— И мадам Шабо принялась рассказывать о других людях, умерших, страдавших от болезней или столкнувшихся с другого рода горем.
На десерт Роза принесла огромный поднос с профитролями, при этом в глазах пожилой женщины, наблюдавшей за комиссаром, появилось лукавое выражение.
Он сначала не понял причину этого, хотя и чувствовал, что от него чего-то ждут. Он не любил это кушанье и положил на тарелку всего один шарик.
— Полноте! Берите. Не стесняйтесь!..
Видя, что она разочарована, он добавил еще два.
— Не хватало, чтобы вы заявили, будто лишились аппетита! Помнится мне, как-то вечером вы их съели аж двенадцать. И каждый раз к вашему приезду я готовила профитроли, а вы клялись, что ничего подобного больше нигде не вкушали.
И это соответствовало действительности: Мегрэ их никогда и нигде больше в рот не брал.
Этот эпизод совсем не сохранился у него в памяти. Он вообще был удивлен, что когда-то проявил склонность к кондитерским изделиям. Должно быть, тогда давно он сказал это из вежливости.
Мегрэ пришлось сделать то, чего от него ожидали. Он выдавил из себя радостное восклицание, съел все, что было у него на тарелке, и положил еще.
— А куропатки с кремом! Помните? Жаль, что сейчас не сезон, а то бы…
После того как подали кофе, хозяйка деликатно удалилась, а Шабо по привычке поставил на стол коробку сигар и бутылку коньяка. Столовая изменилась ничуть не более, чем кабинет, и было нечто тревожно-томительное в том, что все с годами остались настолько тождественными самим себе, да в известной степени и в Шабо не было заметно столь уж значительных перемен.
Чтобы доставить другу удовольствие, Мегрэ взял сигару и вытянул ноги к камину. Он знал, что Шабо не терпелось поговорить на одну вполне определенную тему, знал, что тот не переставал размышлять над ней с тех пор, как они вышли из Дворца правосудия. Однако следователь долго созревал для этой беседы. Все же в конце концов не очень уверенным голосом он спросил:
— Ты считаешь, что я должен был распорядиться взять его под стражу?
— Кого?
— Алена.
— Не вижу для этого никакой причины.
— Тем не менее Шалю, делая заявление, выглядел вполне искренним.
— Несомненно.
— Так ты тоже думаешь, что он не лгал?
По существу, Шабо терзался вопросом, с какой стати Мегрэ вмешался в его разговор с преподавателем, ибо без комиссара, без его вопроса о снотворном, показания Шалю против сына Верну были бы намного более весомыми. Это интриговало следователя, ему было не по себе.
— Во-первых, — начал Мегрэ, неумело справляясь с сигарой, — вполне вероятно, что он и в самом деле заснул. Я всегда отношусь с недоверием к свидетельствам лиц, которые что-то слышали, лежа в кровати, и, возможно, причиной тому моя собственная супруга. Сколько раз она жаловалась, что не могла сомкнуть глаз до двух ночи. Но мне неоднократно случалось просыпаться во время этих так называемых часов бессонницы, и я лично убеждался в обратном.
Но Шабо не был убежден приведенным Мегрэ примером. Не вообразил ли он, чего доброго, что его друг просто хотел вытащить его из этой передряги?
— Во-вторых, — продолжал, ничуть не смущаясь, комиссар, — даже если убийцей окажется доктор, предпочтительнее его пока не арестовывать. Это не тот человек, из кого можно выбить показания путем изнурительных допросов, тем более с применением силы.
Следователь возмущенным жестом уже спешил отвергнуть последнее утверждение комиссара.
— На нынешнем этапе дознания нет даже намека на доказательство его вины. Задержав его, ты удовлетворишь часть населения города, которая будет стекаться под окна тюрьмы с криками: «Смерть ему!» А породив такого рода возбуждение, справиться с ним будет трудно.
— Ты действительно так думаешь?
— Да.
— Ты не утверждаешь это ради моего успокоения?
