– Вы не считаете, что кое-чем обязаны полицейским?
– Считал бы – если б они поступили, как вы.
Эндикотт длинными белыми пальцами провел по взъерошенным волосам.
– На это я бы мог дать много ответов, – сказал он. – Все они сводились бы к одному и тому же. Полиция защищает граждан. В этой стране еще не дожили до понимания этого. Мы смотрим на полицейского как на врага. Мы нация ненавистников полиции.
– Чтобы изменить это, потребуется многое, – произнес я. – С обеих сторон.
Прокурор подался вперед и нажал кнопку звонка.
– Да, – согласился он. – Многое. Но кто-то должен начать. Спасибо, что пришли.
Когда я выходил, в другую дверь с толстой папкой в руке вошла одна из секретарш.
Глава 33
После бритья и второго завтрака ощущение, будто во рту ночевал козел, слегка прошло. Я поднялся к себе в контору, отпер дверь, и в нос мне ударили затхлость и запах пыли. Открыв окно, я вдохнул аромат жареного кофе из соседней кофейни. Сел за стол, ощутив на нем кончиками пальцев соринки. Набил трубку, разжег ее, откинулся назад и огляделся вокруг.
– Привет, – сказал я, обращаясь к обстановке, к трем зеленым ящикам с картотекой, к стоящему напротив креслу для клиентов, старому коврику и светильнику под потолком, в котором, по крайней мере, полгода валялись три дохлых мотылька. Обращаясь к матовому стеклу, грязным деревянным вещицам, к набору ручек на столе, к усталому, усталому телефону. Обращаясь к панцирю на аллигаторе. Имя аллигатора – Марлоу, это частный детектив в нашем маленьком преуспевающем обществе. Не самый мозговитый парень на свете, зато дешевый. Начал дешевым, а кончил еще дешевле.
Я полез в тумбу стола и выставил бутылку «Старого лесничего». Там оставалась примерно треть содержимого. Кто преподнес ее тебе, приятель?
Это высший сорт. Ты такого не покупаешь. Должно быть, кто-то из клиентов.
Когда-то у меня была клиентка.
Так я стал думать об Орфамэй, и... может быть, мысли мои обладают какой-то таинственной силой: зазвонил телефон, и странный четкий голосок прозвучал в точности так же, как и при первом ее звонке.
– Звоню из той самой кабины, – сказала она. – Если вы один, я поднимусь.
– Угу.
– Вы, небось, злитесь на меня.
– Я не злюсь ни на кого. Просто устал.
– Злитесь, злитесь, – сдавленно произнес голосок. – Но я все равно поднимусь. Злы вы или нет, мне безразлично.
Она повесила трубку. Я откупорил и понюхал бутылку. Содрогнулся. Этим все было решено. Когда я не могу нюхать виски без содрогания, я не пью.
Убрав бутылку, я поднялся. Тут послышались шажки по коридору. Четкие, мелкие, я узнал бы их где угодно. Я открыл дверь, Орфамэй вошла и робко посмотрела на меня.
Все исчезло. Раскосые очки, новая прическа, маленькая элегантная шляпка, запах духов и косметика, украшения на костюме и румяна. Исчезло все. Она была точно такой же, как в то первое утро. Тот же коричневый, шитый на заказ костюм, та же квадратная сумочка, те же очки без оправы, та же легкая, чопорная, глуповатая улыбка.
– Это я, – заявила Орфамэй. – Возвращаюсь домой.
Она последовала за мной в мой частный мыслительный салон и чопорно уселась на стуле. Я же, по обыкновению, сел небрежно и уставился на нее.
– Обратно в Манхеттен, – сказал я. – Удивляюсь, что вас отпустили.
– Возможно, придется приехать еще.
– Сможете позволить себе это?
Орфамэй издала торопливый, неуверенный смешок.
– Это мне не будет ничего стоить, – проговорила она, подняла руку и коснулась очков без оправы. – Теперь я себя чувствую в них непривычно. Мне нравятся другие. Но доктору Загсмиту они совершенно не понравятся.
Она поставила сумочку на стол и, как и в первый свой приход, провела по нему кончиком пальца.
– Не помню, вернул ли я вам двадцать долларов, – сказал я. – Мы столько раз передавали их из рук в руки, что я сбился со счета.
– Да, вернули, – кивнула она. – Спасибо.
– Вы уверены?
– Я никогда не ошибаюсь в денежных делах. Как вы себя чувствуете? Вас не били?
