Женщина, подобно консьержке, была небольшого роста, худая. Голоса ее не слышалось. Но легко угадывалось, что она раздражена. То она стояла неподвижно, словно смотрела на кого-то. То вдруг начинала говорить, жестикулируя, отходила в сторону.
— Кто это?
— Госпожа Мартен. Вы же только что видели ее мужа. Мужчину, который нес помойное ведро. Он служит в регистратуре.
— И часто они ссорятся?
— Они не ссорятся… Кричит одна она… Он-то рта не осмеливается раскрыть…
Изредка Мегрэ поглядывал в сторону кабинета, где суетилось уже человек десять. Следователь с порога окликнул консьержку:
— Кто замещает Куше?
— Директор, господин Филипп… Он живет совсем рядом, на острове Сен-Луи.
— У него есть телефон?
— Конечно…
Они услышали, как в кабинете говорят по телефону. Наверху, на шторе, уже не было заметно тени госпожи Мартен. Какой-то невзрачный мужчина спустился по лестнице, крадучись пересек двор и вышел на улицу. Мегрэ узнал котелок и бежевого цвета пальто господина Мартена.
Уже наступила полночь. Кроме кабинета, светились только окна на втором этаже, в салоне семьи де Сен-Марк, где стоял запах клиники.
Несмотря на поздний час, господин Филипп приехал одетый с иголочки, в серых перчатках из шведской замши; его каштановая борода была безупречно расчесана.
Этот мужчина лет сорока был воплощением серьезного, прекрасно воспитанного интеллигента.
Новость конечно же удивила его, даже потрясла. Но, даже охваченный волнением, он был сдержан.
— Да, при той жизни, какую он вел, — вздохнул господин Филипп.
— Какой жизни? — переспросил Мегрэ.
— Я никогда не скажу ничего дурного о господине Куше. Впрочем, трудно о нем что-либо сказать… Он свободно распоряжался своим временем.
— Позвольте, разве господин Куше лично не руководил фирмой?
— Нет. Он основал фирму. Но когда дела наладились, он все возложил на меня. Иногда я не видел его неделями. Видите, даже сегодня я ждал его до пяти часов. Завтра — платежный день. Господин Куше должен был принести мне средства, необходимые для завтрашних выплат. Примерно триста тысяч франков. В пять часов я вынужден был уйти и оставил ему записку…
Записку, отпечатанную на машинке, нашли на столе, под рукой убитого. Обычная деловая записка с предложением о прибавке жалованья кому-то из служащих и увольнении какого-то рассыльного, с проектом рекламы для стран Латинской Америки…
— Так, значит, триста тысяч франков должны быть здесь? — спросил Мегрэ.
— В сейфе… Доказательство этому, что господин Куше его открыл. Только у нас двоих есть ключ от сейфа и мы знаем шифр…
Но чтобы попасть в сейф, надо было перенести тело.
Все ждали, пока фотографы кончат съемку. Врач-криминалист рассказал, как был убит Куше. Пуля попала ему в грудь и перебила аорту; смерть наступила мгновенно. Расстояние между убийцей и его жертвой составляло метра три.
Господин Филипп давал какие-то пояснения следователю:
— Здесь, на площади Вогезов, располагаются лишь наши лаборатории, которые находятся за этим кабинетом…
Он открыл дверь. Можно было увидеть просторный, под стеклянной крышей зал, в котором стояли полки с тысячами пробирок. За другой дверью Мегрэ послышался какой-то шум.
— Что это?
— Подопытные животные. А справа — комнаты машинисток и служащих. У нас есть еще здание в Пантен, откуда рассылается основная часть продукции… Вы, без сомнения, знаете, что сыворотки доктора Ривьера известны во всем мире…
— Это Куше сделал их известными?
— Да! У доктора Ривьера не было денег. Куше финансировал его исследования. Лет десять назад он создал лабораторию, которая, правда, не была такой значительной, как наша.
— Доктор Ривьер по-прежнему работает в фирме?
— Уже пять лет, как он погиб в автомобильной катастрофе…
Наконец тело Куше унесли, и, как только открыли дверцу сейфа, присутствующие оживленно заговорили: все деньги исчезли. Там оставались только деловые бумаги.
