А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— И только-то? Стоит обращать внимание на такую ничтожную газетку. Да она и Государственный Банк назовет никуда не годным, если это ей покажется выгодным. Ее мнение гроша медного не стоит. Кстати, Кросс, я зашел к вам по поводу этих акций.
— Я ждал, что вы зайдете. Я сам только что вернулся из города и только что прочел вашу телеграмму. Значит, все в порядке?
— Да, я решил по дороге сам занести вам условие. Уплата в понедельник.
— Отлично. Очень вам благодарен. Я дам вам чек. Что… что это такое?
Гаррисон развернул условие и положил его на стол перед Франком. Франк Кросс, весь бледный, с широко раскрытыми глазами, смотрел на лежавший перед ним лист бумаги.
На нем было написано следующее:
«13-а, Трогмортон Стрит.
Куплено для г. Франка Кросс (Согласно правилам и постановлениям фондовой биржи.)
200 акций Эльдорадо по 4 ? … $950 — 0 — 0
Марки и прочие мелкие расходы … 4 — 17 — 6
Куртаж … 7 — 10 — 0
$ 962 — 7 — 6
7-го с.м.»
— Мне кажется, здесь произошла какая-то ошибка, Гаррисон, — проговорил, наконец, Франк прерывающимся голосом.
— Ошибка?!
— Да, это совсем не то, что я ожидал.
— О, Франк! Почти тысяча фунтов стерлингов! — с ужасом прошептала Мод.
Гаррисон взглянул на них обоих и понял, что дело серьезно.
— Мне очень жаль, если в самом деле вышла какая-нибудь ошибка. Я старался в точности исполнить ваше поручение. Вы желали купить двести акций Эльдорадо, ведь так?
— Да, по четыре шиллинга и девять пенсов.
— Четыре шиллинга и девять пенсов! Они сейчас стоят четыре фунта пятнадцать шиллингов каждая.
— Но я читал в газете, что их первоначальная цена была десять шиллингов, и что за последнее время они сильно упали в цене.
— Да, вот уже несколько месяцев, как они все понижаются. Но было время, когда они стоили по десяти фунтов. Теперь они упали до 4 ? фунтов.
— Но почему же это не было указано в газете?
— Когда в газете цена обозначена дробью, эта дробь всегда представляет из себя часть фунта стерлинга, а не шиллинга.
— Боже мой! И к понедельнику я должен найти эту сумму?
— Да, расчет в понедельник.
— Я не могу этого сделать, Гаррисон. Это невозможно.
— Тогда остается только один выход.
— О, нет, лучше умереть. Я ни за что не сделаюсь банкротом, — ни за что!
Гаррисон громко рассмеялся, но увидев пару серых глаз, с упреком устремленных на него, сделался снова серьезным.
— Однако, вы, кажется, совершеннейший новичок в этих делах, Кросс.
— Я в первый раз в жизни впутался в подобное дело и, даю слово, в последний.
— Все это не так страшно. Когда я говорил об единственно оставшемся выходе, у меня и мысли не было о банкротстве. Все, что вам нужно сделать, это только завтра же утром продать ваши акции и уплатить разницу в цене.
— И я могу это сделать?
— Ну, конечно. Почему же нет?
— Сколько же составит эта разница?
Гаррсион вынул из кармана вечернюю газету.
— Мы главным образом имеем дело с акциями железных дорог, и поэтому я мало знаю о золотопромышленных обществах. Но вот здесь, в газете, мы найдем все цены. Батюшки мои! — Он тихонько свистнул.
— Ну, — проговорил Франк и почувствовал, как маленькая ручка сжала под столом его руку.
— Разница в вашу пользу.
— В мою пользу?
— Да. Слушайте, что я вам прочту: «Биржа началась сегодня при довольно слабом настроении, но заметно оживилась в течение дня и закончилась очень твердо при общем повышении цен. Особенно повысились цены на акции Австралийских Обществ. Из них Эльдорадо за день поднялись на пять восьмых, благодаря телеграмме о том, что рудники снова приведены в полный порядок». Кросс, поздравляю вас!
— Я в самом деле могу продать их дороже, чем сам купил?
— Ну, конечно. У вас их двести штук, и вы наживете по десяти шиллингов на каждой.
— Мод, подай сюда, пожалуйста, виски и содовой воды. Вы должны выпить со мной, Гаррисон. Да ведь это же целых сто фунтов стерлингов!
