Это обычная история борьбы добра и зла, которая встречается во всех религиях Галактики.
– Может, это и общая тема всех религий, – сказала мамаша Кри, – но остается фактом то, что семеро человек создали бога. Я знаю это, потому что видела его на улицах, касалась его одежды, была свидетелем того, как он творил чудеса, хотя ему и не очень нравится это занятие. И я знаю, что во время Сна грешники не раз пытались вернуть к жизни Алгули. Ибо тогда они будут править миром и все их желания будут исполнены.
– Уважаемая миссис Кри, я не собираюсь ругать твою религию, но откуда тебе известно, что тот, которого ты видела, действительно Иесс? – спросил Скелдер. – И как могут обычные люди сотворить бога из ничего?
– Я знаю, потому что я знаю, – произнесла женщина сакраментальную фразу религиозных фанатиков всех времен и народов.
Она коснулась своей необъятной груди:
– Что-то там говорит мне об этом.
Кэрмоди издевательски рассмеялся:
– Она побила тебя, монах. Твоим же оружием. Разве Церковь не пользуется такими же аргументами в спорах, когда ее загоняют в угол?
– Нет, – холодно ответил Скелдер, – это не так. Нам нет необходимости защищаться. Здание Церкви стоит твердо и на века, несмотря на все наскоки атеистов и удары властей. Церковь несокрушима, как ее учение. Она проповедует истину!
Кэрмоди фыркнул, но все же отказался от дальнейшего спора. Какая разница, что думает Скелдер и иже с ним? Кэрмоди желал действия, ему надоела бесцельная болтовня.
Миссис Кри поднялась из-за стола и отправилась мыть посуду. Джон встал и последовал за ней, высказав желание помочь на кухне. Мамаша Кри встретила эти поползновения благосклонно, правда она понимала, что Кэрмоди делает это не просто так, и все же это льстило ей.
Действительно, Джону необходима была информация и еще раз информация. Уже на кухне он атаковал мамашу Кри вопросами.
– Ну-ка, хозяюшка, расскажи мне правду. Ты действительно видела Иесса? Так же, как видишь меня?
Женщина передала ему тарелку:
– Возьми-ка вытри. Что касается Иесса, то я видела его гораздо чаще, чем тебя. Он даже один раз обедал здесь.
Кэрмоди с трудом проглотил сообщение о столь прозаическом контакте с божеством.
– Неужели? И после этого он ходил в уборную? – спросил он, считая это самым надежным способом отличить божество от простого смертного. – Можно предположить, что бог ест, но испражняется?.. Не очень-то это божественное деяние…
– Конечно, – сказала мамаша Кри. – Ты думаешь, что у бога Иесса кишки и желудок отличаются от твоих?
В это время на кухню вошел Скелдер, как бы для того, чтобы выпить воды, но на самом деле его мучило любопытство.
– Конечно, – сказал монах, – как и у всех людей. Скажи мне, мамаша Кри, давно ли ты видела Иесса?
– Когда я была еще ребенком, лет пятьдесят назад.
– И с тех пор он нисколько не постарел и выглядит таким же молодым? – саркастически ухмыльнулся Скелдер.
– О нет, теперь он старик и может вот-вот умереть.
Земляне удивленно переглянулись.
– Здесь что-то не так, – сказал монах, – по нашим понятиям, бог умереть не может.
Тэнди, который тоже зашел в кухню, услышал последние слова и вмешался:
– А разве ваш Христос не умер на кресте?
Скелдер закусил губу, затем улыбнулся.
– Я прошу простить меня. Должен признаться, что я поддался приступу гнева, и это затуманило мою память. Я забыл о различиях между божественной и человеческой сутями Иисуса. Я рассуждал как язычник, но забыл, что и языческие боги смертны. Может, у вас Иесс тоже имеет и божественную и человеческую природу. Этого я не знаю, до этих тонкостей я еще не добрался. Но я постараюсь понять ваши религиозные верования.
Он замолчал, сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и продолжал:
– Но все же я думаю, что между Христом и Иессом есть разница. Христос воскрес и был вознесен на небо, чтобы соединиться со своим Отцом. Более того, его смерть была необходима: он принял на себя грехи человеческие, страдал за них и этим спас людей.
– Если Иесс умрет, то он когда-нибудь возвратится вновь.
