Я никогда не стал бы афишировать свои религиозные взгляды, но тема была поднята настолько недвусмысленно, что теперь этого невозможно избежать. Позвольте мне раз и навсегда прояснить свою позицию.
Я не являюсь последователем Римской католической церкви; более того, не был им со школьной скамьи. В течение двадцати лет я страстно выступал в поддержку полной свободы совести и считаю, что любая заскорузлая догма недопустима и в сущности антирелигиозна, поскольку голословное заявление она ставит, вытесняя логику, во главу угла, чем провоцирует озлобленность в большей степени, нежели любое иное явление общественной жизни. Нет, наверное, ни одной книги, в которой я не пытался бы выразить это свое убеждение; одна из них — «Письма Старка Мунро» — целиком посвящена этой теме.
Если я добавлю, что посещаю в Лондоне церковь мистера Войзи на Своллоу-стрит, то станет очевидно, насколько терпим я в своих религиозных взглядах, основывающихся на почтительном теизме, а не на учении той или иной секты. Думаю, самый благоприятный с точки зрения счастья человечества ход развития религиозной мысли в будущем состоит в том, чтобы представители различных вероисповеданий обратили свое внимание на имеющуюся между ними общность вместо того, чтобы делать упор на разделяющие их догматические и ритуальные элементы, к сути христианства не имеющие никакого отношения.
Вот и все о предмете, к обсуждению которого мне не хотелось бы возвращаться. Мои давние связи с католической церковью не оставили во мне никаких горьких чувств по отношению к этому глубокоуважаемому институту, в рядах которого состоят самые благочестивые люди из тех, что встречались мне на жизненном пути. Вспоминая собственный опыт недавнего прошлого, я могу достаточно ярко представить себе, каким клеветническим напалкам они подвергаются. Но каждый человек несет в себе собственные душу и разум; руководствуясь их зовом, он и должен идти вперед. Этот прямой путь открылся передо мной с той поры, как я оставил позади детские годы.
Таковы мои религиозные убеждения; пусть теперь читатели сами судят, насколько несправедливы были обвинения, использованные в этих оскорбительных плакатах. В высшей степени авторитетные источники проинформировали меня о том, что недавно принятый Закон о противоправных действиях от 1895 года предоставляет мне реальный способ юридического воздействия на нарушителей. Однако, как бы ни наказали теперь человека, несущего ответственность за появление плакатов, ничего этим уже не исправишь. Я предпочел бы огласить факты в надежде, что это само по себе предотвратит повторение столь вопиющего безобразия.
Искренне Ваш,
А. Конан-Дойл
«Реформ-клуб», Лондон, 13 октября 1900 года.
Выборы в Южном Дублине
«Таймс»
18 октября 1900 г.
Сэр! Позвольте мне, человеку ирландского происхождения, живущему за пределами Ирландии, который много сделал для юнионизма в ходе последних выборов, в нескольких словах поделиться впечатлениями от выборов в Южном Дублине.
Главное, в чем нуждается Ирландия (и это — необходимое условие улучшения здесь ситуации) — образование центристской партии, которая была бы в равной степени далека от узкопровинциального патриотизма Юга и нетерпимости Севера.
В настоящее время остров остается разделенным на два враждующих лагеря; их образуют силы, которые никогда не смогут прийти к соглашению из-за расовых, религиозных и социальных разногласий. Пока дело обстоит таким образом, каждый государственный акт будет разменной картой в игре соперничающих группировок, и трудно надеяться, что законодательные инициативы могли бы улучшить положение дел.
Но самый никудышный путь к примирению — это Гомруль, потому что тогда под одним потолком весь антагонизм, раздирающий обе стороны, сконцентрируется в мощную силу. Плохо, когда враги потрясают кулаками с разных концов острова, но будет еще хуже, если они начнут это делать, сидя за одним столом.
Главное, что необходимо для улучшения ситуации, это создание партии здравомыслящих, умеренных политиков, сердца которых наполнены тем духом истинного ирландского патриотизма, который подавляет религиозные и расовые предрассудки ради служения святой и великой цели: процветанию страны и примирению между ирландцами, с незапамятных времен раздираемых враждой. Такую партию составили бы люди, которым были бы чужды забота исключительно о собственных интересах, фанатизм и нетерпимость (неважно, какого толка, протестантского или католического); люди, в равной степени приверженные интересам своей родины и благосостоянию Империи, в создание которой было вложено так много ирландского мужества и ирландского интеллекта. Такая партия, будь она создана, вскоре смогла бы уравновесить враждующие фракции и оказать на каждую из них сдерживающее влияние. Она могла бы привлечь в свои ряды благоразумных и просвещенных людей из всех слоев общества. Мне кажется, достаточно было бы создать ядро, и эта партия тут же разрастется до гигантских размеров, потому что трудно поверить, что Ирландия — единственная страна мира, населенная исключительно экстремистами. Наверняка существует и большая прослойка умеренных политиков; остается лишь найти средства, с помощью которых они смогли бы о себе заявить.
