То ли ими двигало любопытство, ведь разнообразием жизнь на базе не отличалась, то ли пошли слухи, что я прислан Агентством. Особой разницы не было. Разведподразделение базы угрозы из себя не представляло. Военная разведка своих людей пока не прислала. Я здраво рассудил, что заранее волноваться незачем: когда пришлют, тогда и будем разбираться. Разумеется, существовала вероятность того, что Агентство действительно готовило операцию прикрытия. Джордж уверял меня в обратном, но опять же появление коллеги не очень-то меня волновало. Бразильская «легенда» объясняла, почему мы не знакомы.
Была, правда, одна неувязка с этой «легендой»: я не говорил по-португальски. Мог кое-как объясниться по-испански, так что, если бы кто-то обратился ко мне по-португальски, пришлось бы отвечать по-испански с сильным акцентом: «Я жил среди индейцев, а они смешивают португальские слова с испанскими да еще добавляют свои, так что получается что-то невообразимое», – после чего намеревался порадовать собеседника тирадой на одном из диалектов, распространенных в Камбодже.
В кабинете я просидел до четырех. Из Спрейхорна отправил телеграмму Т. Дж. Моррисону в один из вашингтонских отелей. Джордж должен был в полдень снять там номер. Вернуться к концу рабочего дня, взять телеграмму и больше в отеле не появляться.
Я написал: «ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ НАИЛУЧШИЕ ПОЖЕЛАНИЯ ХОТЕЛИ БЫ БЫТЬ РЯДОМ КЕН И САРА». Текст ничего не значил. Поступление телеграммы означало, что я на месте и пока все идет по плану. Ставилась задача поддерживать контакт, не оставляя свободных концов, которые, связанные воедино, могли соединить Джорджа Даттнера и Уолкера-Линча. Он мог передавать мне информацию десятком способов, потому что инструкции, поступающие мне из Вашингтона, ни у кого бы не вызвали подозрений. И заботиться нам пришлось только о канале обратной связи, от меня к нему.
В тот вечер я посетил несколько баров, пока не зацепился за один, где скучала жена полковника. Похоже, она только и ждала, чтобы ее кто-нибудь снял. Лет сорока, располневшая, она пила джин с кокой.
– Другого в наших краях не пьют. – Язык у нее чуть заплетался. – Если вы бывали в Новом Орлеане, то должны это знать.
В Новом Орлеане я бывал и знал, что, кроме джина, там в почете и другие напитки, но спорить с ней не стал. В моей компании она выпила еще три бокала джина с кокой и уже едва держалась на ногах, когда мы шли к автомобилю.
По дороге в мотель она расстегнула мне молнию на ширинке и сказала, что ее муж-полковник служит только там, где такая стужа, что в жилах замерзает кровь. Вот девушке и надо что-то делать, чтобы согреться, не правда ли? После чего пьяно захихикала.
В кровати она проявила бурный темперамент. Судя по всему, любовные игры доставляли ей массу удовольствия. Потом закурила, легла на спину. Когда у нее закрылись глаза, я осторожно взял сигарету, отнес в ванную, бросил в унитаз и спустил воду. Вернувшись, сел рядом. Рот у нее открылся, дыхание шумно вырывалось из него.
Я оценивающе посмотрел на нее. Крашеная блондинка, причем не красилась давно: у корней волосы примерно на полдюйма приобрели естественный цвет. Я коснулся ее волос. Жесткие от лака, на ощупь словно пластмассовые.
На лице сквозь толстый слой косметики проступали шрамы от угрей. На остальных частях тела – белоснежная кожа. Я коснулся ее грудей, бедер. Она удовлетворенно застонала. Все такое мягкое, словно пуховая подушка.
Я оседлал ее, удерживая вес тела на локтях. Большими пальцами рук чуть надавил на шею.
Она открыла глаза.
– Дорогой...
Тут я принялся за нее второй раз, и она опять же получила максимум удовольствия. Потом я ей уже не дал заснуть. Заставил встать, одеться, отвез туда, где она оставила свою машину, помог открыть дверцу, усадил за руль. Она уехала. А мне осталось только гадать, доберется ли она домой или окажется в кювете. Судя по тем зигзагам, что выписывала ее машина, второй вариант казался более вероятным.