– Ты меня не понимаешь. Коренная разница в том, что…
– Значит, ваша религия истинная, а наша – нет?! – смеясь, перебил Тэнди. – Но кто может сказать: где правда, а где ложь? Где факт, где миф? Все, что влечет действие, – факт, но тогда, если миф вызывает действие, то и он – факт. Слова, которые произносятся здесь, умрут, вибрация воздуха, вызываемая ими, угаснет, но кто знает, умрет ли этот эффект, что возбудили они?
Внезапно в комнате потемнело, и каждый инстинктивно схватился за что-нибудь для поддержки: за спинку стула, за край стола… Кэрмоди ощутил волну тепла, прошедшую сквозь него, и увидел, что воздух стал сгущаться, превращаясь в стекловидную массу. И из этой зеркальной стены фонтаном ударила кровь, прямо ему в лицо. Она ослепила его и, наполнив рот солоноватым вкусом, потекла в горло.
Послышался крик, но это кричал не он, а кто-то рядом. Кэрмоди отшатнулся, выхватил из кармана платок, вытер лицо и увидел, что стекловидная туманность исчезла, исчез и фонтан крови. Но стол и участок пола возле него были заляпаны красным.
Тут не меньше десяти кварт, – прикинул он про себя. – Как раз столько должно было бы вылиться из человека, который весит сотню фунтов. Затем он увидел, как на полу у большой плиты борются мамаша Кри и Скелдер. Миссис Кри одолевала монаха, она была тяжелей и, вероятно, сильней его. С невиданной ранее агрессивностью женщина сдавливала горло священника, тот отчаянно защищался.
Кэрмоди захохотал, и звук его смеха разрушил сумасшествие, охватившее миссис Кри. Она замерла, как бы очнувшись, захлопала глазами, опустила руки и промолвила:
– Боже, что же я делаю?
– Ты хочешь лишить меня жизни! – прохрипел Скелдер, – Ты сошла с ума!
– О! – выдохнула она и, не обращаясь ни к кому в отдельности, пробормотала: – Это пришло раньше, чем я ожидала. Пойду-ка я спать. А то мне вдруг показалось, что я ненавижу вас за непочтительное отношение к Иессу. И тогда мне захотелось убивать. Конечно, я была раздражена несколько вашими словами, но не до такой же степени!
– Эге, – заметил Тэнди – да твой гнев, мамаша Кри, не столь безобиден, как ты думаешь. Он сидит в твоем подсознании, и сейчас ты не смогла удержать его.
Внезапно его очередная сентенция была прервана: мамаша Кри увидела, что Кэрмоди и половина кухни залиты кровью, и истерически взвизгнула.
– Закрой рот, – прорычал Джон и шлепнул ее по губам.
Она замолчала и, поморгав глазами, сказала дрожащим голосом:
– Сейчас я уберу все это. Я не хочу после Сна отскребать засохшую кровь. Ты не ранен, случайно?
Он не ответил, вышел из кухни, поднялся по лестнице в свою комнату. Сбросил окровавленную одежду и резко обернулся на скрип двери. На пороге стоял Раллукс.
– Я начинаю бояться, Кэрмоди. Если это будет происходить постоянно, то не уверен, что мы сумеем уцелеть.
– В чем дело? Ты действительно испугался? – спросил Кэрмоди, сдирая липкую майку и отправляясь под душ.
– Да. А ты?
– Я? Испугался? Нет, я никогда и ничего не боялся. Я просто не знаю, что такое чувствовать страх.
– Я сильно подозреваю, что ты не знаешь, что такое чувствовать вообще, – сказал Раллукс. – Я даже сомневаюсь, есть ли у тебя душа. Вернее, она, конечно, есть, но запрятана так глубоко, что никто, даже ты сам, не можешь ее увидеть. Вот это, пожалуй, страшнее всего!
Кэрмоди фыркнул и стал намыливать голову.
– Уважаемый падре, один врач говорил, что я конгениальный психопат, неспособный воспринимать принципы морали. Я рожден без понимания: где – грех, а где – добродетель. Вероятно, это болезнь мозга, у меня явно чего-то не хватает. Наверное, того, что делает человека человеком. Тот эскулап заявлял, что я из тех редких типов, перед которыми наука 2256 года от рождества Христова абсолютно беспомощна. Вот так-то.