Здесь, — объяснил господин Филипп, — кроме трехсот тысяч франков, которые господин Куше конечно же принес, находилось еще шестьдесят тысяч франков, полученных сегодня днем и положенных мною в это отделение…
В бумажнике убитого ничего не нашли. Вернее, обнаружили два билета в «Театр Мадлен». Увидев их, Нина разрыдалась.
— Это для нас. Мы должны были пойти вместе…
Дело шло к концу. Суета в кабинете усилилась. Фотографы складывали неуклюжие треноги своих аппаратов, врач-криминалист мыл руки под краном, который он обнаружил в стенном шкафу, а секретарь судебного следователя не скрывал своей усталости.
И все-таки Мегрэ, несмотря на весь этот переполох, ухитрился за несколько минут внимательно рассмотреть убитого.
Это был крепкий, коренастый, начавший полнеть мужчина. Подобно Нине, он так и не успел избавиться от некоторой вульгарности, хотя и носил хорошо пошитые костюмы, шелковое заказное белье, делал маникюр.
— Роскошный мужчина, — со вздохом произнес чей-то голос за спиной Мегрэ.
Это была Нина. Она плакала от умиления и призывала в свидетели Мегрэ, не осмеливаясь обратиться к более чопорным представителям прокуратуры.
— Уверяю вас, он был шикарным мужчиной! Если он считал, что мне что-нибудь доставит удовольствие…
И не только мне. Любому человеку. Никогда я не встречала мужчину, который давал бы такие чаевые. Иногда я даже ругала его за это. Говорила, что его принимают за идиота. «Ну и что?» — отвечал он.
— Он был веселый? — серьезно спросил комиссар.
— Скорее, казался веселым… В глубине души он таким не был. Понимаете? Это трудно объяснить. Ему нужно было двигаться, что-то делать… Если он оставался без дела, то становился мрачным или беспокойным.
— Знаете ли вы его жену?
— Один раз видела издалека… Ничего плохого о ней сказать не могу…
— Где жил Куше?
— На бульваре Осман. Но чаще всего он уезжал в Милан, где имел виллу.
Мегрэ быстро обернулся, увидел консьержку: она не решалась войти в кабинет и, скорчив скорбную мину, делала ему с порога какие-то знаки.
— Подумать только! Он спускается…
— Кто?
— Господин де Сен-Марк. Он, должно быть, услышал весь этот шум… И узнал людей из прокуратуры… Впрочем, носилки с телом тоже пронесли мимо него…
— Что произошло? — спросил господин де Сен-Марк У Мегрэ.
— Убийство. Убили Куше, владельца лаборатории сывороток.
Комиссару показалось, что его собеседника внезапно осенила мысль, что он о чем-то вспомнил.
— Вы его знали? — спросил Мегрэ.
— Нет… Просто слышал о нем.
— А что вы слышали?
— Так, пустяки. И когда же его…
— Преступление, должно быть, произошло где-то между восемью и девятью вечера…
Господин де Сен-Марк вздохнул, пригладил седые волосы, откланялся Мегрэ и направился к лестнице, ведущей в его квартиру.
Консьержка стояла поодаль, затем она подошла к какому-то человеку, что, согнувшись, ходил взад-вперед под аркой. Когда она вернулась к комиссару, тот спросил ее:
— Кто это?
— Господин Мартен. Он ищет потерянную перчатку.
Надо сказать вам, что он никогда не выходит без перчаток, даже если ему надо пойти за сигаретами в лавку, что в пятидесяти метрах отсюда.
Теперь господин Мартен вертелся около мусорных ящиков, светя себе спичками, потом решился наконец пойти домой.
Во дворе пожимали друг другу руки, прощаясь, люди из прокуратуры: они уезжали.
Господин Филипп, элегантный, словно на рекламе мод, поклонился комиссару:
— Я вам больше не нужен?
— Я увижу вас завтра. Надеюсь, вы будете на службе?
— Как обычно, ровно в десять утра.
Хотя ничего нового не произошло, Мегрэ вдруг на минуту охватило волнение. Двор был погружен во тьму: свет везде погас. Горела лишь запыленная лампочка под аркой.
С улицы доносился шум моторов и скрип шин отъезжающих автомобилей; их фары на секунду выхватили из мрака деревья площади Вогезов.
Смерть пришла в этот дом и ушла. Кабинет, казалось, подвергся разгрому. Никто не подумал выключить свет, и лаборатория была освещена так, будто в ней трудилась ночная смена.