— Говорю так, ибо это истина. В делах такого рода общественное мнение всегда более или менее открыто само вдруг кого-то называет в качестве подозреваемого, и я часто ломал голову над тем, каким образом оно приходит к таким заключениям. Это какой-то таинственный феномен.
Если я правильно разбираюсь в сложившейся ситуации, то уже с первого дня люди указывают на клан Верну, не очень даже беспокоясь, идет ли речь об отце или сыне.
— Это верно.
— Сейчас гнев направлен в сторону сына.
— А если он и впрямь убийца?
— Перед уходом из Дворца правосудия я слышал, как ты распорядился проследить за ним.
— Он может уйти от наблюдения.
— Это был бы не очень осторожный шаг с его стороны, поскольку начни Ален слишком часто мелькать в городе, он рискует быть растерзанным. Если он виноват, то рано или поздно все равно сделает что-то такое, что позволит изобличить его.
— Допускаю, что ты прав. В сущности, я доволен, что ты рядом. Не скрою, вчера меня это несколько раздражало. Я твердил себе, что ты примешься наблюдать, сочтешь меня неумехой, а мои действия старомодными, несуразными и уж не знаю какими еще. Мы тут, в провинции, почти все страдаем комплексом неполноценности по отношению к тем, кто прибывает из Парижа. Тем более когда речь идет о таком человеке, как ты! Сердишься на меня?
— За что?
— За все те глупости, что я тебе тут наплел.
— Ты мне говорил о вещах, исполненных глубокого смысла. Мы ведь тоже в столице должны принимать в расчет конкретные ситуации и, работая с высокопоставленными лицами, надеваем перчатки.
Шабо сразу же почувствовал себя лучше:
— Сегодня после обеда я займусь опросом тех свидетелей, которых откопал для меня Шабирон. Большинство из них ничего не видели и не слышали, но я не хочу пренебрегать даже малейшим шансом.
— Будь полюбезнее с женой Шалю.
— Признайся, что эта публика вызывает у тебя симпатию.
— Безусловно!
— Так ты пойдешь со мной?
— Нет. Предпочитаю побродить по улицам, выпить пивка там-сям, почувствовать, чем дышит город.
— Кстати, я ведь так не вскрыл полученное письмо.
Не хотел делать это перед матушкой.
Он вытащил из кармана светло-розовый конверт, и Мегрэ тотчас же распознал почерк. Да, все верно, оба листка — тот, что держал сейчас в руках Шабо, и утреннее ему послание — брали из одной пачки.
«Пастарайтесь узнать, что дохтур делал у девки Сабати»
— Ты знаешь, кто это?
— Слыхом не слыхивал о такой фамилии.
— Припоминаю, ты говорил, что доктор Верну не бегает за юбками.
— Такая у него репутация. Ну, сейчас анонимки посыплются как из рога изобилия. Эту явно написала женщина.
— Как и вообще большинство анонимок! Тебя не затруднит позвонить в комиссариат?
— Насчет этой Сабати?
— Да.
— Прямо сейчас?
Мегрэ кивнул.
— Тогда пойдем в кабинет.
Шабо подошел к телефону и набрал номер комиссариата полиции.
— Это вы, Ферон? С вами говорит следователь. Вам что-нибудь известно о некоей Сабати?
Потянулись минуты ожидания. Ферон осведомлялся у полицейских, возможно, проверял какие-то списки. Когда он появился на линии снова, Шабо, слушая его, стал что-то помечать на своем бюваре.
— Нет. Вероятно, никакой связи. Как? Наверняка нет.
Пока ею не занимайтесь.
Произнося эту фразу, он вопросительно взглянул на Мегрэ, и тот энергично закивал.
— Буду у себя через полчаса. Да. Благодарю.
Он повесил трубку:
— Да, в Фонтэне-ле-Конт действительно обитает некая Луиза Сабати. Дочь итальянского каменщика, должно быть работающего в Нанте или его окрестностях. Какое-то время она была горничной в гостинице «Франция», затем официанткой в кафе «У почты». Но в течение последних нескольких месяцев ничем не занимается. Если недавно куда-нибудь не переехала, то проживает у поворота дороги на Ла-Рошель, в квартале казарм, в большом заброшенном доме вместе с еще шестью-семью семьями.