Кэрмоди замолчал, вышел из-под душа, вытираясь мохнатым полотенцем. Затем он улыбнулся:
– Ты, конечно, понимаешь, что со всем этим я не мог согласиться. И я удрал от этой клистирной трубки, сбежал с Земли, улетел на край Галактики, самую далекую планету Федерации Спрингбод. Там я пребывал почти год, пока меня не откопал Располд, эта чертова космическая ищейка. Но я ушел от него и очутился здесь, на Радость Данте, планете, где не действуют законы Федерации. Но все же, не торчать же здесь вечность! Правда, здесь не так уж худо: еда, выпивка, женщины. Но я хочу показать Земле, что она всего лишь конюшня для глупых меринов. Я хочу вернуться назад и жить в свое удовольствие, не опасаясь ареста.
– Ты сошел с ума, тебя арестуют сразу же, как ты ступишь на трап корабля!
Кэрмоди рассмеялся:
– Ты так думаешь? А ты знаешь, что Бюро Расследования получает информацию от БУДИМа?
Раллукс кивнул.
– БУДИМ – это всего лишь чудовищная белковая память и, возможно, компьютер. В ячейках своей памяти он хранит информацию о некоем Джоне Кэрмоди. Он приказывает искать меня. Но если придет информация, что я умер? Тогда БУДИМ отменит все приказы и отправит информацию в архив. И тогда колонист с… ну, скажем, с Чейденвулли, проводящий здесь отпуск, решает лететь на Землю, свою родную планету. Кто будет его беспокоить, даже если он как две капли воды похож на Джона Кэрмоди?
– Но это же абсурд! Во-первых, откуда БУДИМ получит необходимые доказательства твоей смерти? А во-вторых, когда ты приземлишься в земном порту, твои отпечатки пальцев, твой спектр излучения мозга – все будет занесено в картотеку.
Кэрмоди ухмыльнулся:
– Я не хочу тебе говорить, как будет устроено во-первых, а на счет во-вторых… ну и что же? Данные о каком-то колонисте, родившемся черт знает где, заносятся в картотеку первый раз… Кто их будет проверять? Я даже имя могу не менять.
– А если тебя узнают?
– В мире, где живет девять миллиардов людей? С такими шансами я не боюсь рискнуть.
– А если я расскажу о твоем плане властям?
– Разве мертвые говорят?
Раллукс побледнел, но сдержался. Его лицо выражало благочестие, большие сияющие глаза смотрели на Кэрмоди честно и открыто. Он робко произнес:
– Ты хочешь убить меня?
Кэрмоди скорчил гримасу:
– Нет, это не потребуется. Не думаешь же ты, что вы со Скелдером пройдете через Ночь и останетесь живыми и в здравом рассудке? Ты разве не видишь, что происходит только при слабых единичных вспышках? А ведь это только начало! Что же будет, когда начнется Ночь?
– Но что происходит с тобой? – белыми сухими губами спросил испуганный Раллукс.
Кэрмоди пожал плечами, пригладил мокрые волосы.
– Очевидно, мое подсознание проецирует части тела моей Мэри. Можно сказать, реконструирует преступление. Но как можно чисто субъективные представления преобразовать в объективную реальность, я не знаю. Тэнди говорит, что на этот счет существует несколько теорий, которые пытаются объяснить все это с точки зрения науки, без привлечения сверхеъстественных сил, так сказать. Ну да бог с ними. Я не переживал, когда резал тело Мэри на куски, не буду переживать и сейчас, когда эти куски будут возникать передо мной из воздуха. Я проплыву через океаны крови, но своего достигну.
Он помолчал, глядя на Раллукса сузившимися глазами, улыбнулся криво. Затем спросил:
– А что ты видишь во время вспышек?
Раллукс еще больше побледнел, осенил себя крестным знамением.
– Я не знаю, отчего я говорю тебе, но я скажу: я был в Аду.
– В Аду?
– Да, горел в Аду. Вместе с остальными грешниками. С девяносто девятью процентами тех, кто жил, живет или будет жить.
* * *
Пот струился по его лицу.
– И это не было иллюзией. Я ощущал боль. Свою и других.
Он замолк, а Кэрмоди, разглядывая его, склонил голову на плечо, подобно любопытной птице.
– Так вот что беспокоит тебя более всего.
– Может быть, может быть, – прошептал монах.