— И даже больше.
— И мне не придется уплатить ни пенса?
— Решительно ничего.
— Когда открывается завтра биржа?
— В одиннадцать часов.
— Будьте там в одиннадцать часов, Гаррисон, и немедленно же продайте эти акции.
— Вы не хотите выждать дальнейшего повышения цен?
— Нет, нет, у меня душа будет неспокойна до тех пор, пока я их не продам.
— Ну, хорошо. Можете положиться на меня. Вы получите деньги во вторник или в среду. До свидания. Очень рад, что все это так благополучно закончилось.
— И все-таки, Мод, — заметил ее муж, после того как они снова перетолковали все это приключение, — все несчастье в том, что мы все еще не знаем, куда поместить наши первоначальные пятьдесят фунтов. Я, пожалуй, склонен положить их в государственный банк.
— Я тоже так думаю, — сказала Мод. — И к тому же это будет доказывать нашу любовь к родине.
Два дня спустя бедное старое фортепиано, с писклявыми дискантами и хриплыми басами, было навсегда изгнано из их дома. Место это оказалось занято чудным новым роялем орехового дерева с позолотой, за который было заплачено девяносто пять гиней. Мод по целым часам сидела за роялем и даже не играла, а просто перебирала клавиши, наслаждаясь этими чистыми звуками. Она называла его своим Эльдорадо и старалась объяснить знакомым дамам, какой умница ее муж, что сумел в один день заработать этот рояль. Но так как она сама не могла вполне уяснить себе, как это случилось, то и для других это оставалось туманным. Тем не менее в Уокинге распространилось мнение, что Франк Кросс был действительно замечательным человеком, и что он совершил нечто необычайное и умное в деле австралийских золотых приисков.
Глава XIV
Снова грозовая туча
Небо ясно, светит солнце, но на далеком горизонте собираются тучи и, еще никем не замечаемые, медленно приближаются. Франк Кросс впервые заметил эти тучи тогда, когда сойдя однажды утром в столовую, нашел возле своего прибора конверт с хорошо знакомым почерком. Было время, когда сердце его радостно забилось бы при виде этого почерка, так он любил его. Как жадно он схватил бы тогда это письмо, а теперь… если бы он увидел извивающуюся змею на белой скатерти, он не ужаснулся бы более. Как невероятно меняется жизнь! Если бы год назад ему сказали, что ее письмо заставит его похолодеть от ужаса в предчувствии надвигающейся грозы, он только весело и пренебрежительно рассмеялся бы.
Франк разорвал конверт и бросил его в камин, но прежде чем успел взглянуть на письмо, на лестнице послышались знакомые легкие шаги, и вслед за тем, веселая и жизнерадостная, в комнату быстро вошла Мод. На ней был розовый пеньюар с кремовой отделкой на груди и рукавах. Освещенная ярким утренним солнцем, Мод казалась мужу самым милым и изящным существом на свете. При ее входе он быстро сунул письмо в карман.
— Извини меня за пеньюар, Франк.
— Ты мне в нем еще больше нравишься.
— Я боялась, что ты позавтракаешь без меня, и так торопилась, что не успела одеться. Ну вот — Джемима опять забыла разогреть тарелки! И кофе твой совсем остыл. Лучше бы ты не ждал меня.
— Предпочитаю холодный кофе, но в твоем обществе.
— Я всегда думала, что после женитьбы мужчины перестают говорить любезности. Очень рада, что это не так. Но что с тобой, Франк, ты как будто не совсем здоров?
— Нет, ничего, дорогая.
— Ну, как же ничего, я ведь вижу.
— Мне просто немного не по себе.
— Ты, наверное, простудился. Прими порошок хинина.
— Что ты, Мод!
— Нет, пожалуйста. Я прошу тебя.
— Дорогая, ну право же, я совершенно здоров.
— Это такое прекрасное средство.
— Я знаю.
— Ты сегодня не получал писем?
— Да, одно.
— Что-нибудь важное?
— Я еще не прочел его.
— Читай скорее.
— Нет, я пробегу его в поезде. До свидания, дорогая, мне пора идти.
— Если бы только ты принял порошок. Мужчины всегда так горды и упрямы. Прощай, дорогой. Через восемь часов я буду снова жить.
