А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Скорее связь здесь обратная : изменение геометрии здания в момент обрушения повлекло за собой смещение стекла в раме . Подобная ситуация моделировалась на компьютере в Главном вычислительном центре Московского физико – технического института , и полученные теоретическим путем данные находятся в соответствии с реальными фактами ( степень корреляции 0,85 ).
Истомин повернул голову – немного сверху вниз: то ли он собирался боднуть камеру, то ли звучно икнуть. Режиссер не раз говорил ему, что это, пожалуй, самая глупая его ужимка, от которой следует избавляться, но как можно избавиться от чего-то, когда тебе сорок шесть лет? В сорок шесть усиленно цепляешься за СВОЕ, чем бы это СВОЕ ни было: будь то надоевшая жена, округлившийся живот или дурацкая ужимка перед камерой.
– Э-э-э… Мы продолжаем вести прямой репортаж с места событий. Напомню, сегодня вечером все внимание приковано в происходящему в Башне – так принято называть новый жилой комплекс «Гнездо орла» на проспекте имени маршала Жукова. У нас до сих пор нет точных сведений о том, что именно там происходит. Наши корреспонденты следят за развитием ситуации в прямом эфире.
Он переложил бумаги на столе. В бумагах ничего не было о Башне, только запланированные сюжеты программы, два из которых пришлось выбросить. Но Истомин знал, что вид бумаг магически действует на телезрителя – придает словам ведущего весомость и значительность. У ведущего есть множество хитроумных средств, неведомых зрителю: маленький наушник в ухе, телесуфлер; или, если потребуется, помощник режиссера в студии напишет подсказку на грифельной доске, а потом сотрет влажной поролоновой губкой… Но бумаги… бумаги на столе по-прежнему вне конкуренции: он бы перекладывал и пустую стопку с места на место, стараясь и произвести впечатление, и выгадать короткую паузу, чтобы собраться с мыслями.
– Я хочу повторить специально для тех людей, что оказались заперты в своих квартирах… Оснований для паники нет, и я надеюсь, что в скором времени ситуация разрешится… – Да только он ни хрена в это не верил.
Он что-то чувствовал, но пока не понимал, что именно.
На экране появился один из рекламных роликов Башни. Истомин видел его и раньше, но все равно не смог преодолеть искушения и уставился в студийный монитор.
На экране молодой человек лет тридцати сидит на стуле в большом офисе напротив низкорослого и пузатого, с толстой гаванской сигарой, зажатой в углу рта. Босс, развалившийся в глубоком кресле, что-то жестко ему выговаривает. Молодой человек кивает, делает пометки в красивом блокноте и с тоской посматривает в огромное окно, где на фоне вечерней дымки виднеется стремительный и легкий силуэт Башни. Вот босс закончил распекать подчиненного и сделал пренебрежительный, отметающий жест. Молодой человек, взяв блокнот, с легкой улыбкой поднимается со стула и отправляется в свой кабинет: маленькую комнатку, где стоит только стол, заваленный почти до потолка стопками бумаг, компьютер, принтер и несколько телефонных аппаратов. Пару секунд он с тоской смотрит на всю эту кучу работы, а затем снова выглядывает в окно.
Где-то на самом верху Башни, в пентхаузе, под остроконечным шпилем, мелькает белое пятно. Приглядевшись, молодой человек видит, что это легкий шелковый платок, медленно кружащийся в прозрачном голубом воздухе. Он в последний раз оборачивается на рабочий стол, решительно качает головой и открывает высокое, до самого потолка, окно. Молодой человек скидывает пиджак и, ослабляя на ходу галстук, ступает на подоконник. Подставляет лицо набежавшему порыву свежего воздуха и, красиво изогнув подтянутое тело, прыгает вниз. Камера крупным планом берет его загорелое лицо, рыжеватые волосы, раздуваемые набегающим потоком, треплющийся на ветру воротник голубой рубашки. Молодой человек приземляется точно около спортивного мотоцикла, натягивает на голову шлем и резко берет с места, поставив байк на заднее колесо.