И вот они стояли одни посреди двора, эти три разных человека, которые час назад совсем не знали друг друга и которых теперь, казалось, объединяли некие таинственные узы.
Больше того: они напоминали членов семьи, что остались в одиночестве после похорон, когда равнодушные визитеры разошлись.
Так, по крайней мере, думал Мегрэ, вглядываясь то в помятое лицо Нины, то в усталую физиономию консьержки.
Консьержка хотела задать вопрос, которого она почти стыдилась, но который был для нее жизненно важным.
— Вы думаете, — она окинула взглядом двор, как бы всматриваясь во все угасшие окна, — что… что это сделал кто-то из нашего дома?
Сейчас она пристально глядела под арку, соединявшую двор с улицей, на широкие, распахнутые до одиннадцати часов вечера ворота, которые позволяли любому незнакомцу проникнуть в дом.
Нина украдкой посмотрела на комиссара.
— Следствие, разумеется, даст ответ на ваш вопрос, госпожа Бурсье. Пока очевидным кажется лишь одно: тот, кто украл триста шестьдесят тысяч франков, не убивал. Это, по крайней мере, выглядит вероятным, потому что Куше спиной загораживал сейф. Кстати, вы не заметили, горел ли вечером в лаборатории свет?
— Постойте-ка! По-моему, горел… Но не так ярко, как сейчас. Господин Куше, наверное, включил одну-две лампы, чтобы пройти в туалет, это в глубине коридора…
Мегрэ пошел гасить свет в лаборатории и кабинете, а консьержка следила за ним с порога своей комнаты.
Во дворе комиссар нашел поджидавшую его Нину.
Над головой он услышал шорох, словно слегка задели чем-то стекло.
Но все окна были закрыты, все лампы погашены.
И все-таки кто-то пошевелился, наблюдая за ним из темной комнаты.
— До завтра, госпожа Бурсье… Я приду перед открытием лаборатории.
— Я провожу вас. Мне нужно закрыть ворота.
— Я думала, вы на машине, — сказала Нина, стоя на краю тротуара.
Она не решилась покинуть Мегрэ.
— В какой стороне вы живете? — спросила она Мегрэ, глядя себе под ноги.
— В двух шагах отсюда, на бульваре Ришар-Ленуар.
— Метро, наверное, уже закрыто?
— Не думаю…
— Я хотела бы вам кое-что сказать…
— Слушаю вас…
Она все боялась посмотреть Мегрэ в глаза. Позади раздался скрип закрываемых ворот, потом шаги консьержки, возвращающейся к себе. На площади не было ни души.
Журчали фонтаны. Часы на ратуше пробили час.
— Вы сочтете, что я злоупотребляю вашим терпением… Не знаю, что вы подумаете… Я вам говорила, что Раймон был таким добрым. Он цену деньгам не знал. Ни в чем мне не отказывал. Понимаете?
— Ну и что же?
— Это нелепо… Но я требовала самую малость. Ждала, когда он сам об этом подумает. Впрочем, ведь он почти все время проводил со мной, я ни в чем не нуждалась. Сегодня я должна была ужинать с ним. И вот…
— Осталась на мели?
— Это не совсем так! — возразила она. — Все гораздо нелепее. Сегодня вечером я хотела попросить у него денег. В полдень я оплатила один счет.
Говорить об этом ей было мучительно.
— Я даже подумать не могла, что он не придет. В сумочке у меня еще оставалось немного денег. Поджидая его в «Селекте», я заказала устрицы, лангуста. Потом позвонила ему. Приехав сюда, обнаружила, что мне едва хватает расплатиться за такси.
— А дома?
— Я живу в отеле…
— Я спрашиваю, есть ли у вас какие-нибудь сбережения?
— У меня-то? — нервно усмехнулась она. — Зачем мне они? Разве я могла это предвидеть? Даже если бы я знала, все равно не откладывала бы.
Мегрэ вздохнул:
— Пойдемте со мной до бульвара Бомарше. Только там вы в это время найдете такси. Что же вы будете делать?
— Ничего… я…
Она дрожала. Правда, кроме шелкового платья, на ней ничего не было.
— Он оставил завещание?