– Полицейские? Нет. И никогда еще им не было так трудно не сделать этого.
На лице Орфамэй отразилось простодушное удивление. Потом глаза ее вспыхнули.
– Вы, должно быть, ужасно смелый, – сказала она.
– Просто повезло, – ответил я, взял карандаш и пальцем потрогал его кончик. Заточен остро – если, конечно, кому-то нужно что-то писать. Мне было не нужно. Протянув руку, я просунул карандаш в ремешок квадратной сумочки и подтянул ее к себе.
– Не трогайте, – торопливо проговорила Орфамэй и потянулась в мою сторону.
Я усмехнулся и отодвинул сумочку еще дальше, чтобы она не могла да нее дотянуться.
– Ладно. Но эта сумочка такая миловидная. Совсем, как вы.
Орфамэй откинулась назад. В глазах у нее было смутное беспокойство, но она улыбалась.
– По-вашему, я миловидна... Филип? Я очень заурядна.
– Вот уж не сказал бы.
– Не сказали бы?
– Ни в коем случае, вы одна из самых необыкновенных девушек, каких я только встречал.
Держа сумочку за ремешок, я покачал ее и поставил на угол стола. Глаза Орфамэй устремились туда же, но она облизнула губы и продолжала улыбаться мне.
– Держу пари, вы знали очень многих девушек, – сказала она. – Почему...
– она потупилась и вновь провела кончиком пальца по столу, – почему вы так и не женились?
Я подумал о всех вариантах ответа на этот вопрос. Вспомнил всех женщин, которые нравились мне настолько, что я бы мог пожелать на них жениться.
Нет, не всех. Но некоторых.
– Очевидно, я знаю ответ, – выговорил я. – Но прозвучит он банально.
Те, на ком я, может, и хотел бы жениться, не нашли во мне того, что им нужно. На других женщинах жениться незачем. Их просто соблазняешь – если они сами не склоняют тебя к этому.
Орфамэй покраснела до корней своих мышиного цвета волос.
– Вы отвратительны, когда говорите так.
– Это относится и к некоторым жеманницам, – прибавил я. – Не ваши слова. Мои. Заполучить вас было б не очень трудно.
– Не говорите так, прошу вас!
– Разве я не прав?
Орфамэй опустила взгляд на стол.
– Скажите мне, пожалуйста, – неторопливо произнесла она, – что случилось с Оррином? Я в полном недоумении.
– Я говорил вам, что, возможно, он сбился с пути, – сказал я. – Когда вы пришли впервые. Помните?
Она неторопливо кивнула, все еще заливаясь краской.
– Ненормальная жизнь в семье, – продолжал я. – Очень замкнутый парень с очень преувеличенным мнением о собственной значимости. Это было видно по фотографии, которую вы мне дали. Не собираюсь разыгрывать из себя психолога, но я понял, что если он начнет терять голову, то потеряет ее полностью. К тому же ужасная жадность к деньгам, царящая в вашей семье – исключая одного ее члена...
Тут Орфамэй заулыбалась. Если она сочла, что я говорю о ней, мне это было на руку.
– У меня есть к вам один вопрос, – сказал я. – Ваша мать – не первая жена у отца?
Орфамэй кивнула.
– Теперь понятно. У Лейлы другая мать. Я так и думал. Скажите мне еще кое-что. Как-никак я проделал для вас большую работу, но не получил ни цента.
– Получили, – резко перебила она. – И немало. От Лейлы. Не ждите, что я буду называть ее Мэвис Уэлд. Ни за что.
– Вы не знали, что мне заплатят.
– Ну... – Орфамэй приумолкла и вновь обратила взгляд на сумочку, – вам все же заплатили.
– Ладно, оставим. Почему вы не сказали мне, кто она?
– Мне было стыдно. И мать тоже стыдится.
– Оррин не стыдился. Он был рад этому.
– Оррин? – Наступило недолгое приличное молчание, Орфамэй тем временем глядела на свою сумочку. Мне стало любопытно, что ж там такое может находиться. – Но он жил здесь и, видно, свыкся с этим.
– Сниматься в кино, конечно, не так уж плохо.
– Дело не только в кино, – торопливо сказала Орфамэй и закусила нижнюю губу. В глазах ее что-то вспыхнуло и очень медленно угасло. Я снова поднес к трубке зажженную спичку. Даже возникни у меня какие-то эмоции, усталость не дала бы им проявиться.
