— Боб, запомни раз и навсегда. У нас в России не принято рыться в чужом мусоре. И тем более в съестных припасах. У вас в Америке, может быть, это и не считается зазорным, а у нас так не делается. Если уж так приспичило, то выгоняй из Милашки самосвал и экскаватор, и перевези весь этот хлам в нутро спецмашины. Но только одним рейсом. Потом вместе поковыряемся. Но это потом. А сейчас нам необходимо заняться спасением угоревшего. Он там, поди, весь уже на крик зашелся, нас ожидаючи.
Для того чтобы проникнуть в зону поражения огнем, необходимо как минимум две вещи. Первое, сам огонь, а второе, пожарный спец комплект подразделения 000. И если первое уже имелось в наличии, то в спец комплекты еще необходимо было одеться.
Специально для подобных случаев институты, работающие на подразделения 000, разработали два комплекта. Парадный, и выходной. Парадный мундир, как и положено, с символическими красными петухами, и загодя заготовленными дырками под ордена и медали. И рабочий комплект, в который мы с Бобом и одевались в данный момент. Прожженные в специально рассчитанных учеными местах брезентовые штаны с пуговичками. Грязно-серые майки, покрытые специальным составом от потоотделения. И береты, со встроенными противогазом, передатчиком, видео экраном и вентилятором.
— Прихвати на всякий случай цинковое ведро, — попросил я Боба, разыскивая в нутре Милашки хоть один ломик. А так как я все ломики совсем недавно отправил на экспорт в одну южноафриканскую страну, то пришлось удовлетвориться совковой лопаткой, которую подобрал недавно на детской площадке.
— Вам музыку включить? Или грустно работать будете? — поинтересовалась Милашка, которая страсть как не любила тишину.
— Что-нибудь веселое, — с моего непосредственного согласия разрешил Боб. — И если можно, национальное.
Милашка тут же врубила на полную громкость американскую национальную мелодию на русском языке, в которой, среди стука и грохота можно было расслышать слова какого-то американского мужика, который обращался в неопределенной форме к другому американскому мужику по имени Гарри: — «Гарри, Гарри, моя звезда…» — Ох уж эти американцы!
Поплевывая на ходу семечками, которые просто необходимо поплевывать на пожарах, мы со вторым номером поднялись к телескопической лестнице и ступили на самодвижущую дорожку.
— А что, Боб, — поглядывая вниз на муравьев-пожарных, исправно вырубающих зеленые насаждения вокруг горящего дома, обратился я к воспитаннику. — Долго ли еще твоя Америка будет развивающейся страной? Мы ведь ей и брюлики подкидываем и стройматериалы составами гоним. Я уже не говорю о «столичных ножках». Всех курей практически вам замораживаем.
Боб стоял, облокотившись на поручни, и плевался на головы зевак шелухой разгрызенных семечек. И не отвечал. Он не любил говорить о большой политике. Да и что говорить, когда все знают, что на его бывшей родине махровым цветом благоухает казнокрадство, бюрократизм и феминизм. Теперь вот еще и индейцы со своими топорами. Тут кто угодно не захочет говорить.
Беговая дорожка, не торопясь, несла нас к окну, из которого, не переставая, валил дым. Милашка специально поставила дорожку на самую малую скорость. Она знает, что спасателю, перед тем, как войти в бушующее пламя, необходимо собраться с мыслями и трезво оценить обстановку.
А обстановка, если заглянуть глубоко в глаза правде, не в нашу, спасательскую пользу. Спасти человека от огня не слишком простое занятие. Практика показывает, что во время пожаров народ так и норовит заняться само тушением. Хотя в каждой квартире, каждого дома на самом видном месте висит памятка действия жильцов в экстремальных ситуациях. При потопе немедленная эвакуация. При перегорании лампочек немедленная эвакуация. И уж тем более при возникновении пожара, самая немедленнейшая эвакуация.
Главное, чтобы не было жертв. А уж потом специалисты разберутся, как могло случиться, что в напичканной противопожарной техникой квартире возникло пламя. И накажут виновных по всей строгости закона.