– Но как ты можешь думать об этом? Даже твоя Церковь отрицает адский огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
– Может, это и общая тема всех религий, – сказала мамаша Кри, – но остается фактом то, что семеро человек создали бога. Я знаю это, потому что видела его на улицах, касалась его одежды, была свидетелем того, как он творил чудеса, хотя ему и не очень нравится это занятие. И я знаю, что во время Сна грешники не раз пытались вернуть к жизни Алгули. Ибо тогда они будут править миром и все их желания будут исполнены.
– Уважаемая миссис Кри, я не собираюсь ругать твою религию, но откуда тебе известно, что тот, которого ты видела, действительно Иесс? – спросил Скелдер. – И как могут обычные люди сотворить бога из ничего?
– Я знаю, потому что я знаю, – произнесла женщина сакраментальную фразу религиозных фанатиков всех времен и народов.
Она коснулась своей необъятной груди:
– Что-то там говорит мне об этом.
Кэрмоди издевательски рассмеялся:
– Она побила тебя, монах. Твоим же оружием. Разве Церковь не пользуется такими же аргументами в спорах, когда ее загоняют в угол?
– Нет, – холодно ответил Скелдер, – это не так. Нам нет необходимости защищаться. Здание Церкви стоит твердо и на века, несмотря на все наскоки атеистов и удары властей. Церковь несокрушима, как ее учение. Она проповедует истину!
Кэрмоди фыркнул, но все же отказался от дальнейшего спора. Какая разница, что думает Скелдер и иже с ним? Кэрмоди желал действия, ему надоела бесцельная болтовня.
Миссис Кри поднялась из-за стола и отправилась мыть посуду. Джон встал и последовал за ней, высказав желание помочь на кухне. Мамаша Кри встретила эти поползновения благосклонно, правда она понимала, что Кэрмоди делает это не просто так, и все же это льстило ей.
Действительно, Джону необходима была информация и еще раз информация. Уже на кухне он атаковал мамашу Кри вопросами.
– Ну-ка, хозяюшка, расскажи мне правду. Ты действительно видела Иесса? Так же, как видишь меня?
Женщина передала ему тарелку:
– Возьми-ка вытри. Что касается Иесса, то я видела его гораздо чаще, чем тебя. Он даже один раз обедал здесь.
Кэрмоди с трудом проглотил сообщение о столь прозаическом контакте с божеством.
– Неужели? И после этого он ходил в уборную? – спросил он, считая это самым надежным способом отличить божество от простого смертного. – Можно предположить, что бог ест, но испражняется?.. Не очень-то это божественное деяние…
– Конечно, – сказала мамаша Кри. – Ты думаешь, что у бога Иесса кишки и желудок отличаются от твоих?
В это время на кухню вошел Скелдер, как бы для того, чтобы выпить воды, но на самом деле его мучило любопытство.
– Конечно, – сказал монах, – как и у всех людей. Скажи мне, мамаша Кри, давно ли ты видела Иесса?
– Когда я была еще ребенком, лет пятьдесят назад.
– И с тех пор он нисколько не постарел и выглядит таким же молодым? – саркастически ухмыльнулся Скелдер.
– О нет, теперь он старик и может вот-вот умереть.
Земляне удивленно переглянулись.
– Здесь что-то не так, – сказал монах, – по нашим понятиям, бог умереть не может.
Тэнди, который тоже зашел в кухню, услышал последние слова и вмешался:
– А разве ваш Христос не умер на кресте?
Скелдер закусил губу, затем улыбнулся.
– Я прошу простить меня. Должен признаться, что я поддался приступу гнева, и это затуманило мою память. Я забыл о различиях между божественной и человеческой сутями Иисуса. Я рассуждал как язычник, но забыл, что и языческие боги смертны. Может, у вас Иесс тоже имеет и божественную и человеческую природу. Этого я не знаю, до этих тонкостей я еще не добрался. Но я постараюсь понять ваши религиозные верования.
Он замолчал, сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и продолжал:
– Но все же я думаю, что между Христом и Иессом есть разница. Христос воскрес и был вознесен на небо, чтобы соединиться со своим Отцом. Более того, его смерть была необходима: он принял на себя грехи человеческие, страдал за них и этим спас людей.
– Если Иесс умрет, то он когда-нибудь возвратится вновь.
