А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Глянув на него округлившимися глазами, Левша жахнул из винтовки по дому, торопливо юркнул за поленицу. Там уже сидели Мох с Семой Кулаком. В отличие от своего молодого приятеля они были калачами тертыми и твердо знали: умный сначала спрячется, а уж затем выстрелит. Поступать наоборот - значило всерьез рисковать жизнью, и если Мох со свой жизнью давно расплевался, то Сема Кулак твердо намеревался прожить еще с полсотни лет. Очень уж хотелось бойцу взглянуть на Третью Мировую войну. По телевизору он видел, как рушились в Нью-Йорке Башни Близнецы, и зрелище Сему буквально потрясло. Знакомые пацаны уверяли, что лет через тридцать все будет еще круче. Подрастут и террористы, и новые небоскребы, и возможности телевизионщиков. Это означало, что смерть будут показывать в цвете и объеме, сверху и снизу, в реальном озвучивании. Такая уж будет к тому времени техника. А значит, и жить станет не в пример веселее…

***
Наверное, дед Еремей потому и оставался в деревне, поскольку податься ему было совершенно некуда. Кому нужен старикан восьмидесяти с лишним лет, у которого пенсия иждивенца и который даже бумаг ветерана себе толком не выправил! А стало быть, не мог претендовать ни на жилплощадь, ни на льготы. История продолжала блюсти себя в привычной неприглядности. Со времен Дениса Давыдова российские партизаны оставались вне закона. При царе-батюшке их пороли розгами и клеймили, при Сталине отдавали под суд и отправляли в тундру. Везло очень немногим - только тем, кто успевал геройски погибнуть или документально оформить свое партизанство. Еремей погибнуть не сумел, а с оформлением документов оплошал. Друг партиец пусть и с ленцой, но прикрывал его лет пятнадцать, а после скоропостижно помер. Сталина к тому времени уже не было, но и свидетелей былых подвигов Еремея не осталось. Так и получилось, что в лагеря Еремея не упекли, а вот пенсию нормальную так и не дали. Тем не менее, он не унывал. Жить - это вам не воевать. Спасал лес с огородом, спасали горожане, закупавшие у старика грибы, кроличьи шкурки и ягоды. Словом, Еремей на трудности не жаловался, стоически дожидаясь своего смертного часа. Только вот не подозревал старик, что на склоне лет увидит, как по его родной деревне, крадучись, пройдет человек с винтовкой и в немецкой каске. Уж он-то этих касок на своем веку успел повидать великое множество. С полдюжины сам попортил из старенькой трехлинейки. Все тот же дружок партиец даже обещал выговорить медаль за убитых фрицев, но никакой медали Еремей не дождался. Зато дождался, как, спустя более полувека после окончания войны, в гости к нему припожаловал хозяин знакомой каски. И снова в руках инородца было оружие. Более того, судя по крикам и выстрелам, незваные гости успели натворить в Облучке бед. Поэтому в минуту, когда Левша со Шнурком поравнялись с Еремеевским двором, дед стоял уже возле окна, сжимая в руках ижевскую двустволку.
Он все еще колебался, когда вихрастый незнакомец вскинул к плечу винтовку. Он явно собирался стрелять в его Тархана. А уж Тархан никогда попусту не лаял. Чуял и медведей, и недругов за версту! Грянул выстрел, и, разбрызгивая кровь, верный пес повалился на землю. Это было дико и чудовищно! Никто и никогда не позволял себе стрельбы в их маленьком поселении. Руки древнего Еремея сами собой окрепли, мушка ижевского ружьеца послушно поплыла к цели. Только и успел пожалеть дед Еремей, что некогда было перезарядить стволы. Приходилось стрелять утиной дробью, а следовало бы попотчевать неведомых стрелков чем покрупнее.
Отдача крепко ударила в плечо, и он сразу увидел, что попал. Правда, всего лишь в ногу, но выше он и не целил - все-таки помнил, какое на дворе время. Руки его ходили ходуном, в висках гулко намолачивал пульс. Следовало сдержать расплясавшиеся нервы, но он спешил, и второй заряд дроби ушел в пустоту, пронесясь над головами незнакомцев. Отпрянув к стене, Еремей переломил двустволку, достал из шкафа картонную коробку. По счастью, кое-какие запасы у него еще имелись, и дрожащими пальцами он начал доставать патроны. Несколько штук выпало из рук, покатилось по полу. Запах сожженного пороха щекотал ноздри, заставлял волноваться еще больше.