В правом ухе связь-панамы раздались позывные Милашки:
— Командир! Директор хочет пообщаться. Соединить, или сказать, что вы боретесь с пламенем?
— Соединяй. — Директору Службы отказывать в общении нельзя. Может у него что-то экстра неординарное. Сообщение о внеочередном присвоении звания. Или горящие билеты на черноморский курорт. Хотя, курорт нам с Бобом ни к чему. Мы на прошлой неделе на выходных туда мотались. Незаконно, конечно. Кто ж нам позволит нецеленаправленно использовать спецмашину подразделения 000? За это и по панаме можно по полной программе.
— Сергеев? — Директор был явно не в духе, о чем сообщала мигающая красная лампочка анализатора голоса. — Почему угорелец до сих пор не вытащен из пекла? Отвечать четко, быстро и без шуточек.
Дело пахло керосином. Керосин, это такой дезодорант, специально разработанный русскими учеными для спасателей, которые, иногда случалось и такое, работали весьма в экстремальных условиях. Керосин обычно дарили спасателям по красным дням в календаре. Лично у меня дома бутылочек восемьдесят этой дряни.
Пальцем потыкав в небо, и знаками показав, что необходима помощь второго номера, я ответил без промедления, шуточек и довольно четко, невзирая на то, что рот был занят семечками.
— У нас тут очень сильный ветер, — закричал я. Боб в это время усиленно изображал ветер, дуя в мое передающее устройство.
— Какой к черту ветер? — выругался Директор, что говорило о том, что никто не собирается предлагать нам горящие путевки на черноморский курорт. — Над всей столицей полный штиль, а у вас ураган? Ты, Сергеев, совсем уж?
— Турбулентность, — растерянно прокомментировал я очередной, с завыванием, порыв шторма. Боб хотя бы в пол-уха слушал, о чем начальство разговаривает. А то скоро начнет изображать громовые раскаты и тропический ливень в придачу.
— Значит так, все еще майор Сергеев. — Директор перешел на более спокойные тона. Данная особенность означала, что в настоящий момент он занес ручку над приказом о дисциплинарном взыскании. — Если через десять минут угорелец не сообщит самостоятельно, что его спасли доблестные спасатели подразделения 000, то отправишься менять на светофорах лампочки.
Судя по издаваемым вторым номером звукам, вокруг нас разыгрывался настоящий природный катаклизм. С землетрясением, с образованием впадин в земной коре и долетевшими до поверхности Земли протуберанцами Солнца. Боб аж покраснел от старания.
— Вместе со своим американским другом…, — вкрадчиво, почти неслышно, закончил Директор и отключился.
Над столицей мгновенно воцарилась тишина, спокойствие и безветрие.
— Не хочу менять лампочки, — когда надо, Боб всегда все слышит. — Мы уже в прошлом месяце урны чистили. Несправедливо.
Какая уж тут справедливость? А урны, действительно, пришлось попереворачивать. Единственная немеханизированная работа в столице. Три дня вкалывали с утра до утра. Без перекуров и полдников. За то, что вовремя не приехали за зарплатой. Кто ж виноват, что мы с командой в это время гонялись по горам за снежным человеком. Он Бобу двадцатку должен.
— Десять минут, — пригорюнился Боб. — Может лучше сразу за лампочками? Не успеем ведь.
Может быть, и не успеем. А может быть, и да. Все зависит только от нашего желания. И желания, естественно, угорельца. Захочет ли он сам встречаться с рассерженными спасателями?
— Милашка! Командир на связи. Работаем по ускоренной программе. Дорожку на максимальную скорость. Протестировать спасательные программы. Вызвать одну… нет, лучше две скорые реанимационные помощи и одну труповозку. Директор приказал срочно угорельца из пламени вытаскивать.
Милашка, добрая душа, заворчала, что если каждый Директор будет лезть с приказами к работающим спасателям, то толку от этого, как от нее, специальной машины, восемнадцатипроцентной сметаны.
— Приказы не обсуждаются, — вздохнул я, сожалея, что приходится загонять команду.
