Но чем длиннее процесс предварительного обучения, чем больше солдата заставляют ждать, тем больше он начинает бояться прыгать. Опыт, приобретенный в предыдущих войнах, также показывает, что резервисты, которых обучали только несколько дней, а затем бросили в бой, в большинстве случаев действуют очень хорошо. Их иногда очень мало обучали, но у них всегда было достаточно мужества. Доказано, что это противоречие также истинно. Во время Первой Мировой Войны лучшие Российские полки стояли в Санкт-Петербурге. Они охраняли Императора и их обучали для действий только в наиболее критических ситуациях. Чем дольше продолжалась война, тем меньше стремились охранные полки драться. Война продолжалась, превращаясь в бессовестное мошенничество, но, в конце концов, возросла вероятность ее быстрого окончания. Чтобы завершить ее Император решил использовать свою охрану...
Революция 1917 года не была революцией. Это был просто переворот, совершенный гвардейцами всего лишь в одном городе огромной империи. Солдаты больше не хотели воевать; они боялись войны и не желали зря умирать. В стране было большое количество партий, каждая из которых поддерживала войну до конца, и лишь одна из них призывала к миру. Солдаты доверились именно этой партии. Между тем, полки, дравшиеся на фронте, понесли огромные потери, и их моральный дух был очень низок, но у них и помыслов не было разбежаться по домам. Фронт рухнул только тогда, когда рухнула центральная власть в Санкт-Петербурге.
Партия Ленина, захватившая власть в такой огромной империи посредством штыков напуганных тыловых гвардейцев, сделала правильные выводы. Сегодня солдат долго в тылу не держат и они не проводят много времени в учебе. Рассудили, что более мудро будет бросить молодого солдата прямо в битву, перевести тех, кто останется жив, в резерв, пополнить свежими резервистами и – снова в бой. Название «гвардейцы» впоследствии присваивалось только в бою и только тем подразделениям, которые несли тяжелые потери, но продолжали сражаться.
Постигнув эти уроки, командиры ввели и другие изменения в методы боевой учебы. Эти новые принципы, в первую очередь, были испытаны на спецназе и дали хорошие результаты.
Наиболее характерная черта в обучения молодого солдата спецназа – это не дать ему времени подумать о том, что перед ним. Он должен встречаться с опасностью, страхом и неприятностями неожиданно и не имея времени, чтоб испугаться. Когда он преодолеет это препятствие, он будет гордиться собой, своей отвагой, решительностью и способностью рисковать. И, соответственно, он не будет бояться.
Неприятные неожиданности всегда ожидают солдата спецназа на первом этапе его службы, иногда в наиболее непредвиденных ситуациях. Он входит в учебную комнату, а ему бросают на шею змею. Он поднимается утром и спрыгивает с кровати, чтобы внезапно обнаружить огромную серую крысу в своем сапоге. Вечером в субботу, когда, казалось бы, вся тяжелая неделя позади, его хватают и бросают в маленькую тюремную камеру с рычащим псом. Первый прыжок с парашютом тоже связан с неожиданностями. Достаточно короткий курс инструктажа, затем в небо и – прямиком – вон из люка. А если он разобьется? Обычный ответ: он не хорош для спецназа!
Позже солдат пройдет полное обучение, как теоретическое, так и практическое, включающее способы борьбы со змеей вокруг шеи или крысы в сапоге. Но зато солдат идет в свои учебные классы без какого бы то ни было страха перед тем, что там произойдет, потому что большинство самых страшных вещей уже позади.
* * *
Одним из наиболее важных аспектов полной боевой подготовки является техника выживания. В Советском Союзе есть масса мест, где нет людей на тысячи квадратных километров. Метод состоит в выброске небольшой группы из трех или четырех человек на парашюте в абсолютно незнакомое место, где нет людей, нет дорог, нет ничего кроме слепящего снега от горизонта до горизонта или жгучих песков, простирающихся насколько видит глаз. У группы нет ни карты, ни компаса. У каждого есть автомат Калашникова, но всего лишь один патрон боезапаса. Вдобавок, каждый имеет нож и лопатку. Снабжение пищей минимальное, иногда нет вообще никакого снабжения. Группа не знает сколько придется идти: день, пять дней, две недели? Люди могут использовать свой боезапас как хотят. Они могут убить оленя, лося или медведя. Этого будет достаточно для всей группы на длительное путешествие. Но что, если нападут волки, а боезапас закончился?
