера!
Я повернул голову. Приказание было отдано Фрицу, который выскочил на шум из кухни.
- Постойте, - сказал я. - Мне кажется, она просто в обмороке.
- Вздор! - отмахнулся Вулф. - С женщинами обмороки не случаются.
Это я уже слышал. Основания для подобного заявления у Вулфа были не медицинские, а чисто личные: он свято убежден, что ни одна женщина никогда не падает в обморок без веских оснований (например, получив удар дубинкой по голове), все же прочие случаи - чистейшее притворство; это лишь малая толика его основополагающего принципа, что женщины всегда играют.
Не обращая на него внимания, я проверил её пульс, который был слабый и редкий, но особых опасений не внушал. Попросив Фрица принести мое пальто и открыть окно, сам я отправился в ванную за нюхательной солью. В ту самую минуту, когда я размахивал флакончиком у неё под носом, а Фриц покрывал её моим пальто, она открыла глаза. Поморгав, недоуменно уставилась на меня и даже попыталась было приподняться, но я удержал её, приложив ладонь ко лбу.
- Я тебя знаю, - еле внятно прошептала она. - Значит, я все-таки добралась.
- Только до входной двери, - напомнил я. - Вы свалились прямо на крыльцо, и мне пришлось затаскивать вас в гостиную. Лежите спокойно. Закройте глаза и переведите дух.
- Бренди? - спросил Фриц.
- Я не люблю бренди, - прошептала она.
- Чай?
- Я не люблю чай. Где моя сумочка?
- Принеси кофе, - велел я. - Должна же она хоть что-то любить.
Фриц отправился на кухню. Вулф же незаметно для меня улизнул.
- Вот, понюхайте, - сказал я, вручая ей флакончик нюхательной соли, и выбрался в прихожую. Сверток валялся возле вешалки, а черная сумочка лежала на полу у стены. Я до сих пор не понимаю, как она туда попала, однако, отвергая основополагающий принцип Вулфа, допускаю, что потерявшая сознание женщина способна за что-то цепляться. В гостиную я вернулся, когда пострадавшая уже почти скатилась на пол. Так она пыталась выдернуть из-под себя подушки.
- Ты перепутал, шпендрик, - возмутилась Хетти, увидев меня. - Подушки под голову подкладывают. Неужто ты мою голову от задницы не отличаешь? Гони сюда сумку!
Я вручил ей сумочку, и Хетти, повернувшись на бок, оперлась на локоть и раскрыла её. Должно быть, шумная гостья искала нечто вполне определенное, поскольку почти сразу попыталась её закрыть.
- Вложите туда, - сказал я, протягивая ей сверток.
Хетти не взяла его.
- Стало быть, я ещё жива, - изрекла она. - Замерзла как цуцик, но жива. Что, Ниро Вулфа не выносит тепла?
- Да здесь жарко, - сказал я. - Семьдесят градусов.* Просто во время обморока с кровью что-то происходит. Держите свой сверток.
*По Фаренгейту. Соответствует по Цельсию.
- Ты в него залезал?
- Нет.
- Я знала, что на тебя можно положиться. Черт, башка кружится. - Она откинула голову назад. - Раз ты сыщик, скажи мне, чего бы он добился, убив меня. Ему ведь пришлось бы вылезти из машины, чтобы забрать мою сумочку. Да?
- Наверное. Если он охотился именно за сумочкой.
- За чем же еще! - Она глубоко вздохнула и перевела дыхание. - Он же думал, что сверток там. А все из-за тебя - наболтал каких-то глупостей про пуговицу, вот я вернулась домой. Я ведь сама уже месяц, как её пришить хотела, но ты меня доконал. Я уже лет двадцать ничего не меняла в одежде ради мужчин, а тут какой-то молодой нахал предложил, чтобы я купила пуговицу за его счет! Вот я и пошла домой, чтобы пришить её.
Она вновь перевела дыхание. Я сунул сверток в карман.
- А где находится ваш дом? - спросил я.
- На Сорок седьмой улице. Между Восьмой и Девятой авеню. Вот почему я туда пошла. Только ты не задавайся, шпендрик, и не вздумай предлагать купить мне краску для волос. Вот, значит, пришила я пуговицу и только вышла на улицу, чтобы сесть на автобус, как вдруг сзади на тротуар выскочила какая-то машина и ударила меня вот сюда. - Она прикоснулась к своему правому бедру. - Бордюр, должно быть, помешал, не то этот гад сбил бы меня. А так ударил он меня не очень сильно, но я все равно споткнулась и упала. Это и есть Ниро Вулф?