Далее следует невероятный по красоте план: в темном выпуклом стекле шлема отражается изменяющееся освещение города: вот замелькали искры дорожных огней, мощные лампы уличных фонарей, стоп-сигналы автомобилей, толкущихся в бесконечных пробках. И на фоне этого – изящный силуэт Башни и рядом с ним – легкое белое облачко медленно опускающегося платка. Картинка, отражающаяся в стекле шлема, вдруг резко ускоряется.
Крупный план сменяется на общий. Молодой человек за рулем спортбайка проделывает невероятный цирковой трюк: он вскакивает на вертикальную стену Башни и несется вверх. По пути, примерно на середине подъема, он вытягивает в сторону левую руку и ловко ловит падающий платок.
Еще одна смена кадра. На террасе пентхауза, огражденной ажурной кованой решеткой, – молодая красавица с роскошными волосами и грустью в глазах. В этот момент музыка замедляется, слышен стихающий рык мотоцикла, который тут же пропадает. Молодой человек снимает шлем и медленно идет навстречу красавице. Его голубая рубашка расстегнута до середины груди, на мускулистой шее повязан тот самый белый шелковый платок. Они приближаются друг к другу, и изображение расплывается, блекнет, на экране появляется надпись, которую озвучивает хрипловатый мужской голос.
«Дом – это место, куда всегда хочется возвращаться».
Снято было здорово, красиво, в каждом кадре и их смене чувствовался сумасшедший драйв. Истомин знал, что на роль молодого человека Крымов выбрал западногерманскую звезду модельного бизнеса, его гонорар уже был немаленьким, а во сколько обошлась совершенная компьютерная графика и анимация, даже страшно было подумать. По его прикидкам, на рекламу Башни концерн «Север» потратил не менее полутора миллионов долларов. Конечно, все было просчитано заранее: Башня почти полностью окупилась только за счет продажи квартир, а ведь впереди была еще их длительная эксплуатация. Но Башня действительно была хороша! И кажется, он все лучше и лучше понимал Дубенского.
Истомин вздрогнул, оторвавшись от экрана: голос режиссера в наушнике сообщил, что он снова в кадре. Он приосанился и машинально поправил очки.
А дальше случилось невозможное. Он дрогнул. Он дал отмашку режиссеру, еще не до конца осознав смысл слов, прозвучавших в наушнике.
Наверное, это произошло потому, что он не поверил словам. Замечательно красивый ролик убаюкал его, внушил твердую уверенность в том, что ничего плохого с Башней случиться не может.
И тем не менее…
Сколько это продолжалось, Крымов не знал. Паника, охватившая его в тот момент, когда все двенадцать спринклеров в квартире заработали на полную мощность, только нарастала по мере того, как прибывала вода. Прошло не менее получаса, прежде чем он начал что-то соображать, а до той минуты метался голый, с двумя ватными тампонами в носу, тщетно пытаясь укрыться от мощных холодных струй.
Производительность спринклеров была просто чудовищной: они были рассчитаны на работу в импульсном режиме, никто из разработчиков автоматической противопожарной системы даже и не думал, что их будут включать так надолго.
Естественно, Крымов не знал всех этих технических тонкостей… Но ему вполне хватало того, что он знал наверняка. А именно то, что с ним творилось нечто ужасное. Никогда прежде в своей жизни он не думал, что может поддаться такой панике. Страх, сковывающий волю, затопил сознание Георгия куда быстрее, чем вода – квартиру. Но все же в глубине души он надеялся, что когда-нибудь этот душ кончится. Когда-нибудь.
Удачные мысли стали приходить слишком поздно. Сначала вода дошла до колен, а он все продолжал носиться по прихожей, взметая фонтаны брызг и тщетно пытаясь открыть намертво заклинившую дверь. Когда уровень поднялся до середины бедер, он оставил свои попытки и побежал к городскому телефону. Один аппарат был в прихожей, и его уже залило; второй стоял на прикроватной тумбочке в спальне, но и от него толку не было никакого: Крымов прижимал трубку к уху и слышал лишь шипение воды, обрушивающейся с потолка. Третий аппарат был в кухне, но Крымов вовремя сообразил, что к кухне не стоит даже приближаться: плита к тому времени скрылась под водой, и он опасался, что его убьет электрическим разрядом.