Чтобы сделать занятия по выживанию более реалистичными, группа не берет с собой радиопередатчика, и они не могут передать сигналы бедствия, что бы в группе не случилось, пока не встретят первых людей на своем пути. Часто все начинается с прыжка с парашютом в наиболее неприятных местах: на тонкий лед, в лес, на горы. В 1982 году три советских военных парашютиста совершили прыжок в кратер вулкана Авачинск. Прежде всего, им надо было выбраться из кратера. Два других советских военных парашютиста несколько раз начинали учения с приземления на вершину Эльбруса (6 642 м). Успешно пройдя весь маршрут выживания, они проделали то же самое на самых высоких горах Советского Союза – на пиках Ленина (7 134 м) и Коммунизма (7 495 м).
В условиях, существующих сегодня в Западной Европе, становятся необходимыми другое поведение и другие обучающие методы. Для этой части подготовки солдат спецназа одевают в черные тюремные костюмы и выбрасывают ночью в центре большого города. В это же время местные радио и телевизионные станции сообщают о том, что группа особо опасных преступников сбежала из местной тюрьмы. Интересно то, что в Советском Союзе публиковать такие сообщения в прессе запрещалось, но они могли появляться на местном радио и телевидении. Население, которое получает только малые крупицы информации, таким образом, пугают сбежавшими преступниками, о которых циркулируют всякого рода фантастические истории.
«Преступникам» приказано вернуться в свою роту. Местной полиции и войскам МВД отдается приказ найти их. Только высшие офицеры МВД знают, что это всего лишь учения. Офицеры среднего и низшего звена действуют как в реальной обстановке. Высшие офицеры обычно говорят своим подчиненным, что «преступники» не вооружены и что при аресте кого-либо из них следует немедленно доложить. Хотя есть проблема: полиция чаще не верит сообщению, что преступники не вооружены (они могут украсть пистолет в последний момент), и поэтому, вопреки данным ей инструкциям, они используют свое оружие. Иногда арестованный солдат может быть отдан своему офицеру в полумертвом состоянии – он сопротивлялся – говорят, и мы были вынуждены просто обороняться.
В некоторых случаях, когда проводятся большие учения, и полиция и войска МВД знают, что это всего лишь учения. Даже если и так, то это очень рискованно находиться в группе спецназа. МВД использует собак в учениях, а собаки не понимают разницы между учениями и реальным боем.
* * *
Солдат спецназа действует на территории врага. Одной из его главных задач, как мы видели, является поиск особенно важных целей, для чего ему необходимо захватывать людей и силой вытягивать из них необходимую информацию. То, что солдат знает, как выжать эту информацию, не вызывает сомнений. Но как он сможет понять, что его пленный говорит? Офицеры спецназа проходят специальную языковую подготовку, а, вдобавок к этому, в каждой роте спецназа есть офицер-переводчик, бегло говорящий, по меньшей мере, на двух иностранных языках. Но в маленькой группе не всегда под рукой офицер, поэтому каждый солдат и сержант, допрашивающий пленного, должен имеет некоторые познания в иностранном языке. Но солдаты спецназа служат только два года и их военная подготовка настолько интенсивная, что просто невозможно выкроить даже несколько дополнительных часов.
Как решается эта проблема? Может ли солдат понять пленника, который под пыткой кивает головой и показывает свою готовность говорить?
Обыкновенный солдат спецназа владеет пятнадцатью иностранными языками и может свободно ими пользоваться. Вот как он это делает.
Представьте, что вы взяты в плен группой спецназа. Вашему товарищу прижгли ладони раскаленным железом и забили большой гвоздь в голову для демонстрации. На вас вопросительно смотрят. Вы киваете головой – вы согласны говорить. Каждый солдат спецназа имеет шелковый разговорник – белый шелковый носовой платок с шестнадцатью рядами различных вопросов и ответов. Первое предложение на русском: «Молчи, или я убью тебя». Сержант показывает на это предложение. Затем следует перевод его на английский, немецкий, французский и множество других языков. Вы находите нужный ответ на вашем языке и киваете головой. Очень хорошо. Вы поняли друг друга. Они могут освободить вам рот. Следующее предложение: «Если не будешь говорить правду – пожалеешь!» Вы быстро находите эквивалент на вашем собственном языке. Хорошо, все ясно. Дальше вниз по шелковому шарфику еще около сотни простых предложений, каждое из которых переведено на пятнадцать языков: «Где?», «Ракета», «Штаб», «Аэродром», «Склад», «Полицейский пост», «Минное поле», «Как охраняется?», «Взвод?», «Рота?», «Батальон?», «Собаки?», «Да», «Нет» и так далее. Последнее предложение является повторением второго: «Если врешь – пожалеешь!»