Между тем, это было всего лишь начало, и уже через несколько секунд оба выходящих на улицу окна задрожали, рассыпая по подоконникам стеклянное крошево и щепу от раздробленных пулями рам. Одна из щепок ударила Еремея в лоб, по щеке скатилась теплая струйка. Впрочем, подобных мелочей старик уже не чувствовал. С перезаряженной двустволкой он торопливо поднимался по шатким ступеням. Распахнув скрипучий люк, кое-как выбрался на чердак. Тут было темно и пыльно, но Еремей сумел бы ориентироваться здесь и с завязанными глазами. Спотыкаясь о чердачный хлам, он осторожно сунулся к запыленному стеклу, отомкнув щеколду, приоткрыл узкую створку.
«Фашисты» лежали за поленницей и явно целили по его окнам. Быстро передергивая затворы, они посылали в дом старика пулю за пулей. Нелюди, которых никто сюда не звал, легко и просто посягнувшие на его ветхое жилище.
На этот раз Еремей выцеливал значительно дольше. И даже подивился злому спокойствию, что снизошло на его седую голову. Должно быть, и впрямь в груди пробудилось нечто былое - дремлющее еще с тех боевых времен. Верно говорят, в каждом из нас живет партизан, будь то россиянин, чеченец или гражданин Ирака. Только тронь и дай повод, а там уж держись крепче!…
Прежде чем выстрелить, Еремей несколько раз повел стволами. Из-за поленицы торчала ненавистная каска, а чуть правее виднелись ноги второго нападающего. Хотелось зацепить их единым дуплетом. Без лишней перезарядки. Так все и получилось. Лишь одно мгновение разделило выстрелы, и за это самое мгновение Еремей успел скорректировать прицел, с ног лежащего переведя ружье на чужую макушку. Не будь на Левше каски, стало бы у Еремея одним противником меньше, но каска спасла злого человека. Свинец ударил Левшу, но не убил. Впрочем, даже утиная дробь с такой дистанции бьет достаточно сильно. Подобно Шнурку Левша взвыл благим матом, рухнув на землю, впился молодыми зубами в жухлую траву. А рядом уже зло ругался Мох. Он тоже получил свою порцию свинца, но в отличие от Левши и Шнурка головы не терял, - матерчатой полосой торопливо перетягивая кровоточащую голень. Конечно, раны у них были далеко не смертельные, однако хвалиться было нечем. В каких-то полминуты невидимый стрелок умудрился завалить троих разведчиков! Одного только Сему Кулака и не задел! Конечно, за околицей у них прятались еще бойцы, но откуда им было знать, какие тут начались проблемы. Лесник уверял, что никакой связи в селе нет, но мало ли что он говорил! Он и про этого снайпера никого не предупреждал. А ну как найдется в доме старикана сотовый телефон? А не телефон, так старенькая рация…
Впрочем, Мох беспокоился напрасно. Никакой рации у седовласого ветерана не имелось. У него и патронов-то оставалось не более десятка - на пару минут серьезной обороны. Еремей давно уже не охотился, предпочитая добывать пищу на собственном огороде либо выменивать на летний урожай меда. Потому и не спешил, целясь тщательнее прежнего. Только разок они и пальнули по чердаку, но угодили в конек, даже не достав до окна. Пожалуй, будь нападающих меньше, старик вышел бы из поединка победителем, однако на его несчастье к лежащим за поленницей уже спешило из леса подкрепление…

***
Глухой рык заставил Шнурка вздрогнуть и прикусить губу. Того же Лесника он так не боялся, как боялся Волка - одноглазого широкогрудого питбуля, которого Лесник частенько брал с собой на прогулки. Брал не столько ради собственной безопасности, сколько ради самого пса. Чтобы четвероногое чудовище как следует встряхнуло свои мускулистые ляжки, чтобы не забывало вкуса свеженькой крови. Кроме того, с Волком легко было ловить заплутавших баб. Не то чтобы он быстро бегал, но особенно бегать ему и не приходилось. Одного вида одноглазого монстра с распоротой губой и полуоторванным ухом хватало