Когда он уже сидел в вагоне, то развернул письмо и прочел его внимательно. Затем, нахмурив брови и крепко сжав губы, он перечел его еще раз. В письме было написано следующее:
«Дорогой Франк! Быть может, мне не следовало бы называть так тебя, теперь уже почтенного семьянина, но я делаю это в силу привычки, и к тому же мы так давно знакомы с тобою. Не знаю, подозревал ли ты, но было время, когда я могла легко заставить тебя жениться на мне, несмотря даже на то, что ты хорошо знал мое прошлое. Но, обсудив этот вопрос, я решила не делать этого. Ты сам по себе был всегда хорошим мальчиком, но твои взгляды были недостаточно смелы для жизнерадостной Виолетты. Я верю в веселое время, хотя бы оно было мгновенным. Но если когда-нибудь я захотела бы променять веселую, беззаботную жизнь на другую — тихую, спокойную, однообразную, то для этой жизни я выбрала бы тебя из тысячи других. Я надеюсь, что эти слова не заставят тебя возгордиться, ибо лучшею чертою твоего характера всегда была скромность.
И все-таки, мой дорогой Франк, я вовсе не отказываюсь от тебя совершенно, и ты, пожалуйста, не заблуждайся относительно этого. Только вчера я встретила Чарли Скотта, он рассказал мне о тебе и дал твой адрес. Ты не находишь, что это было очень любезно с его стороны? Хотя — кто знает, быть может, ты иногда вспоминаешь о своей старой подруге, и тебе было бы приятно увидеть ее еще раз.
Но ты ее увидишь, приятно это тебе будет или нет. Так что лучше примирись с этим. Помнишь, как ты забавлялся моими прихотями? Ну, так вот, теперь у меня новая прихоть, и, конечно, я сумею поставить на своем. Я хочу видеть тебя завтра, и если ты завтра днем не заедешь ко мне, то я сделаю тебе визит в Уокинге вечером. О Боже, какой ужас! Но ты знаешь — я всегда держу свое слово. Помни это! Итак, вот тебе мои распоряжения на завтра и, смотри, не забудь их. Завтра (четверг 14-е, не вздумай отговариваться тем, что перепутал день) ты уйдешь из конторы в половине четвертого. Я отлично знаю, что ты можешь уйти, когда вздумается. Ты поедешь в ресторан Ма-риани и найдешь меня у дверей. Мы пойдем в нашу прежнюю комнатку, я угощу тебя чаем, и мы вспомянем старину и потолкуем обо всем, обо всем… Итак, приходи!
В противном случае… знай, что от Ватерлоской станции поезд отходит в 6.10 и приходит в Уокинг ровно в 7. С этим поездом я приеду и попаду к тебе как раз на обед. Это будет забавно!
До свидания, мой дорогой мальчик. Надеюсь, что жена не читает твоих писем, а то, пожалуй, она упадет в обморок. — Твоя всегда Виолетта Райт ».
Даже самому строгому из женатых людей будет ле-сто, если за ним ухаживает хорошенькая женщина (и, пожалуйста, не верьте ему, если он вздумает отрицать это). Но если к этому ухаживанию примешиваются угрозы довольно опасного свойства, это вряд ли кому понравится. А угроза была не пустая. Прочитав письмо Виолетты, Франк рассердился. Он знал, что она гордилась тем, что умеет держать данное слово. Со своей обычной откровенностью, она однажды смеясь заявила, что это единственная оставшаяся в ней добродетель. Если бы он не пошел к Мариани, она наверно приехала бы в Уокинг. Франк ужаснулся при мысли, что Мод может встретиться с той женщиной.
Нет, другого выхода не было. Приходилось идти к Мариани. Франк был уверен в себе и знал, что ничего худого из этого выйти не может. Любовь к жене была ему верной защитой от всякой опасности. Одна мысль, что он может изменить своей Мод, внушала ему отвращение.
Но когда Франк освоился с мыслью о предстоящем свидании, досада его стала постепенно исчезать. К тому же, ему льстило, что такая хорошенькая женщина не хочет отдавать его без боя. Он был бы рад встретиться с нею, как со старою знакомой. Когда Франк подъезжал к Ватерлоской станции, он с удивлением заметил, что сам с нетерпением ждет этого свидания.
Мариани был скромный небольшой ресторан, расположенный в одной из безлюдных и узких улиц вблизи Ковент-Гарден и славившийся своим lachryma chisti spumante. Без пяти минут четыре Франк уже был на месте свидания, но Виолетта еще не приезжала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21