– Ты меня не понимаешь. Коренная разница в том, что…
– Значит, ваша религия истинная, а наша – нет?! – смеясь, перебил Тэнди. – Но кто может сказать: где правда, а где ложь? Где факт, где миф? Все, что влечет действие, – факт, но тогда, если миф вызывает действие, то и он – факт. Слова, которые произносятся здесь, умрут, вибрация воздуха, вызываемая ими, угаснет, но кто знает, умрет ли этот эффект, что возбудили они?
Внезапно в комнате потемнело, и каждый инстинктивно схватился за что-нибудь для поддержки: за спинку стула, за край стола… Кэрмоди ощутил волну тепла, прошедшую сквозь него, и увидел, что воздух стал сгущаться, превращаясь в стекловидную массу. И из этой зеркальной стены фонтаном ударила кровь, прямо ему в лицо. Она ослепила его и, наполнив рот солоноватым вкусом, потекла в горло.
Послышался крик, но это кричал не он, а кто-то рядом. Кэрмоди отшатнулся, выхватил из кармана платок, вытер лицо и увидел, что стекловидная туманность исчезла, исчез и фонтан крови. Но стол и участок пола возле него были заляпаны красным.
Тут не меньше десяти кварт, – прикинул он про себя. – Как раз столько должно было бы вылиться из человека, который весит сотню фунтов. Затем он увидел, как на полу у большой плиты борются мамаша Кри и Скелдер. Миссис Кри одолевала монаха, она была тяжелей и, вероятно, сильней его. С невиданной ранее агрессивностью женщина сдавливала горло священника, тот отчаянно защищался.
Кэрмоди захохотал, и звук его смеха разрушил сумасшествие, охватившее миссис Кри. Она замерла, как бы очнувшись, захлопала глазами, опустила руки и промолвила:
– Боже, что же я делаю?
– Ты хочешь лишить меня жизни! – прохрипел Скелдер, – Ты сошла с ума!
– О! – выдохнула она и, не обращаясь ни к кому в отдельности, пробормотала: – Это пришло раньше, чем я ожидала. Пойду-ка я спать. А то мне вдруг показалось, что я ненавижу вас за непочтительное отношение к Иессу. И тогда мне захотелось убивать. Конечно, я была раздражена несколько вашими словами, но не до такой же степени!
– Эге, – заметил Тэнди – да твой гнев, мамаша Кри, не столь безобиден, как ты думаешь. Он сидит в твоем подсознании, и сейчас ты не смогла удержать его.
Внезапно его очередная сентенция была прервана: мамаша Кри увидела, что Кэрмоди и половина кухни залиты кровью, и истерически взвизгнула.
– Закрой рот, – прорычал Джон и шлепнул ее по губам.
Она замолчала и, поморгав глазами, сказала дрожащим голосом:
– Сейчас я уберу все это. Я не хочу после Сна отскребать засохшую кровь. Ты не ранен, случайно?
Он не ответил, вышел из кухни, поднялся по лестнице в свою комнату. Сбросил окровавленную одежду и резко обернулся на скрип двери. На пороге стоял Раллукс.
– Я начинаю бояться, Кэрмоди. Если это будет происходить постоянно, то не уверен, что мы сумеем уцелеть.
– В чем дело? Ты действительно испугался? – спросил Кэрмоди, сдирая липкую майку и отправляясь под душ.
– Да. А ты?
– Я? Испугался? Нет, я никогда и ничего не боялся. Я просто не знаю, что такое чувствовать страх.
– Я сильно подозреваю, что ты не знаешь, что такое чувствовать вообще, – сказал Раллукс. – Я даже сомневаюсь, есть ли у тебя душа. Вернее, она, конечно, есть, но запрятана так глубоко, что никто, даже ты сам, не можешь ее увидеть. Вот это, пожалуй, страшнее всего!
Кэрмоди фыркнул и стал намыливать голову.
– Уважаемый падре, один врач говорил, что я конгениальный психопат, неспособный воспринимать принципы морали. Я рожден без понимания: где – грех, а где – добродетель. Вероятно, это болезнь мозга, у меня явно чего-то не хватает. Наверное, того, что делает человека человеком. Тот эскулап заявлял, что я из тех редких типов, перед которыми наука 2256 года от рождества Христова абсолютно беспомощна. Вот так-то.