— Откуда мне знать? Неужели вы полагаете, что об этом думаешь, когда все у тебя в порядке? Раймон был роскошным мужчиной… Я…
Идя рядом с Мегрэ, она бесшумно плакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
— Кто это?
— Госпожа Мартен. Вы же только что видели ее мужа. Мужчину, который нес помойное ведро. Он служит в регистратуре.
— И часто они ссорятся?
— Они не ссорятся… Кричит одна она… Он-то рта не осмеливается раскрыть…
Изредка Мегрэ поглядывал в сторону кабинета, где суетилось уже человек десять. Следователь с порога окликнул консьержку:
— Кто замещает Куше?
— Директор, господин Филипп… Он живет совсем рядом, на острове Сен-Луи.
— У него есть телефон?
— Конечно…
Они услышали, как в кабинете говорят по телефону. Наверху, на шторе, уже не было заметно тени госпожи Мартен. Какой-то невзрачный мужчина спустился по лестнице, крадучись пересек двор и вышел на улицу. Мегрэ узнал котелок и бежевого цвета пальто господина Мартена.
Уже наступила полночь. Кроме кабинета, светились только окна на втором этаже, в салоне семьи де Сен-Марк, где стоял запах клиники.
Несмотря на поздний час, господин Филипп приехал одетый с иголочки, в серых перчатках из шведской замши; его каштановая борода была безупречно расчесана.
Этот мужчина лет сорока был воплощением серьезного, прекрасно воспитанного интеллигента.
Новость конечно же удивила его, даже потрясла. Но, даже охваченный волнением, он был сдержан.
— Да, при той жизни, какую он вел, — вздохнул господин Филипп.
— Какой жизни? — переспросил Мегрэ.
— Я никогда не скажу ничего дурного о господине Куше. Впрочем, трудно о нем что-либо сказать… Он свободно распоряжался своим временем.
— Позвольте, разве господин Куше лично не руководил фирмой?
— Нет. Он основал фирму. Но когда дела наладились, он все возложил на меня. Иногда я не видел его неделями. Видите, даже сегодня я ждал его до пяти часов. Завтра — платежный день. Господин Куше должен был принести мне средства, необходимые для завтрашних выплат. Примерно триста тысяч франков. В пять часов я вынужден был уйти и оставил ему записку…
Записку, отпечатанную на машинке, нашли на столе, под рукой убитого. Обычная деловая записка с предложением о прибавке жалованья кому-то из служащих и увольнении какого-то рассыльного, с проектом рекламы для стран Латинской Америки…
— Так, значит, триста тысяч франков должны быть здесь? — спросил Мегрэ.
— В сейфе… Доказательство этому, что господин Куше его открыл. Только у нас двоих есть ключ от сейфа и мы знаем шифр…
Но чтобы попасть в сейф, надо было перенести тело.
Все ждали, пока фотографы кончат съемку. Врач-криминалист рассказал, как был убит Куше. Пуля попала ему в грудь и перебила аорту; смерть наступила мгновенно. Расстояние между убийцей и его жертвой составляло метра три.
Господин Филипп давал какие-то пояснения следователю:
— Здесь, на площади Вогезов, располагаются лишь наши лаборатории, которые находятся за этим кабинетом…
Он открыл дверь. Можно было увидеть просторный, под стеклянной крышей зал, в котором стояли полки с тысячами пробирок. За другой дверью Мегрэ послышался какой-то шум.
— Что это?
— Подопытные животные. А справа — комнаты машинисток и служащих. У нас есть еще здание в Пантен, откуда рассылается основная часть продукции… Вы, без сомнения, знаете, что сыворотки доктора Ривьера известны во всем мире…
— Это Куше сделал их известными?
— Да! У доктора Ривьера не было денег. Куше финансировал его исследования. Лет десять назад он создал лабораторию, которая, правда, не была такой значительной, как наша.
— Доктор Ривьер по-прежнему работает в фирме?
— Уже пять лет, как он погиб в автомобильной катастрофе…
Наконец тело Куше унесли, и, как только открыли дверцу сейфа, присутствующие оживленно заговорили: все деньги исчезли. Там оставались только деловые бумаги.
Здесь, — объяснил господин Филипп, — кроме трехсот тысяч франков, которые господин Куше конечно же принес, находилось еще шестьдесят тысяч франков, полученных сегодня днем и положенных мною в это отделение…
В бумажнике убитого ничего не нашли. Вернее, обнаружили два билета в «Театр Мадлен». Увидев их, Нина разрыдалась.
