Лорд Джеймс Херриес, канцлер казначейства, был невысок и коренаст, а его темно-желтое болезненное лицо и угрюмые манеры резко противоречили яркому цветку в петлице и слегка вычурному стилю одежды. Назвав его истинным денди, мы бы выразились слишком слабо. Пожалуй, самым загадочным оставался вопрос, каким образом человек, постоянно искавший удовольствий, получал от жизни так мало радости. Только министр иностранных дел сэр Дэвид Арчер вполне самостоятельно достиг своего положения, он же — единственный из них — напоминал аристократа. Худой, высокий, изящный, он носил бородку с проседью, а его седые, сильно вьющиеся волосы закручивались спереди двумя непослушными завитками. Люди с развитым воображением находили в них сходство с подрагивающими усиками гигантского насекомого и утверждали, что они шевелятся в такт беспокойным щетинистым бровям, нависшим над усталыми глазами. Министр иностранных дел явно нервничал.
— Вам знакомо настроение, когда хочется скандалить из-за сбитого половика? — спросил он у Марча, в то время как они прохаживались под обшарпанными статуями. — Женщин до такого состояния доводит тяжелая работа, а я, конечно же, все последнее время тоже трудился не покладая рук. Меня просто бесит, когда Херриес надевает шляпу чуть набок: идиотская привычка носить под весельчака. Клянусь, когда-нибудь я сшибу ее. Вон та статуя Британии слегка наклонилась вперед, словно леди вознамерилась опрокинуться. Беда в том, что она не опрокидывается, черт бы ее побрал. Смотрите, она подперта какой-то железякой. Не удивляйтесь, если ночью я пойду и выдерну ее.
Какое-то время они шли молча, потом он вновь заговорил:
— Странно, но такие пустяки кажутся серьезной проблемой именно тогда, когда есть гораздо более веские основания для беспокойства. Давайте вернемся и поработаем.
Хорн Фишер, очевидно, предусмотрел все невротические чудачества Арчера и беспутные привычки Херриеса и, как бы ни был он уверен в их теперешней твердости, не злоупотреблял вниманием джентльменов, стараясь не беспокоить даже премьер-министра, который в конце концов согласился передать важные документы с приказами по западным армиям человеку менее заметному, но более надежному — его дяде Хорну Хевитту, весьма заурядному сельскому сквайру, но хорошему солдату, который был военным советником комитета. Ему поручили выполнить государственные обязательства по отношению к мятежным частям на западе, вручить им планы боевых операций и, что еще более важно, проследить, чтобы бумаги не попали в руки противника, который в любой момент мог появиться на востоке. В гостинице постоянно находился еще один человек — доктор Принс, некогда медицинский эксперт, а теперь известный сыщик, присланный охранять группу. На его квадратном лице красовались большие очки, а привычная гримаса выражала намерение держать рот на замке.
Последними в кругу отшельников были владелец отеля — сварливый уроженец Кента с кислой физиономией, пара его слуг и слуга лорда Джеймса Херриеса по имени Кэмпбелл. Этот молодой шотландец с каштановыми волосами и вытянутым мрачным лицом, крупноватые черты которого были, однако, не лишены изящества, выглядел благороднее, чем его желчный хозяин. В доме, пожалуй, только он знал свое дело.
Спустя примерно четыре дня доверительных консультаций Марч обнаружил, что эти люди обладают своеобразным гротескным величием; не склонившие головы перед надвигавшейся угрозой, они были подобны инвалидам, которые в одиночку защищают город. Все трудились не покладая рук, и сам он тоже работал над текстом, когда в дверях появился Хорн Фишер, экипированный словно для путешествия.
Марч оторвал взгляд от страницы. Фишер выглядел чуть бледнее, чем обычно. Спустя секунду вошедший захлопнул за собой дверь и тихо сказал:
— Ну вот, случилось худшее. Или почти худшее.
— Противник высадился! — закричал Марч и вскочил со стула.