– Знаю. По крайней мере, догадывался. Каким образом Оррин узнал о Стилгрейве то, чего не знала полиция?
– Я... я не знаю, – неторопливо заговорила Орфамэй, осторожно подбирая слова. – Может, через того врача?
– Ну конечно, – сказал я с широкой теплой улыбкой. – Они с Оррином как-то подружились. Возможно, их сблизил общий интерес к острым предметам.
Орфамэй откинулась на спинку кресла. Ее маленькое лицо стало вытянутым, угловатым. Взгляд – настороженным.
– Вы опять говорите гадости. Не можете без них.
– Вот досада, – проговорил я. – Я был бы милейшим человеком, если б меня оставили в покое. Славная сумочка.
Придвинув сумочку к себе, я открыл замок.
Орфамэй подскочила и резко подалась вперед.
– Оставьте мою сумочку!
– Вы собираетесь ехать домой в Манхеттен, штат Канзас, не так ли?
Сегодня? Купили билет и все прочее?
Она пожевала губами и неторопливо села.
– Отлично. Я вас не держу. Мне только интересно, сколько вы загребли на этой сделке.
Орфамэй принялась плакать. Я открыл сумочку и стал рыться в ней. Но ничего не обнаруживалось до тех пор, пока я, в глубине, не натолкнулся на кармашек с молнией. Расстегнув молнию, я полез туда. Там лежала ровная пачка новеньких ассигнаций. Я достал их и перетасовал, будто карты. Десять сотен. Совершенно новых. Очень славных. Ровно тысяча долларов. Неплохие деньги для путешествия.
Я откинулся назад и постукал по столу ребром пачки. Орфамэй притихла и уставилась на меня влажными глазами. Я достал из сумочки платок и бросил ей. Она промокнула глаза. При этом глядела на меня, издавая легкие умоляющие всхлипывания.
– Эти деньги дала мне Лейла, – сказала она негромко.
– Большим зубилом пользовались?
Орфамэй лишь открыла рот, и туда по щеке скатилась слеза.
– Оставьте, – поморщился я. Бросил деньги в сумочку, защелкнул замок и придвинул владелице. – Насколько я понимаю, вы с Оррином относитесь к тому разряду людей, которые могут оправдать любой свой поступок. Он способен шантажировать сестру, а когда двое мелких мошенников отнимают у него эту кормушку, подкрасться к ним и убить обоих ударом пешни в затылок. И вряд ли после этого он лишился сна. Вы мало чем от него отличаетесь. Эти деньги дала вам не Лейла. Их вам дал Стилгрейв. За что?
– Вы низкий человек, – окрысилась Орфамэй. – Подлили. Как вы смеете говорить мне такие вещи?
– Кто сообщил в полицию, что Лагарди знал Клозена? Лагарди думал, что я. Но я не сообщал. Значит, вы. С какой целью? Выкурить своего брата, который не брал вас в долю – потому что как раз тогда потерял свою колоду карт и был вынужден скрываться. Хотел бы я взглянуть на те письма, что он слал домой. Держу пари, они очень содержательны. Представляю, как он наводит фотоаппарат на сестру, а добрый доктор Лагарди спокойно ждет его в укрытии, чтобы получить свою долю добычи. Зачем вы наняли меня?
– Я не знала, – спокойно ответила Орфамэй. Снова утерла глаза, положила платок в сумочку и приготовилась уходить. – Оррин не упоминал никаких фамилий. Я даже не знала, что он потерял фотографии. Но знала, что он их сделал, что они стоят больших денег. И приехала удостовериться.
– В чем?
– Что Оррин не обманывает меня. Иногда он бывал очень зловредным. Он мог оставить все деньги себе.
– Почему он звонил вам позавчера?
– Испугался. Доктор Лагарди в последнее время был им недоволен. У него не было фотографий. Они попали неизвестно к кому. И Оррин перепугался.
– Фотографии попали ко мне, – сказал я. – И они до сих пор у меня. В этом сейфе.
Орфамэй очень медленно повернула голову, взглянула на сейф.
Нерешительно провела пальцем по губе. И снова повернулась ко мне.
– Я вам не верю, – сказала она, глядя на меня, словно кошка на мышиную норку.
– Может, поделитесь со мной этой тысячей. Получите фотографии.
Орфамэй задумалась.
– Вряд ли я могу давать вам такие деньги за то, что вам не принадлежит, – вздохнула она и улыбнулась. – Пожалуйста, отдайте их мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35