Обучение самого глупого солдата общению с помощью этого шелкового разговорника займет всего пару минут. Вдобавок солдата учат произносить и понимать самые простые и наиболее необходимые слова, типа «вперед», «назад», «туда», «сюда», «направо», «налево», «метры», «километры» и еще несколько, от одного до двадцати. Если солдат не способен выучить это – не беда, так как они все написаны на шелковом шарфике, который есть у каждого человека в группе.
В начале 1970 года советские ученые начали создавать легкое электронное приспособление для перевода вместо шелкового разговорника или в дополнение к нему. Требования высшего командования были просты: устройство не должно весить более 400 граммов, должно помещаться в ранец и быть размером с небольшую книжку или еще меньше. Оно должно иметь дисплей, где появлялось бы слово или простенькая фраза на русском, которые немедленно переводились бы на наиболее широко использующиеся языки. Допрашиваемый печатал бы свой ответ, который бы немедленно переводился на русский. Я не знаю, используется ли сейчас такое устройство. Но прогресс в технологиях позволит вскоре создать нечто подобное. Не только спецназ, но и другие организации в Советской Армии проявляют интерес к такому устройству. Однако, никакое устройство не заменит настоящего переводчика, и это является причиной, почему, кроме действительно переводчиков, так много людей разных зарубежных национальностей обнаруживаются в спецназе.
Один советский солдат, который сбежал в Афганистане, рассказывал как он был включен в разведывательную роту воздушно-десантной бригады. Этот случай не совсем спецназовский. Кто-то узнал, что он говорит на одном из местных диалектов, и его немедленно послали к командиру. Офицер задал ему два вопроса, два традиционных:
– Водку пьешь? Как насчет спорта?
– Водка – да, спорт – нет.
Он дал полностью неправильные ответы. Но в боевых условиях человек, говорящий на языке противника, особенно ценен. Его взяли вопреки всему, заботились о нем, поскольку от его способности говорить и понимать что говорят зависела жизнь группы или нескольких групп. А от того, как эти группы выполнят свои задания, зависят жизни тысяч, а в некоторых случаях, и миллионов людей. Единственный недостаток быть переводчиком состоит в том, что ему никогда не прощают допущенной ошибки. Но этот недостаток одинаков как для него самого, так и для каждого в данном подразделении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Революция 1917 года не была революцией. Это был просто переворот, совершенный гвардейцами всего лишь в одном городе огромной империи. Солдаты больше не хотели воевать; они боялись войны и не желали зря умирать. В стране было большое количество партий, каждая из которых поддерживала войну до конца, и лишь одна из них призывала к миру. Солдаты доверились именно этой партии. Между тем, полки, дравшиеся на фронте, понесли огромные потери, и их моральный дух был очень низок, но у них и помыслов не было разбежаться по домам. Фронт рухнул только тогда, когда рухнула центральная власть в Санкт-Петербурге.
Партия Ленина, захватившая власть в такой огромной империи посредством штыков напуганных тыловых гвардейцев, сделала правильные выводы. Сегодня солдат долго в тылу не держат и они не проводят много времени в учебе. Рассудили, что более мудро будет бросить молодого солдата прямо в битву, перевести тех, кто останется жив, в резерв, пополнить свежими резервистами и – снова в бой. Название «гвардейцы» впоследствии присваивалось только в бою и только тем подразделениям, которые несли тяжелые потери, но продолжали сражаться.
Постигнув эти уроки, командиры ввели и другие изменения в методы боевой учебы. Эти новые принципы, в первую очередь, были испытаны на спецназе и дали хорошие результаты.
Наиболее характерная черта в обучения молодого солдата спецназа – это не дать ему времени подумать о том, что перед ним. Он должен встречаться с опасностью, страхом и неприятностями неожиданно и не имея времени, чтоб испугаться. Когда он преодолеет это препятствие, он будет гордиться собой, своей отвагой, решительностью и способностью рисковать. И, соответственно, он не будет бояться.