С развитием и ростом этой прослойки связаны, как мне кажется, все лучшие надежды на будущее нашей страны; на заживление раны, которая постоянно вытягивает соки из организма Империи. Появление кандидатуры мистера Планкетта — человека, который всегда был патриотом и никогда экстремистом, — предоставляет нам идеальную возможность для создания такого ядра. Он для Ирландии сделал больше, чем все ее крикливые провокаторы. У мистера Планкетта глубокий ум и большое сердце: благодаря этому он, находясь в гуще фракционных схваток, не теряет из виду интересы страны в целом. Именно он сможет найти те необходимые компромиссы, которые следует предпринять умеренной партии; для осуществления таких шагов потребуется благоразумие совершенно непредвзятого политика. Он позволит наконец успокоиться старым ранам, потому что стремление бередить их беспрестанно и есть непосредственная причина всех ирландских невзгод. На пост Секретаря он пригласит ирландца, отличающегося компетентностью, вне зависимости от его религиозных или политических убеждений. Он проголосует за создание Университета, в котором молодежь будет воспитываться в духе преобладающей в Ирландии религиозной доктрины, даже в том случае, если он сам таковую не разделяет. Он сумеет организовать маслобойное дело, интересуясь при этом политическими взглядами фермеров ничуть не больше, чем мировоззрением коров, и действуя исключительно в интересах процветания национальной экономики. Это был бы идеальный претендент на роль лидера центристской партии; такого человека в равной степени ждут и Ирландия, и Империя.
Однако в Дублине этот человек потерпел поражение — при попустительстве наших самых влиятельных средств формирования общественного мнения; последние тут же сделали вывод о том, что правительственный нейтралитет себя не оправдал и что мы оказали недостаточную поддержку Юнионистской партии Ирландии.
Будучи сам в сложившейся ситуации убежденным юнионистом, я все же считаю, что причина происшедшего — в том, что сами ирландские юнионисты использовали методы, которые шокировали даже их самых горячих сторонников, продемонстрировав при этом полное отсутствие объективного, государственного взгляда на суть ирландской проблемы. Примером такого извращенного мышления может служить письмо человека, назвавшегося «ирландским лойялистом», который в Вашем сегодняшнем номере осуждает мистера Планкетта за то, что в ходе заседаний последнего состава Парламента он дважды голосовал в поддержку мер, предлагавшихся националистами.
Означает ли это, что каждый парламентарий должен непременно сверяться со мнением своей партии? Что он должен сопротивляться принятию даже самого разумного предложения в том случае, если оно исходит от враждебной фракции? Жалкое зрелище являет собой политик в представлении автора подобной жалобы.
О твердости позиции мистера Планкетга лучше всего свидетельствует тот факт, что он выдержал нападки такого фанатика, как мистер Дэвитт, с одной стороны, и ультра-оранжистов, с другой. Подобная эпитафия на могильном камне сделала бы честь любому ирландцу.
Искренне Ваш,
А. Конан-Дойл
Андершоу, Хайндхэд, Хаслмар, 17 октября.
Доктор Дойл о раннем закрытии магазинов
«Гроусерз эссистант»
1 ноября 1900 г.
Сэр! Отвечая на Ваш запрос от 25 числа, сообщаю, что буду рад принять делегацию, о которой Вы говорите, практически в любой день между пятью и шестью часами вечера.
Я очень интересуюсь проблемой сокращения рабочего дня работников торговли, поскольку уверен: в стране, где нет обязательной воинской службы, физическое состояние и здоровье граждан может быть гарантировано лишь повсеместным сокращением рабочего дня и частыми выходными.
Лично я считаю, что эта цель не может быть достигнута исключительно законодательными инициативами, но, полагаю, регулярное освещение этого вопроса и постоянная деятельность в русле народного просвещения сами по себе способны создать непобедимую силу, перед которой не устоят противники прогресса в этом направлении.
Искренне Ваш,
А. Конан-Дойл
Уроки южноафриканской войны (1)
«Таймс»
1 ноября 1900 г.
Милостивый Государь!
Я прочел опубликованное Вами письмо полковника Лонсдэйла Хэля, который выражает несогласие с моими взглядами на военную реформу. Могу заверить его в том, что не имею ни малейшего желания «учить» профессиональных военных, и хотел бы лишь одного — возможности вести свободную дискуссию по военным вопросам. Недопустимо, чтобы от доводов гражданского человека отмахивались проставлением после них единственного комментария: «(sic)».
Я думаю, полковник Лонсдэйл Хэль весьма недооценивает мужество своих соотечественников, если опасается, что мы не сможем противостоять вторжению извне, не имея внутри страны профессиональной армии, призванной противостоять агрессору. Маленькая Швейцария находится в окружении четырех великих военных держав, и тем не менее в течение столетий сохраняет свою независимость. В своей оборонной стратегии она полагается исключительно на милицейские подразделения, но даже Германия должна рассматривать нападение на нее как очень сложную военную операцию. В Южной Африке мы и сами убедились в том, как трудно одолеть подразделение внутренних войск численностью лишь в 50 тысяч человек.
Итак, основная идея плана, обрисованного мною в последней главе «Великой бурской войны», состояла в том, что число стрелков в пределах страны должно быть доведено до миллиона и что следует обеспечить им сильную артиллерийскую поддержку. Численность войск агрессора, несомненно, будет ограничена, и он не избежит трудностей, связанных с транспортировкой и снабжением. С одной стороны, неприятель будет лишен возможности совершать фланговые маневры, сталкиваясь с силой, противостоящей его продвижению, с другой — не решится на серию лобовых ударов, следствием которых могли бы стать большие потери в живой силе. В то же время он вынужден был бы либо продвигаться вперед, либо готовиться к голоду. Мне трудно представить себе ситуацию, в которой может оказаться такая армия, и должен повторить — рискуя навлечь на себя неудовольствие полковника Лонсдэйла Хэля, — что опасность вторжения извне, которой нас пугают, — дело прошлого.
Скептики возразят: миллион стрелков, дескать, невозможно призвать под ружье. В случае необходимости можно было бы сделать это в принудительном порядке, расширив действие Закона о внутренних войсках;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11