Кэрмоди замолчал, вышел из-под душа, вытираясь мохнатым полотенцем. Затем он улыбнулся:
– Ты, конечно, понимаешь, что со всем этим я не мог согласиться. И я удрал от этой клистирной трубки, сбежал с Земли, улетел на край Галактики, самую далекую планету Федерации Спрингбод. Там я пребывал почти год, пока меня не откопал Располд, эта чертова космическая ищейка. Но я ушел от него и очутился здесь, на Радость Данте, планете, где не действуют законы Федерации. Но все же, не торчать же здесь вечность! Правда, здесь не так уж худо: еда, выпивка, женщины. Но я хочу показать Земле, что она всего лишь конюшня для глупых меринов. Я хочу вернуться назад и жить в свое удовольствие, не опасаясь ареста.
– Ты сошел с ума, тебя арестуют сразу же, как ты ступишь на трап корабля!
Кэрмоди рассмеялся:
– Ты так думаешь? А ты знаешь, что Бюро Расследования получает информацию от БУДИМа?
Раллукс кивнул.
– БУДИМ – это всего лишь чудовищная белковая память и, возможно, компьютер. В ячейках своей памяти он хранит информацию о некоем Джоне Кэрмоди. Он приказывает искать меня. Но если придет информация, что я умер? Тогда БУДИМ отменит все приказы и отправит информацию в архив. И тогда колонист с… ну, скажем, с Чейденвулли, проводящий здесь отпуск, решает лететь на Землю, свою родную планету. Кто будет его беспокоить, даже если он как две капли воды похож на Джона Кэрмоди?
– Но это же абсурд! Во-первых, откуда БУДИМ получит необходимые доказательства твоей смерти? А во-вторых, когда ты приземлишься в земном порту, твои отпечатки пальцев, твой спектр излучения мозга – все будет занесено в картотеку.
Кэрмоди ухмыльнулся:
– Я не хочу тебе говорить, как будет устроено во-первых, а на счет во-вторых… ну и что же? Данные о каком-то колонисте, родившемся черт знает где, заносятся в картотеку первый раз… Кто их будет проверять? Я даже имя могу не менять.
– А если тебя узнают?
– В мире, где живет девять миллиардов людей? С такими шансами я не боюсь рискнуть.
– А если я расскажу о твоем плане властям?
– Разве мертвые говорят?
Раллукс побледнел, но сдержался. Его лицо выражало благочестие, большие сияющие глаза смотрели на Кэрмоди честно и открыто. Он робко произнес:
– Ты хочешь убить меня?
Кэрмоди скорчил гримасу:
– Нет, это не потребуется. Не думаешь же ты, что вы со Скелдером пройдете через Ночь и останетесь живыми и в здравом рассудке? Ты разве не видишь, что происходит только при слабых единичных вспышках? А ведь это только начало! Что же будет, когда начнется Ночь?
– Но что происходит с тобой? – белыми сухими губами спросил испуганный Раллукс.
Кэрмоди пожал плечами, пригладил мокрые волосы.
– Очевидно, мое подсознание проецирует части тела моей Мэри. Можно сказать, реконструирует преступление. Но как можно чисто субъективные представления преобразовать в объективную реальность, я не знаю. Тэнди говорит, что на этот счет существует несколько теорий, которые пытаются объяснить все это с точки зрения науки, без привлечения сверхеъстественных сил, так сказать. Ну да бог с ними. Я не переживал, когда резал тело Мэри на куски, не буду переживать и сейчас, когда эти куски будут возникать передо мной из воздуха. Я проплыву через океаны крови, но своего достигну.
Он помолчал, глядя на Раллукса сузившимися глазами, улыбнулся криво. Затем спросил:
– А что ты видишь во время вспышек?
Раллукс еще больше побледнел, осенил себя крестным знамением.
– Я не знаю, отчего я говорю тебе, но я скажу: я был в Аду.
– В Аду?
– Да, горел в Аду. Вместе с остальными грешниками. С девяносто девятью процентами тех, кто жил, живет или будет жить.
* * *
Пот струился по его лицу.
– И это не было иллюзией. Я ощущал боль. Свою и других.
Он замолк, а Кэрмоди, разглядывая его, склонил голову на плечо, подобно любопытной птице.
– Так вот что беспокоит тебя более всего.
– Может быть, может быть, – прошептал монах.
– Но как ты можешь думать об этом? Даже твоя Церковь отрицает адский огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19