Мегрэ поднадоела сигара, он ткнул ее раскаленным концом в пепельницу, а сам принялся набивать трубку.
— Намерен навестить ее?
— Не исключено.
— Ты по-прежнему полагаешь, что доктор?.. — Он запнулся, нахмурил брови. — Слушай, а чем займемся сегодня вечером? Обычно в этот день недели я хожу к Верну сыграть партию-другую в бридж. Кажется, ты упомянул как-то, что Юбер Верну ждет нас вместе.
— И что?
— Думаю, а стоит ли, учитывая нынешнее состояние общественного мнения…
— Ты привык бывать у них каждую субботу?
— Да.
— Следовательно, стоит тебе не прийти к ним, как сразу же сделают вывод о том, что семейство находится под подозрением.
— Но если я разделю их компанию, то станут говорить…
— …Что ты им составляешь протекцию, и все. Так об этом уже суесловят. Так что чуть более или меньше…
— Ты намерен меня сопровождать?
— Само собой разумеется.
— Если хочешь… — Бедняга Шабо уже настолько обмяк, что полностью отдал инициативу Мегрэ. — Пора и во Дворец правосудия.
Дом они покинули вместе; небо было все такое же яркое, переходящее в голубизну, — таким оно отражается в луже воды. По-прежнему шквалистый ветер туго обтягивал платьями фигуры женщин и на перекрестках улиц иной раз срывал шляпу с головы какого-либо мужчины, и тот бежал вслед за ней, смешно дрыгаясь.
Они расстались, разойдясь в противоположные стороны.
— Когда увидимся?
— Я, может статься, загляну к тебе в кабинет. А если нет, то встретимся у тебя за ужином. В котором часу бридж у Верну?
— В восемь тридцать.
— Сразу же предупреждаю, что я играть в него не умею.
— Ничего, сойдет и так.
Мегрэ шагал по тротуару — трубка в зубах, руки в карманах пальто, голова наклонена вперед, чтобы не слетела шляпа; судя по шевелению занавесок на окнах, за ним все время наблюдали. Комиссар ни в чем не кривил душой во время последнего разговора с Шабо. Именно так он и понимал сложившуюся ситуацию. И тем не менее сегодня утром, когда вмешался в допрос Шалю, он повиновался какому-то внутреннему импульсу, а за ним стояло желание вытащить следователя из затруднительного положения, в которое тот попал.
Атмосфера в городе продолжала внушать тревогу. Напрасно люди делали вид, что занимаются, как обычно, своими повседневными делами — все равно во взглядах прохожих угадывался определенный страх, и они, казалось, непроизвольно ускоряли шаги, будто опасались, как бы откуда-нибудь вдруг не выскочил убийца. Мегрэ был стопроцентно убежден, что в другие дни хозяйки не группировались бы в кучки на порогах домов, тихо переговариваясь о чем-то, как они это делали сегодня.
Его провожали взглядами, и комиссару казалось, что он читает на их лицах молчаливый вопрос. Предпримет ли он что-нибудь эффективное? Или же незнакомец и впредь будет безнаказанно убивать людей?
Некоторые робко приветствовали его, словно бы желая сказать: «Мы знаем, кто вы. У вас репутация человека, который успешно завершал самые трудные расследования. И вы не позволите некоторым видным горожанам дать себя охмурить».
Он чуть было не заскочил в кафе «У почты» выпить пива. К сожалению, там уже оказалось не меньше дюжины посетителей, и все они повернулись в сторону Мегрэ, стоило тому приблизиться к двери, а у него не было никакого желания уже сейчас начинать отвечать на вопросы, которые ему непременно начнут задавать.
Стремясь попасть в квартал казарм, следовало пересечь Марсово поле — обширный пустырь, окаймленный недавно посаженными деревьями, которые зябко вздрагивали от порывов ветра.