Дверь кабинета открылась, и в проеме возник Ниро Вулф, хмуро нас разглядывавший. Я утвердительно кивнул ей и сказал Вулфу:
- Мисс Хетти Эннис. Она как раз объясняет мне, почему опоздала к назначенному часу. Она уходила домой, на Сорок седьмую улицу, а на обратном пути на тротуар вылетела машина и ударила её. Я знаю, что здесь нет стула, который способен вас выдержать, но она должна ещё какое-то время побыть в горизонтальном положении.
- Я вполне способен простоять две минуты, - желчно сказал Вулф.
- Надо же, а не похоже, - сказала Хетти. - Из вас бы замечательный Фальстаф получился.
- Закончите свой рассказ, - сказал ей я. - А потом эта машина уехала?
- Наверное. Когда я поднялась, её уже и след простыл. Одна пара прохожих мне помогла, ещё какой-то мужчина подошел, но все кости были целы и я смогла идти сама. Вот я и пошла. Правда, карабкаться в автобус мне не улыбалось. Теперь я уже старалась держаться ближе к домам, а после каждого квартала останавливалась передохнуть. Даже не знаю, как мне удалось преодолеть два последних квартала. А откуда ты узнал, что я стою у дверей, если я брякнулась в обморок?
- Вы позвонили, и я успел вас подхватить.
- И ты меня принес сюда? Надо же, а я и не помню. Что за невезуха мужчина тебя на руках носит, а ты намертво отрубаешься!
Вулф шагнул вперед.
- Послушайте, мадам, я сказал мистеру Гудвину, что смогу уделить вам только две минуты.
Хетти приподняла голову, а я подложил под неё подушку.
- Спасибочки, - сказала она. - Ну и денек выдался: Шпендрик меня на руках носит, а Фальстафик аж целых две минуты выделил! О, вот ещё и кофеек прибыл!
Приход Фрица немного разрядил обстановку. Дело в том, что Вулф рассматривает любого человека, которого кормят или поят в нашем доме как гостя, а это означает, что он должен его ублажать - в определенных пределах, конечно. Не мог же он приказать мне выставить её вон, когда я ставил поднос, а Фриц наливал ей кофе в чашку. Поэтому Вулф только стоял и хмурил брови. Когда гостья отхлебнула кофе, он разлепил губы и заговорил:
- По словам мистера Гудвина, вы упомянули какое-то вознаграждение. О чем идет речь?
Хетти присела и стянула свои вязаные перчатки. Отпив ещё немного, она сказала:
- Славный кофеек. Сперва я расскажу вам, как это ко мне попало. Мне принадлежит дом на Сорок седьмой улице. Старый - я сама родилась в нем. Она сделала ещё глоток. - Вы знаете, что все актеры чокнутые?
- И не только они, - пробурчал Вулф.
- Возможно, вы правы, но они все равно какие-то особенные. Не скажу, чтобы обожала актерскую братию, но все-таки отношусь к ней с теплотой. У папаши моего был собственный театр. От моего дома до Таймс-сквер лишь восемь минут ходу, а мне самой достаточно одной комнаты и кухни, поэтому остальной дом в их распоряжении - независимо от того, способны они платить или нет. Сейчас у меня пятеро жильцов - трое мужчин и две девочки, - причем все пользуются кухней. Они сами застилают постели и должны содержать свои комнаты в порядке. Правда, порядок не все соблюдают. Моя комната расположена на втором этаже...
- Прошу прощения, - перебил её Вулф. - Давайте перейдем ближе к делу.
- Сейчас перейду, Фальстаф. Дайте даме выговориться. - Она пригубила кофе. - Недурно. Так вот, спереди на первом этаже находится маленькая гостиная. После смерти моей матушки, Господи упокой её душу, туда никто не заходит. Я сама заглядываю туда лишь раз в неделю, чтобы проверить, все ли в порядке. А вчера днем, когда я туда зашла, из-под пианино выскочил мышонок и юркнул за книжные полки. Вы верите, что мышь может вскарабкаться по ноге женщины?
- Нет, - отрезал Вулф.
- Я тоже. Но я взяла со стойки зонтик и потыкала им за полками, но чертов мышонок куда-то забился и вылезать не захотел. Задней стенки у книжных полок нет, поэтому я начала вынимать книги, чтобы его поймать. На нижней полке у меня стоит десятитомная "История тринадцати колоний" и подборка Маколея*. Я, значит, все это вынула, но вредоносный звереныш как сквозь землю провалился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12