— Это для нас. Мы должны были пойти вместе…
Дело шло к концу. Суета в кабинете усилилась. Фотографы складывали неуклюжие треноги своих аппаратов, врач-криминалист мыл руки под краном, который он обнаружил в стенном шкафу, а секретарь судебного следователя не скрывал своей усталости.
И все-таки Мегрэ, несмотря на весь этот переполох, ухитрился за несколько минут внимательно рассмотреть убитого.
Это был крепкий, коренастый, начавший полнеть мужчина. Подобно Нине, он так и не успел избавиться от некоторой вульгарности, хотя и носил хорошо пошитые костюмы, шелковое заказное белье, делал маникюр.
— Роскошный мужчина, — со вздохом произнес чей-то голос за спиной Мегрэ.
Это была Нина. Она плакала от умиления и призывала в свидетели Мегрэ, не осмеливаясь обратиться к более чопорным представителям прокуратуры.
— Уверяю вас, он был шикарным мужчиной! Если он считал, что мне что-нибудь доставит удовольствие…
И не только мне. Любому человеку. Никогда я не встречала мужчину, который давал бы такие чаевые. Иногда я даже ругала его за это. Говорила, что его принимают за идиота. «Ну и что?» — отвечал он.
— Он был веселый? — серьезно спросил комиссар.
— Скорее, казался веселым… В глубине души он таким не был. Понимаете? Это трудно объяснить. Ему нужно было двигаться, что-то делать… Если он оставался без дела, то становился мрачным или беспокойным.
— Знаете ли вы его жену?
— Один раз видела издалека… Ничего плохого о ней сказать не могу…
— Где жил Куше?
— На бульваре Осман. Но чаще всего он уезжал в Милан, где имел виллу.
Мегрэ быстро обернулся, увидел консьержку: она не решалась войти в кабинет и, скорчив скорбную мину, делала ему с порога какие-то знаки.
— Подумать только! Он спускается…
— Кто?
— Господин де Сен-Марк. Он, должно быть, услышал весь этот шум… И узнал людей из прокуратуры… Впрочем, носилки с телом тоже пронесли мимо него…
— Что произошло? — спросил господин де Сен-Марк У Мегрэ.
— Убийство. Убили Куше, владельца лаборатории сывороток.
Комиссару показалось, что его собеседника внезапно осенила мысль, что он о чем-то вспомнил.
— Вы его знали? — спросил Мегрэ.
— Нет… Просто слышал о нем.
— А что вы слышали?
— Так, пустяки. И когда же его…
— Преступление, должно быть, произошло где-то между восемью и девятью вечера…
Господин де Сен-Марк вздохнул, пригладил седые волосы, откланялся Мегрэ и направился к лестнице, ведущей в его квартиру.
Консьержка стояла поодаль, затем она подошла к какому-то человеку, что, согнувшись, ходил взад-вперед под аркой. Когда она вернулась к комиссару, тот спросил ее:
— Кто это?
— Господин Мартен. Он ищет потерянную перчатку.
Надо сказать вам, что он никогда не выходит без перчаток, даже если ему надо пойти за сигаретами в лавку, что в пятидесяти метрах отсюда.
Теперь господин Мартен вертелся около мусорных ящиков, светя себе спичками, потом решился наконец пойти домой.
Во дворе пожимали друг другу руки, прощаясь, люди из прокуратуры: они уезжали.
Господин Филипп, элегантный, словно на рекламе мод, поклонился комиссару:
— Я вам больше не нужен?
— Я увижу вас завтра. Надеюсь, вы будете на службе?
— Как обычно, ровно в десять утра.
Хотя ничего нового не произошло, Мегрэ вдруг на минуту охватило волнение. Двор был погружен во тьму: свет везде погас. Горела лишь запыленная лампочка под аркой.
С улицы доносился шум моторов и скрип шин отъезжающих автомобилей; их фары на секунду выхватили из мрака деревья площади Вогезов.
Смерть пришла в этот дом и ушла. Кабинет, казалось, подвергся разгрому. Никто не подумал выключить свет, и лаборатория была освещена так, будто в ней трудилась ночная смена.