Он пошел по той же улочке, что и доктор накануне вечером, той самой, на которой лишился жизни Гобийяр. Пройдя мимо одного из домов, он услышал громкие голоса, доносившиеся с третьего этажа. Здесь, вероятнее всего, и жил учитель Шалю. А сейчас к нему подтянулись дружки, дабы узнать новости, и они жарко о чем-то спорили.
Комиссар прошел по Марсову полю, обогнул казарму, повернул направо и стал рыскать взглядом в поисках большого запущенного дома, описанного ему Шабо.
Действительно, таковой имелся — на безлюдной улице, между двумя пустырями. Сейчас уже было трудно угадать, что в нем размещалось раньше — то ли склад, то ли мельница, если не маленькая фабрика?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
На десерт Роза принесла огромный поднос с профитролями, при этом в глазах пожилой женщины, наблюдавшей за комиссаром, появилось лукавое выражение.
Он сначала не понял причину этого, хотя и чувствовал, что от него чего-то ждут. Он не любил это кушанье и положил на тарелку всего один шарик.
— Полноте! Берите. Не стесняйтесь!..
Видя, что она разочарована, он добавил еще два.
— Не хватало, чтобы вы заявили, будто лишились аппетита! Помнится мне, как-то вечером вы их съели аж двенадцать. И каждый раз к вашему приезду я готовила профитроли, а вы клялись, что ничего подобного больше нигде не вкушали.
И это соответствовало действительности: Мегрэ их никогда и нигде больше в рот не брал.
Этот эпизод совсем не сохранился у него в памяти. Он вообще был удивлен, что когда-то проявил склонность к кондитерским изделиям. Должно быть, тогда давно он сказал это из вежливости.
Мегрэ пришлось сделать то, чего от него ожидали. Он выдавил из себя радостное восклицание, съел все, что было у него на тарелке, и положил еще.
— А куропатки с кремом! Помните? Жаль, что сейчас не сезон, а то бы…
После того как подали кофе, хозяйка деликатно удалилась, а Шабо по привычке поставил на стол коробку сигар и бутылку коньяка. Столовая изменилась ничуть не более, чем кабинет, и было нечто тревожно-томительное в том, что все с годами остались настолько тождественными самим себе, да в известной степени и в Шабо не было заметно столь уж значительных перемен.
Чтобы доставить другу удовольствие, Мегрэ взял сигару и вытянул ноги к камину. Он знал, что Шабо не терпелось поговорить на одну вполне определенную тему, знал, что тот не переставал размышлять над ней с тех пор, как они вышли из Дворца правосудия. Однако следователь долго созревал для этой беседы. Все же в конце концов не очень уверенным голосом он спросил:
— Ты считаешь, что я должен был распорядиться взять его под стражу?
— Кого?
— Алена.
— Не вижу для этого никакой причины.
— Тем не менее Шалю, делая заявление, выглядел вполне искренним.
— Несомненно.
— Так ты тоже думаешь, что он не лгал?
По существу, Шабо терзался вопросом, с какой стати Мегрэ вмешался в его разговор с преподавателем, ибо без комиссара, без его вопроса о снотворном, показания Шалю против сына Верну были бы намного более весомыми. Это интриговало следователя, ему было не по себе.
— Во-первых, — начал Мегрэ, неумело справляясь с сигарой, — вполне вероятно, что он и в самом деле заснул. Я всегда отношусь с недоверием к свидетельствам лиц, которые что-то слышали, лежа в кровати, и, возможно, причиной тому моя собственная супруга. Сколько раз она жаловалась, что не могла сомкнуть глаз до двух ночи. Но мне неоднократно случалось просыпаться во время этих так называемых часов бессонницы, и я лично убеждался в обратном.
Но Шабо не был убежден приведенным Мегрэ примером. Не вообразил ли он, чего доброго, что его друг просто хотел вытащить его из этой передряги?