В номере стоял ее запах. Я открыл окна и двери, сдернул с кровати простыню, ушел в ванную и долго стоял под душем. Когда вернулся, воздух стал чище и прохладнее. Простыню я перевернул, лег в кровать. Подушка провоняла ее лаком для волос. Я швырнул подушку на пол.
Удовлетворенности не чувствовалось. «Никаких женщин, кроме проституток, если приспичит».
На проститутку она не тянула, мне не так и приспичило, короче, крыть было нечем. Покинув остров, я нарушил все свои десять заповедей.
Остаток моей последней ночи на острове прошел в бездействии, после того как Даттнер сказал-таки правду и избавил меня от необходимости утопить его. Я принес его к костру, завернул в одеяло, влил в рот виски. Монотонным голосом он с полчаса выкладывал подробности. Я слушал, не прерывая, а когда он замолчал и бутылка практически опустела, уложил в хибаре, укрыв всеми имеющимися у меня одеялами. Сам же вытянулся на берегу, в полной уверенности, что не усну. Но организм лучше знал, что мне нужно, и через десять минут я уже крепко спал. Проснулся, если судить по пройденной луной дуге, через два часа. Весь в поту, дрожа от холода. От меня пахло. Обычно ночью я держусь подальше от воды, но тут пришлось зайти по колено и помыться. Потом я насухо вытерся полотенцем, сел на песок и глубоко задумался.
Операция предлагалась неплохая. Разумеется, в любой момент все могло рухнуть, но в этом она ничем не отличалась от любой другой. Вопрос ставился иначе: хотел я участвовать в ней или нет.
Наверное, я нашел бы применение деньгам, но мог обойтись и без них.
Тогда я спросил себя, а не требует ли моя жизнь на острове периодической смены ритма? Каждый шестой день я садился в лодку и плыл к Клинту не только потому, что кончалась дюжина яиц. Я не мог обойтись без человеческого общения. Так, может, я нуждался и в активных действиях, призванных дать выход накопленной энергии? Или это всего лишь очередное искушение, поддавшись которому я только усложню себе жизнь, и моя задача – устоять?
Я взял палку, начал водить концом по песку. И сам не сразу понял, что рисую карту окрестностей Спрейхорна. Разровнял песок.
Армия собиралась везти оружие на четырех грузовиках. Далее оно оставалось на хранении в Тампе, чтобы после принятия высшим руководством страны соответствующего решения оружие сразу попало к нашим союзникам-партизанам или, если решение уже принято, поступило в Тампе в их полное распоряжение. В любом случае груз покидал базу в Южной Дакоте где-то между третьим и двенадцатым февраля.
Больше мы ничего не знали. Грузовики могли ехать колонной, а могли и по одному. Они могли быть как одинаковыми, так и разными. Мы понимали, что рядом с водителем в кабине будет сидеть охранник, но вот поедет ли кто в кузове, оставалось загадкой. Будет ли воздушное прикрытие, будут ли бронетранспортеры сопровождения, будет ли... На все это вопросы ответов мы дать не могли.
Мне ставилась задача действовать изнутри, набирать информацию. Джорджу – снаружи, он должен был вносить определенные коррективы в намеченный план действий. Вроде бы шансов у нас не было никаких, но он, однако, не ошибся. Цель ставилась реальная. Ни один компьютер не доказал бы правоту Джорджа. На дисплее наверняка появился бы лаконичный ответ: «Для решения поставленной задачи требуется дополнительная информация». Да и программ таких наверняка не было.
Но цель ставилась реальная. Это я нутром чуял. Оставалось только определиться с нашими конкретными действиями. Я обдумал различные варианты, отметил некоторые из возможных проблем, попытался найти решение. Меня удивило, сколь быстро я вжился в ситуацию. На любой вопрос мозг тут же выдавал достаточно приемлемый ответ. Разумеется, задача рассматривалась как сугубо теоретическая, просто я не мог заснуть и все такое, но...
К рассвету, когда оранжевое солнце выкатилось из-за горизонта, я понял, что решения мне принимать не придется. Потому что я его уже принял, и достаточно давно. Вопрос, надо ли, передо мной не стоял. Все эти часы я думал лишь об одном: как это сделать? Решение созрело помимо меня.