Неприятные неожиданности всегда ожидают солдата спецназа на первом этапе его службы, иногда в наиболее непредвиденных ситуациях. Он входит в учебную комнату, а ему бросают на шею змею. Он поднимается утром и спрыгивает с кровати, чтобы внезапно обнаружить огромную серую крысу в своем сапоге. Вечером в субботу, когда, казалось бы, вся тяжелая неделя позади, его хватают и бросают в маленькую тюремную камеру с рычащим псом. Первый прыжок с парашютом тоже связан с неожиданностями. Достаточно короткий курс инструктажа, затем в небо и – прямиком – вон из люка. А если он разобьется? Обычный ответ: он не хорош для спецназа!
Позже солдат пройдет полное обучение, как теоретическое, так и практическое, включающее способы борьбы со змеей вокруг шеи или крысы в сапоге. Но зато солдат идет в свои учебные классы без какого бы то ни было страха перед тем, что там произойдет, потому что большинство самых страшных вещей уже позади.
* * *
Одним из наиболее важных аспектов полной боевой подготовки является техника выживания. В Советском Союзе есть масса мест, где нет людей на тысячи квадратных километров. Метод состоит в выброске небольшой группы из трех или четырех человек на парашюте в абсолютно незнакомое место, где нет людей, нет дорог, нет ничего кроме слепящего снега от горизонта до горизонта или жгучих песков, простирающихся насколько видит глаз. У группы нет ни карты, ни компаса. У каждого есть автомат Калашникова, но всего лишь один патрон боезапаса. Вдобавок, каждый имеет нож и лопатку. Снабжение пищей минимальное, иногда нет вообще никакого снабжения. Группа не знает сколько придется идти: день, пять дней, две недели? Люди могут использовать свой боезапас как хотят. Они могут убить оленя, лося или медведя. Этого будет достаточно для всей группы на длительное путешествие. Но что, если нападут волки, а боезапас закончился?
Чтобы сделать занятия по выживанию более реалистичными, группа не берет с собой радиопередатчика, и они не могут передать сигналы бедствия, что бы в группе не случилось, пока не встретят первых людей на своем пути. Часто все начинается с прыжка с парашютом в наиболее неприятных местах: на тонкий лед, в лес, на горы. В 1982 году три советских военных парашютиста совершили прыжок в кратер вулкана Авачинск. Прежде всего, им надо было выбраться из кратера. Два других советских военных парашютиста несколько раз начинали учения с приземления на вершину Эльбруса (6 642 м). Успешно пройдя весь маршрут выживания, они проделали то же самое на самых высоких горах Советского Союза – на пиках Ленина (7 134 м) и Коммунизма (7 495 м).
В условиях, существующих сегодня в Западной Европе, становятся необходимыми другое поведение и другие обучающие методы. Для этой части подготовки солдат спецназа одевают в черные тюремные костюмы и выбрасывают ночью в центре большого города. В это же время местные радио и телевизионные станции сообщают о том, что группа особо опасных преступников сбежала из местной тюрьмы. Интересно то, что в Советском Союзе публиковать такие сообщения в прессе запрещалось, но они могли появляться на местном радио и телевидении. Население, которое получает только малые крупицы информации, таким образом, пугают сбежавшими преступниками, о которых циркулируют всякого рода фантастические истории.
«Преступникам» приказано вернуться в свою роту. Местной полиции и войскам МВД отдается приказ найти их. Только высшие офицеры МВД знают, что это всего лишь учения. Офицеры среднего и низшего звена действуют как в реальной обстановке. Высшие офицеры обычно говорят своим подчиненным, что «преступники» не вооружены и что при аресте кого-либо из них следует немедленно доложить. Хотя есть проблема: полиция чаще не верит сообщению, что преступники не вооружены (они могут украсть пистолет в последний момент), и поэтому, вопреки данным ей инструкциям, они используют свое оружие. Иногда арестованный солдат может быть отдан своему офицеру в полумертвом состоянии – он сопротивлялся – говорят, и мы были вынуждены просто обороняться.
В некоторых случаях, когда проводятся большие учения, и полиция и войска МВД знают, что это всего лишь учения. Даже если и так, то это очень рискованно находиться в группе спецназа. МВД использует собак в учениях, а собаки не понимают разницы между учениями и реальным боем.