И вот они стояли одни посреди двора, эти три разных человека, которые час назад совсем не знали друг друга и которых теперь, казалось, объединяли некие таинственные узы.
Больше того: они напоминали членов семьи, что остались в одиночестве после похорон, когда равнодушные визитеры разошлись.
Так, по крайней мере, думал Мегрэ, вглядываясь то в помятое лицо Нины, то в усталую физиономию консьержки.
Консьержка хотела задать вопрос, которого она почти стыдилась, но который был для нее жизненно важным.
— Вы думаете, — она окинула взглядом двор, как бы всматриваясь во все угасшие окна, — что… что это сделал кто-то из нашего дома?
Сейчас она пристально глядела под арку, соединявшую двор с улицей, на широкие, распахнутые до одиннадцати часов вечера ворота, которые позволяли любому незнакомцу проникнуть в дом.
Нина украдкой посмотрела на комиссара.
— Следствие, разумеется, даст ответ на ваш вопрос, госпожа Бурсье. Пока очевидным кажется лишь одно: тот, кто украл триста шестьдесят тысяч франков, не убивал. Это, по крайней мере, выглядит вероятным, потому что Куше спиной загораживал сейф. Кстати, вы не заметили, горел ли вечером в лаборатории свет?
— Постойте-ка! По-моему, горел… Но не так ярко, как сейчас. Господин Куше, наверное, включил одну-две лампы, чтобы пройти в туалет, это в глубине коридора…
Мегрэ пошел гасить свет в лаборатории и кабинете, а консьержка следила за ним с порога своей комнаты.
Во дворе комиссар нашел поджидавшую его Нину.
Над головой он услышал шорох, словно слегка задели чем-то стекло.
Но все окна были закрыты, все лампы погашены.
И все-таки кто-то пошевелился, наблюдая за ним из темной комнаты.
— До завтра, госпожа Бурсье… Я приду перед открытием лаборатории.
— Я провожу вас. Мне нужно закрыть ворота.
— Я думала, вы на машине, — сказала Нина, стоя на краю тротуара.
Она не решилась покинуть Мегрэ.
— В какой стороне вы живете? — спросила она Мегрэ, глядя себе под ноги.
— В двух шагах отсюда, на бульваре Ришар-Ленуар.
— Метро, наверное, уже закрыто?
— Не думаю…
— Я хотела бы вам кое-что сказать…
— Слушаю вас…
Она все боялась посмотреть Мегрэ в глаза. Позади раздался скрип закрываемых ворот, потом шаги консьержки, возвращающейся к себе. На площади не было ни души.
Журчали фонтаны. Часы на ратуше пробили час.
— Вы сочтете, что я злоупотребляю вашим терпением… Не знаю, что вы подумаете… Я вам говорила, что Раймон был таким добрым. Он цену деньгам не знал. Ни в чем мне не отказывал. Понимаете?
— Ну и что же?
— Это нелепо… Но я требовала самую малость. Ждала, когда он сам об этом подумает. Впрочем, ведь он почти все время проводил со мной, я ни в чем не нуждалась. Сегодня я должна была ужинать с ним. И вот…
— Осталась на мели?
— Это не совсем так! — возразила она. — Все гораздо нелепее. Сегодня вечером я хотела попросить у него денег. В полдень я оплатила один счет.
Говорить об этом ей было мучительно.
— Я даже подумать не могла, что он не придет. В сумочке у меня еще оставалось немного денег. Поджидая его в «Селекте», я заказала устрицы, лангуста. Потом позвонила ему. Приехав сюда, обнаружила, что мне едва хватает расплатиться за такси.
— А дома?
— Я живу в отеле…
— Я спрашиваю, есть ли у вас какие-нибудь сбережения?
— У меня-то? — нервно усмехнулась она. — Зачем мне они? Разве я могла это предвидеть? Даже если бы я знала, все равно не откладывала бы.
Мегрэ вздохнул:
— Пойдемте со мной до бульвара Бомарше. Только там вы в это время найдете такси. Что же вы будете делать?
— Ничего… я…
Она дрожала. Правда, кроме шелкового платья, на ней ничего не было.
— Он оставил завещание?
— Откуда мне знать? Неужели вы полагаете, что об этом думаешь, когда все у тебя в порядке? Раймон был роскошным мужчиной… Я…
Идя рядом с Мегрэ, она бесшумно плакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14