Я сварил кофе, разлил его по двум банкам, добавил виски. Джорджу – побольше, полагая, что ему спиртное не повредит. Принес ему кофе в хибару, потряс за плечо. Он тут же проснулся, и я счел это за добрый знак. Я дал ему банку и, пока он пил кофе, сказал, что готов составить ему компанию.
Остров мы покинули во второй половине дня.
А до того говорили. На этот раз только о деле, ни на что не отвлекаясь. Составляли план, разбивали на этапы, подробно обсуждали каждый, если нам что-то не нравилось, меняли. Не строили какую-то жесткую конструкцию, поскольку слишком много факторов оставались неизвестными, но старались охватить как можно больше вопросов, потому что знали, другой такой возможности поговорить у нас не будет, общение на материке предстояло свести к минимуму.
Несколько раз мы прерывались. Два раза, чтобы искупаться, один, чтобы обежать остров. Я, конечно, его обогнал, но выяснилось, что он не в такой уж плохой форме. Это я тоже счел добрым знаком.
Обговорили мы и проблемы связи. Исходили из того, чтобы никому не дать повода заподозрить, будто работаем мы в паре. К полудню вроде бы обсудили все, что могли и что хотели.
– Если возникнут еще вопросы, поговорим в лодке, – предложил Даттнер. – Твои вещи на борту. Одежда, документы. На фотографиях ты с короткой стрижкой. Разумеется, без бороды. И не такой загорелый, хотя для фотографии загар значения не имеет. Осталось только поставить твои отпечатки пальцев.
– С чего ты заранее решил, что я соглашусь?
– Ничего я не решал. Все дело во временном факторе, Пол. Я не успевал сначала узнать твое мнение, а уже потом готовить тебе документы. Если бы ты мне не подошел или не согласился, я потерял бы пару тысяч. Невелика проблема, все равно что поставить десятицентовик на заведомого аутсайдера. Выиграет он – отлично, проиграет – финансовые потери необременительны. Пошли.
– Иди первым. Я тебя догоню.
– Можешь не торопиться.
Я прибирался в хибаре и рядом с ней, пока он не скрылся из виду. Потом вырыл денежный пояс и надел его. Он заметно полегчал: пару тысяч долларов, документы и кодекс я вновь зарыл в песок, предварительно завернув в три слоя алюминиевой фольги. Складывая листок с заповедями, я подумал о виски, которое добавлял в утренний кофе, о завтраке и ленче, которые не съел, и обо всем прочем.
Леску с крючками, но без наживки я оставил в воде. Третья рыба, которую мы не съели, уже начала вонять. Трогать ее я не стал. Прилив каждый день выносил на берег мертвую рыбу. В мое отсутствие бросать ее обратно в воду некому. Я знал, что часть съедят птицы, часть унесет следующий прилив, а остальное преспокойно сгниет.
Я зашагал к лодке. Даттнер стоял рядом, курил. Мы столкнули лодку в воду, залезли в нее. Мотор завелся сразу. Я стоял на носу и смотрел, куда я плыву, а не откуда.
Мы вновь говорили, планировали. Он намеревался плыть прямо на Ки-Уэст и позвонить оттуда владельцу, чтобы тот прислал кого-то за лодкой. На лодке я и побрился. Сначала с помощью опасной бритвы и мыльной пены, потом электрической на батарейках.
С Ки-Уэста мы полетели в Майами. Он – первым рейсом, я – следующим. К тому времени, как я прибыл в Майами, он уже летел над Каролинскими островами.
Мы еще раз обсудили все этапы намеченного плана и не нашли изъянов.
– Вот о чем хочу тебя спросить. – Он выдержал паузу. – Вчера ночью, когда ты макал меня в воду. – Вновь пауза. – Я, конечно, не знал, что ты сыграешь так жестко. И не рассчитывал, что ты примешь первую версию за правду. Наоборот, я делал все, чтобы ты обнаружил в ней проколы. Если бы сразу у меня не получилось, я бы придумал что-нибудь еще.
– Меня это не удивляет. Ты используешь принцип капусты. Надо снимать слой за слоем, чтобы в конце добраться до истины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24