женщинам, чтобы понять, с кем они имеют дело. Иная, глядишь, могла бы завизжать и в кровь расцарапать нападающих, однако присутствие Волка усмиряло их мгновенно. Питбуль даже лаять не лаял, только глухо рычал, но этого оказывалось вполне достаточно. А уж хватка у пса была такая, что дворняг вроде цепных кабысдохов он перекусывал за один раз. Все равно как хорошая белая акула. У него и пасть была совершенно акульей, легко вмещающей человеческую голову. На счету Волка значилось великое множество косуль, овец и баранов. Успел он отнять и более двух десятков собачьих жизней, загрызал настоящих волков, а пару раз пробовал на вкус и живую медвежатинку. Конечно, перед этим Лесник всаживал в хозяина тайги не по одному жакану, но и с раненым мишкой было совладать далеко не просто. Вот такого именитого зверя Лесник и привел боевикам в помощь. Впрочем, ни Шнурок, ни Левша подобной помощи не обрадовались. Оба всерьез полагали, что полудикая псина не очень-то послушает хозяина, если вдруг ей захочется покусать кого-нибудь из них. Покусать, а может и съесть целиком. Все тот же Мох рассказывал, что нескольких волонтеров Волк и впрямь слопал. Не оттого, что очень уж вожделел к человечинке, а просто потому что злобной псине было все равно чем его кормят. Впрочем, Леснику до желаний рядовой братии не было никакого дела. Он и сам был волком в человечьей шкуре - и убивать умел не хуже своей псины. Потому и считался правой рукой Атамана. Уж на что Финн был ушлым и злым, однако и он с Лесником старался не связываться.
- Ну что, козлики? Обломали вам рожки? - плюхнувшись рядом с подраненным Шнурком, Лесник потрепал за ухом своего шумно сопящего любимца. Единственный глаз пса глянул на него с благожелательностью.
- Куда Хван запропал? - хмуро пробурчал Мох.
- Он не запропал, он с пленницами вашими беседу проводит. Вы ведь, уроды, даже не догадались расспросить их, что тут и как. Вот и напоролись… - Лесник потер густо заросшую челюсть, с ухмылкой бросил взор на скрюченную ногу Шнурка. - Чего поджался, поганец? Култышку свою давай перетягивай. И в темпике! Начнется гангрена, лечить не буду. И Горбунье не разрешу. Скорее, сам шлепну или Волку на ужин отдам. Он у меня лекарь добрый, - муки человеческие быстро прекращает.
- Ты лучше стрелка здешнего уйми. - Пробурчал Сема Кулак.
- А кто там у вас засел?
- Хрен его знает. Только лупит метко!
- Если бы метко лупил, вы бы тут не базарили.
- А может, он специально по ногам целил? Типа, живыми хотел взять.
- Ну, и дурак, что по ногам бил. - Лесник циркнул слюной. - Придется вправить болвану мозги.
- Автомат бы… - несмело пролепетал Левша. - Или пса твоего спустить.
- Я лучше тебя спущу. - Лесник ласково улыбнулся Левше. - Такой шелупени, как ты, у нас навалом, а вот Волк - один.
- Может, их там двое? - Шнурок кивнул в сторону избы. Он уже наматывал поверх раны какое-то тряпье - мотал скверно и неумело, но никто и не думал его останавливать. Насчет «шелупени» Лесник ничуть не шутил. Вольных людишек в лесу действительно хватало, так что диких бойцов не жалели.
- А пусть хоть трое. Нам это по барабану! - Лесник снова сплюнул. - Сейчас Хван подойдет, тогда и займемся вашим стрелком.
- Мы бы и сами могли…
- Ага, вы уже смогли, я вижу.
- А сам-то чего? Рассуждать - все храбрые.
- Я не рассуждаю, я на вас, цуциков, любуюсь. - Лесник фыркнул. Сунув в зубы соломинку, недобро прищурился, и всем присутствующим сразу стало ясно: если понадобится, Лесник действительно шлепнет неведомого стрелка. Одной левой. Но Лесник не спешил. Видимо, ждал чего-то от них. Может, даже было такое указание от Атамана - проверять молодняк, гонять по полной программе.
В эту самую секунду, тяжело дыша, к ним подобрался Хван. Да не один - с пленницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54