— Во-вторых, — продолжал, ничуть не смущаясь, комиссар, — даже если убийцей окажется доктор, предпочтительнее его пока не арестовывать. Это не тот человек, из кого можно выбить показания путем изнурительных допросов, тем более с применением силы.
Следователь возмущенным жестом уже спешил отвергнуть последнее утверждение комиссара.
— На нынешнем этапе дознания нет даже намека на доказательство его вины. Задержав его, ты удовлетворишь часть населения города, которая будет стекаться под окна тюрьмы с криками: «Смерть ему!» А породив такого рода возбуждение, справиться с ним будет трудно.
— Ты действительно так думаешь?
— Да.
— Ты не утверждаешь это ради моего успокоения?
— Говорю так, ибо это истина. В делах такого рода общественное мнение всегда более или менее открыто само вдруг кого-то называет в качестве подозреваемого, и я часто ломал голову над тем, каким образом оно приходит к таким заключениям. Это какой-то таинственный феномен.
Если я правильно разбираюсь в сложившейся ситуации, то уже с первого дня люди указывают на клан Верну, не очень даже беспокоясь, идет ли речь об отце или сыне.
— Это верно.
— Сейчас гнев направлен в сторону сына.
— А если он и впрямь убийца?
— Перед уходом из Дворца правосудия я слышал, как ты распорядился проследить за ним.
— Он может уйти от наблюдения.
— Это был бы не очень осторожный шаг с его стороны, поскольку начни Ален слишком часто мелькать в городе, он рискует быть растерзанным. Если он виноват, то рано или поздно все равно сделает что-то такое, что позволит изобличить его.
— Допускаю, что ты прав. В сущности, я доволен, что ты рядом. Не скрою, вчера меня это несколько раздражало. Я твердил себе, что ты примешься наблюдать, сочтешь меня неумехой, а мои действия старомодными, несуразными и уж не знаю какими еще. Мы тут, в провинции, почти все страдаем комплексом неполноценности по отношению к тем, кто прибывает из Парижа. Тем более когда речь идет о таком человеке, как ты! Сердишься на меня?
— За что?
— За все те глупости, что я тебе тут наплел.
— Ты мне говорил о вещах, исполненных глубокого смысла. Мы ведь тоже в столице должны принимать в расчет конкретные ситуации и, работая с высокопоставленными лицами, надеваем перчатки.
Шабо сразу же почувствовал себя лучше:
— Сегодня после обеда я займусь опросом тех свидетелей, которых откопал для меня Шабирон. Большинство из них ничего не видели и не слышали, но я не хочу пренебрегать даже малейшим шансом.
— Будь полюбезнее с женой Шалю.
— Признайся, что эта публика вызывает у тебя симпатию.
— Безусловно!
— Так ты пойдешь со мной?
— Нет. Предпочитаю побродить по улицам, выпить пивка там-сям, почувствовать, чем дышит город.
— Кстати, я ведь так не вскрыл полученное письмо.
Не хотел делать это перед матушкой.
Он вытащил из кармана светло-розовый конверт, и Мегрэ тотчас же распознал почерк. Да, все верно, оба листка — тот, что держал сейчас в руках Шабо, и утреннее ему послание — брали из одной пачки.
«Пастарайтесь узнать, что дохтур делал у девки Сабати»
— Ты знаешь, кто это?
— Слыхом не слыхивал о такой фамилии.
— Припоминаю, ты говорил, что доктор Верну не бегает за юбками.
— Такая у него репутация. Ну, сейчас анонимки посыплются как из рога изобилия. Эту явно написала женщина.
— Как и вообще большинство анонимок! Тебя не затруднит позвонить в комиссариат?
— Насчет этой Сабати?
— Да.
— Прямо сейчас?
Мегрэ кивнул.
— Тогда пойдем в кабинет.
Шабо подошел к телефону и набрал номер комиссариата полиции.
— Это вы, Ферон? С вами говорит следователь. Вам что-нибудь известно о некоей Сабати?