— Я знал, что так будет, — сказал Фишер хладнокровно. — Да, высадился, но это еще не самое плохое. Хуже, что в нашей крепости не умеют хранить тайн. Я был несколько озадачен, хотя, наверное, это нелогично. Ведь я восхищался, обнаружив трех честных политиков. Но не мне удивляться, если их только двое. Он задумался, а когда заговорил снова, Марч никак не мог понять, сменил ли он тему или развивает прежнюю: — Нелегко поверить, что у человека вроде Херриеса, который утонул в пороке, как огурец в маринаде, еще могут оставаться какие-то принципы. В связи с этим я подметил интересную деталь. Патриотизм — отнюдь не первая добродетель. Стоит только притвориться, что это первая добродетель, и он вырождается в пруссачество. Но иногда патриотизм остается последней добродетелью. Человек может мошенничать или совращать, но свою страну не продаст. Хотя, кто знает?
— Что же делать? — возмущенно воскликнул Марч.
— Мой дядя умеет обращаться с документами, — ответил Фишер. — Вечером он перешлет их на запад; но кто-то посторонний пытается их заполучить, и, боюсь, один из наших ему помогает. Все, что я могу сделать, — стать на пути у этого человека, и потому я тороплюсь. Вернусь примерно через сутки. Пока меня не будет, хочу, чтобы ты присмотрел за людьми и разузнал, что сможешь…
Он сбежал по ступенькам, и Марч видел из окна, как он сел на мотоцикл и поехал к ближайшему городу.
Под утро Марч сидел у окна в гостиной. Обшитая дубом, обычно довольно темная, на этот раз она была пронизана ясным утренним светом: уже две или три ночи сияла луна. Он сидел на скрытом тенью крае дивана, и вбежавший из сада лорд Джеймс Херриес его не заметил. Лорд Джеймс схватился за спинку стула, точно боялся упасть, плюхнулся на усыпанный крошками стол, налил себе стакан бренди и выпил. Он сидел к Марчу спиной, но в большом круглом зеркале отражалось его лицо, такое желтое, словно он страдал от какой-нибудь ужасной болезни. Когда Марч пошевелился, он вздрогнул и резко обернулся.
— Боже мой! — воскликнул он. — Вы видели? Там, снаружи?
— Снаружи? — повторил Марч, глядя через плечо в сад.
— Идите, идите, посмотрите сами, — Херриес почти кричал, — Хевитт убит, документы украдены, вот что!
Он вновь отвернулся и грузно сел, его квадратные плечи вздрагивали, Гарольд Марч распахнул дверь и выскочил в сад, где на крутом склоне стояли статуи.
Сначала он увидел доктора Принса, который внимательно разглядывал что-то на земле, а затем то, на что смотрел доктор. Как ни поразительно было то, что он услышал в гостиной, то, что он увидел, превзошло все его ожидания.
Чудовищное изваяние Британии лежало вниз лицом на садовой тропинке, а из-под него, словно лапки расплющенной мухи, торчали рука в рукаве белой рубашки, нога в штанине цвета хаки и знакомые песочно-серые волосы несчастного дяди Хорна Фишера. Лужицы крови растекались по земле, и мертвые конечности уже окоченели.
— Несчастный случай? — наконец выговорил Марч.
— Говорю, смотрите сами, — хрипло повторил Херриес.
Он тоже вышел наружу и нервно шагал вслед за Марчем.
— Смею заметить вам, что документы исчезли. Убийца сорвал пиджак с трупа и разрезал внутренний карман, чтобы извлечь бумаги. Пиджак со здоровенной дырой валяется вон там, на склоне.
— Подождите, подождите, — сказал негромко детектив Принс. — Тут какая-то загадка. Убийца мог каким-то образом сбросить на него статую, что он, очевидно, и сделал. Но ручаюсь, ему не легко было бы ее приподнять. Я попробовал и не сомневаюсь, что для этого требуются по крайней мере трое. Следуя такой теории, мы должны предположить, что убийца сначала, точно каменной булавой, сшиб его статуей с ног, когда тот проходил мимо, потом поднял ее, вытащил труп, снял с него пиджак, опять положил его в той же позе, в какой его застигла смерть, и аккуратно вернул статую на место. Уверяю вас, это невозможно. А как иначе мог он раздеть человека, лежащего под каменным изваянием? Это сложнее, чем известный фокус, когда человек со связанными запястьями стягивает с себя пиджак.