Подъемная дорожка рванула с места со скоростью более шестидесяти километров в час. По настоящему засвистело в ушах, и в лицо полетела шелуха от семечек. Боб умудрялся щелкать их даже на такой бешенной скорости.
Издевательство длилось не долго. Двадцатый этаж, не двухсотый, добрались за считанные секунды. Высота, в общем-то, не слишком высокая, но вниз смотреть не рекомендуется. Боб несколько раз порывался полюбоваться на крошечные фигурки внизу, но я под страхом возвращения на историческую родину запретил. Не хватало, чтобы спасатель спасал спасателя. Обхохочутся все.
Сразу бросаться в окно, из которого валил дым, мы не стали. Развернули метрах в двух крытую площадку с автономной подачей чистого воздуха и немного подумали. Минуты две, три. Не дольше. Дольше думать не позволяла напряженная обстановка. Крики угорельца теперь были слышны даже без помощи шумоуловителей Милашки.
Угорелец заливался почище, чем наш дорогой Директор, не к работе будь помянут.
— Уж больно клиент визгливый попался, — заметил Боб, вставляя в ушные раковины затычки. — Придется глушить.
На профессиональном жаргоне спасателей подразделения 000 «глушить» означало именно глушить. Твердым предметом по голове. Мера вынужденная и необходимая. Обычно в стрессовых ситуациях угорельцы так и норовят вырвать спасателю волосы, укусить за руку, или, того хуже, прикрыться им от сильной вспышки огня.
— Странное пламя… — опытным глазом бывалого спасателя я наблюдал за пламенем. Вернее, за его отсутствием. — Обратите внимание, второй номер, на этот странный синий цвет гари. И чувствуете, как странно пахнет?
Второй номер высунул из закрытой будки нос и втянул синий дым.
— Да вроде ничем не пахнет, — отрапортовал янкель, дергая плечами. — Дым, как дым.
— Я так и думал, — самому-то мне нюхать не очень хотелось. Вдруг отравлен.
— А вы наблюдаете огонь? — задал я очередной вопрос Бобу, у которого зрение было получше, и обзор пошире.
Боб, взглядом изголодавшейся национальной американской эмблемы, проник сквозь пелену застилающего дыма и ничего не разглядел.
Трудная ситуация. Практически тупиковая ситуация. Огня нет. Дым валит. Директор торопит. Объект на грани истерики.
Но сотрудники спасательного подразделения 000 никогда не впадают в панику. Если и есть тупиковые ситуации, то только не для спасателей. В особенности, для спасателей, трудящихся в составе тринадцатого экипажа.
— Раз, раз… Проба… — это я включил черную коробочку. Обязательный элемент для членов команды. В случае чего, ученые вскроют ее и разберутся, что сказал напоследок спасатель и какими словами поминал начальство. — Члены экипажа номер тринадцать приветствуют тех, кто это слушает. А если вы это слушаете, то, значит, нас уже давно нет в живых.
Боб подвинулся поближе, правда, не выпуская из зоны наблюденья дымное окно.
— Сейчас мы, командир Сергеев и второй номер Клинроуз, войдем в объятое пламенем здание, — продолжил я, чувствуя, как напрягаются от желания спуститься вниз, к Милашке, ноги. — Температура внутри помещения выше всякой допустимой. Настроение членов команды тоже ничего страшного.
Боб мелко-мелко закивал головой. Волнуется, мой американский друг.
— А сейчас мы, члены спасательной команды спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать, напоследок споем всем песню. На память. Боб двигайся поближе. Готов? Три, пятнадцать… Сгорю-ю и йя… Сгорю-ю и йя…Сгорю и йя в поры-ыве страсти-и…
И снизу, с Земли нестройный хор зевак, пожарников и прочих праздношатающихся подхватил:
— Сгорят они, сгорят они… Сгорят они в поры-ыве страсти! Иль защитят от всех напа-астей!…
Вот под звуки этого реквиема мы со вторым номером и перешагнули через подоконник горящей квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55