* * *
Солдат спецназа действует на территории врага. Одной из его главных задач, как мы видели, является поиск особенно важных целей, для чего ему необходимо захватывать людей и силой вытягивать из них необходимую информацию. То, что солдат знает, как выжать эту информацию, не вызывает сомнений. Но как он сможет понять, что его пленный говорит? Офицеры спецназа проходят специальную языковую подготовку, а, вдобавок к этому, в каждой роте спецназа есть офицер-переводчик, бегло говорящий, по меньшей мере, на двух иностранных языках. Но в маленькой группе не всегда под рукой офицер, поэтому каждый солдат и сержант, допрашивающий пленного, должен имеет некоторые познания в иностранном языке. Но солдаты спецназа служат только два года и их военная подготовка настолько интенсивная, что просто невозможно выкроить даже несколько дополнительных часов.
Как решается эта проблема? Может ли солдат понять пленника, который под пыткой кивает головой и показывает свою готовность говорить?
Обыкновенный солдат спецназа владеет пятнадцатью иностранными языками и может свободно ими пользоваться. Вот как он это делает.
Представьте, что вы взяты в плен группой спецназа. Вашему товарищу прижгли ладони раскаленным железом и забили большой гвоздь в голову для демонстрации. На вас вопросительно смотрят. Вы киваете головой – вы согласны говорить. Каждый солдат спецназа имеет шелковый разговорник – белый шелковый носовой платок с шестнадцатью рядами различных вопросов и ответов. Первое предложение на русском: «Молчи, или я убью тебя». Сержант показывает на это предложение. Затем следует перевод его на английский, немецкий, французский и множество других языков. Вы находите нужный ответ на вашем языке и киваете головой. Очень хорошо. Вы поняли друг друга. Они могут освободить вам рот. Следующее предложение: «Если не будешь говорить правду – пожалеешь!» Вы быстро находите эквивалент на вашем собственном языке. Хорошо, все ясно. Дальше вниз по шелковому шарфику еще около сотни простых предложений, каждое из которых переведено на пятнадцать языков: «Где?», «Ракета», «Штаб», «Аэродром», «Склад», «Полицейский пост», «Минное поле», «Как охраняется?», «Взвод?», «Рота?», «Батальон?», «Собаки?», «Да», «Нет» и так далее. Последнее предложение является повторением второго: «Если врешь – пожалеешь!»
Обучение самого глупого солдата общению с помощью этого шелкового разговорника займет всего пару минут. Вдобавок солдата учат произносить и понимать самые простые и наиболее необходимые слова, типа «вперед», «назад», «туда», «сюда», «направо», «налево», «метры», «километры» и еще несколько, от одного до двадцати. Если солдат не способен выучить это – не беда, так как они все написаны на шелковом шарфике, который есть у каждого человека в группе.
В начале 1970 года советские ученые начали создавать легкое электронное приспособление для перевода вместо шелкового разговорника или в дополнение к нему. Требования высшего командования были просты: устройство не должно весить более 400 граммов, должно помещаться в ранец и быть размером с небольшую книжку или еще меньше. Оно должно иметь дисплей, где появлялось бы слово или простенькая фраза на русском, которые немедленно переводились бы на наиболее широко использующиеся языки. Допрашиваемый печатал бы свой ответ, который бы немедленно переводился на русский. Я не знаю, используется ли сейчас такое устройство. Но прогресс в технологиях позволит вскоре создать нечто подобное. Не только спецназ, но и другие организации в Советской Армии проявляют интерес к такому устройству. Однако, никакое устройство не заменит настоящего переводчика, и это является причиной, почему, кроме действительно переводчиков, так много людей разных зарубежных национальностей обнаруживаются в спецназе.
Один советский солдат, который сбежал в Афганистане, рассказывал как он был включен в разведывательную роту воздушно-десантной бригады. Этот случай не совсем спецназовский. Кто-то узнал, что он говорит на одном из местных диалектов, и его немедленно послали к командиру. Офицер задал ему два вопроса, два традиционных:
– Водку пьешь? Как насчет спорта?
– Водка – да, спорт – нет.
Он дал полностью неправильные ответы. Но в боевых условиях человек, говорящий на языке противника, особенно ценен. Его взяли вопреки всему, заботились о нем, поскольку от его способности говорить и понимать что говорят зависела жизнь группы или нескольких групп. А от того, как эти группы выполнят свои задания, зависят жизни тысяч, а в некоторых случаях, и миллионов людей. Единственный недостаток быть переводчиком состоит в том, что ему никогда не прощают допущенной ошибки. Но этот недостаток одинаков как для него самого, так и для каждого в данном подразделении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38