— А может, он сначала раздел труп, а потом сбросил на него статую? — спросил Марч.
— Зачем? — спросил Принс отрывисто. — Когда человек уже убит, документы найдены, надо мчаться отсюда стрелой. Убийца не стал бы околачиваться в саду, подкапывая пьедесталы. Кроме того… ого, кто это там?
Высоко на гребне, на фоне неба отчетливо вырисовывалась темная человеческая фигура, длинная и худая, как паук. Темный контур головы обнаруживал два хохолка, и казалось, что эти рога шевелятся.
— Арчер! — крикнул Херриес с неожиданной страстью и, пересыпая свою речь крепкими выражениями, велел ему спускаться. Человек вздрогнул и попятился назад, резкими движениями напоминая скомороха. Через секунду он, видимо, опомнился и начал спускаться по извилистой садовой тропинке, с явной, однако, неохотой, ибо его ноги передвигались все медленнее и медленнее. В мозгу Марча пронеслась оброненная Арчером фраза — о том, что он хотел свалить ночью это каменное изваяние. «Именно так, — думал Марч, беснуясь и пританцовывая, совершивший преступление маньяк взобрался бы на гребень холма, чтоб оттуда посмотреть на содеянное. Но на сей раз он разрушил не только камень».
Наконец Арчер появился на ярко освещенной садовой дорожке. Он шел медленно, но спокойно, ничем не обнаруживая страха.
— Ужасно, — сказал он. — Я увидел все сверху, я прогуливался вдоль гребня.
— Вы хотите сказать, что видели убийство? — требовательно спросил Марч. — Или несчастный случай? Я имею в виду, вы видели, как статуя упала?
— Нет, — сказал Арчер, — я увидел упавшую статую.
Казалось, разговор весьма мало интересовал Принса; он рассматривал какой-то предмет, лежавший на дорожке в паре ярдов от трупа. По-видимому, это был погнутый с одного конца ржавый прут.
— Никак не могу понять, — сказал он, — откуда взялось столько крови. Череп у него цел, шея почти наверняка сломана, но кровь хлестала так, будто перерезаны артерии. Я прикидывал, не была ли, к примеру, вон та железяка орудием убийства, но, очевидно, даже она недостаточно остра. Думаю, никто не знает, что это такое.
— Я знаю, — тихо сказал Арчер. — Она преследовала меня в кошмарах. Это была металлическая скоба или подпорка для пьедестала, установленная, чтобы держать эту паршивую чушку прямо, после того, как та стала наклоняться. Во всяком случае, она всегда торчала там в кладке и, полагаю, выскочила, когда эта штука рухнула.
Доктор Принс кивнул; он все еще смотрел на лужи крови и на металлический прут.
— Нет, тут что-то не так, — сказал он наконец. — Возможно, разгадка лежит под статуей. Давайте проверим. Нас здесь четверо мужчин, и вместе мы сможем поднять это удивительное надгробие.
Все дружно взялись за дело; только тяжелое дыхание нарушало тишину, и затем, вслед за глухим топотом восьми ног, огромная полая глыба откатилась в сторону, и тело в рубашке и брюках открылось взору. Очки доктора Принса начали слабо мерцать, точно огромные светящиеся глаза, ибо обнаружилось кое-что еще. Во-первых, оказалось, что на шее у несчастного Хевитта глубокая рана, и торжествующий доктор немедленно заявил, что она сделана острым стальным предметом, возможно — бритвой. Во-вторых, непосредственно у склона валялись три стальных обломка, каждый — почти фут длиной, один из них — остроконечный, а еще один торчал из великолепно инкрустированной рукоятки или эфеса. Несомненно, в прошлом все они были частями восточного ножа, достаточно длинного, чтобы называться клинком, но с необычным волнистым лезвием, на самом кончике которого виднелись следы крови.
— Крови могло быть и больше, особенно на острие, — заметил доктор Принс задумчиво, — но вне всякого сомнения, это и есть орудие убийства. Рана нанесена орудием именно такой формы, им же, вероятно, был разрезан карман. Полагаю, что мерзавец сбросил статую, имитируя погребение.
1 2 3 4