Крымов вспомнил про мобильный только тогда, когда вода дошла ему до подмышек. Он вспомнил про мобильный, но не мог вспомнить, куда именно он его забросил. Следующие десять минут Крымов изображал из себя ловца жемчуга, хотя и понимал, что это напрасно: по крайней мере, ему пока ни разу не приходилось видеть подводный мобильный телефон.
Вынырнув в очередной раз, он почувствовал, что ноги не достают до пола, и поплыл в сторону кровати. На кровати он еще мог стоять, но это было нелегко; тугие струи били его по голове подобно кувалдам, и Крымов почувствовал, что ненадолго возникшее просветление в мозгах вновь уступает место парализующей панике. Он заметил, что у окна напор струй был поменьше, и поплыл туда, но держаться на воде оказалось непросто; вода, бьющая с потолка, заливалась в рот, нос, глаза и уши. Он даже не мог поднять голову, и для того, чтобы сделать глубокий вдох, ему приходилось прикрывать рот ладонями.
Крымов подумал, что, может быть, нужно попытаться выдавить стекло: по крайней мере, он не видел другого выхода. И наверное, эта мысль была бы удачной, приди она чуть раньше. Но сейчас, когда опоры под ногами не было, сильный удар не получался и к тому же…
«Если стекло лопнет, то меня просто выплеснет наружу, на асфальт, как кусок мыла из таза вместе с грязной водой». А вот это уже была по-настоящему удачная мысль. Во всяком случае – правильная, хотя и неутешительная.
Да, от окна следовало держаться подальше. Только сказать это было легче, чем сделать. На середине комнаты струи воды били по голове с такой силой и ожесточением, как Марат Сафин – по мячу.
Неловко подгребая руками (в плавании он никогда не был силен), Крымов добрался до платяного шкафа – самой высокой мебели в квартире. Огромный дубовый, сделанный под старину шкаф пока еще прочно стоял на всех четырех ножках, но уже начинал медленно покачиваться – всплывать.
Крымов нырнул – барабанные перепонки ощутили глухой гул водопада – и ухватился за ручку дверцы. Ему пришлось перевернуться на спину и упереться ногами в соседнюю створку. Крымов два раза выныривал, глотал воздух пополам с водой, отплевывался и снова нырял. Наконец ему удалось открыть дверцу. Тогда он, собрав последние силы, приподнял верхнюю полку и отбросил ее прочь. Тяжелая полка медленно опустилась на пол. На дно.
Он засунул голову в образовавшееся пространство и наконец смог спокойно отдышаться. Впечатление было такое, будто он сидит внутри барабана, по которому колотит сам Ян Пэйс из легендарных «Дип перпл» во время исполнения «Звезды на шоссе», но все же это было лучше, чем получать те же удары по голове. До верхней крышки шкафа оставалось немногим более тридцати сантиметров. Тридцать сантиметров воздуха. Надолго ли этого хватит? Он не знал. Зато он знал, что от крышки до потолка ровно полтора метра.
– Ну же, кто-нибудь… Суки! – бормотал Крымов, держась рукой за открытую дверцу. Ногам не на что было опереться, поэтому приходилось постоянно перебирать ими, словно он все время пытался всплыть на поверхность. Но силы уже оставляли его, и холодная вода судорогами сводила икры. Крымов снова запаниковал.
– Вытащите меня отсюда! – завизжал он срывающимся голосом.
Крик вылетел из легких вместе с остатками воздуха, и Крымов с головой окунулся в воду. Он тут же выскочил на поверхность, фыркая и отплевываясь, и ударился головой о внутреннюю поверхность крышки. Вода прибывала очень быстро. Он всегда с удовольствием смотрел боевики про подводные лодки. В каждом из них обязательно был эпизод, когда отсек с пробоиной быстро задраивали и не успевшие выбраться люди погибали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43