Потянулись минуты ожидания. Ферон осведомлялся у полицейских, возможно, проверял какие-то списки. Когда он появился на линии снова, Шабо, слушая его, стал что-то помечать на своем бюваре.
— Нет. Вероятно, никакой связи. Как? Наверняка нет.
Пока ею не занимайтесь.
Произнося эту фразу, он вопросительно взглянул на Мегрэ, и тот энергично закивал.
— Буду у себя через полчаса. Да. Благодарю.
Он повесил трубку:
— Да, в Фонтэне-ле-Конт действительно обитает некая Луиза Сабати. Дочь итальянского каменщика, должно быть работающего в Нанте или его окрестностях. Какое-то время она была горничной в гостинице «Франция», затем официанткой в кафе «У почты». Но в течение последних нескольких месяцев ничем не занимается. Если недавно куда-нибудь не переехала, то проживает у поворота дороги на Ла-Рошель, в квартале казарм, в большом заброшенном доме вместе с еще шестью-семью семьями.
Мегрэ поднадоела сигара, он ткнул ее раскаленным концом в пепельницу, а сам принялся набивать трубку.
— Намерен навестить ее?
— Не исключено.
— Ты по-прежнему полагаешь, что доктор?.. — Он запнулся, нахмурил брови. — Слушай, а чем займемся сегодня вечером? Обычно в этот день недели я хожу к Верну сыграть партию-другую в бридж. Кажется, ты упомянул как-то, что Юбер Верну ждет нас вместе.
— И что?
— Думаю, а стоит ли, учитывая нынешнее состояние общественного мнения…
— Ты привык бывать у них каждую субботу?
— Да.
— Следовательно, стоит тебе не прийти к ним, как сразу же сделают вывод о том, что семейство находится под подозрением.
— Но если я разделю их компанию, то станут говорить…
— …Что ты им составляешь протекцию, и все. Так об этом уже суесловят. Так что чуть более или меньше…
— Ты намерен меня сопровождать?
— Само собой разумеется.
— Если хочешь… — Бедняга Шабо уже настолько обмяк, что полностью отдал инициативу Мегрэ. — Пора и во Дворец правосудия.
Дом они покинули вместе; небо было все такое же яркое, переходящее в голубизну, — таким оно отражается в луже воды. По-прежнему шквалистый ветер туго обтягивал платьями фигуры женщин и на перекрестках улиц иной раз срывал шляпу с головы какого-либо мужчины, и тот бежал вслед за ней, смешно дрыгаясь.
Они расстались, разойдясь в противоположные стороны.
— Когда увидимся?
— Я, может статься, загляну к тебе в кабинет. А если нет, то встретимся у тебя за ужином. В котором часу бридж у Верну?
— В восемь тридцать.
— Сразу же предупреждаю, что я играть в него не умею.
— Ничего, сойдет и так.
Мегрэ шагал по тротуару — трубка в зубах, руки в карманах пальто, голова наклонена вперед, чтобы не слетела шляпа; судя по шевелению занавесок на окнах, за ним все время наблюдали. Комиссар ни в чем не кривил душой во время последнего разговора с Шабо. Именно так он и понимал сложившуюся ситуацию. И тем не менее сегодня утром, когда вмешался в допрос Шалю, он повиновался какому-то внутреннему импульсу, а за ним стояло желание вытащить следователя из затруднительного положения, в которое тот попал.
Атмосфера в городе продолжала внушать тревогу. Напрасно люди делали вид, что занимаются, как обычно, своими повседневными делами — все равно во взглядах прохожих угадывался определенный страх, и они, казалось, непроизвольно ускоряли шаги, будто опасались, как бы откуда-нибудь вдруг не выскочил убийца. Мегрэ был стопроцентно убежден, что в другие дни хозяйки не группировались бы в кучки на порогах домов, тихо переговариваясь о чем-то, как они это делали сегодня.
Его провожали взглядами, и комиссару казалось, что он читает на их лицах молчаливый вопрос. Предпримет ли он что-нибудь эффективное? Или же незнакомец и впредь будет безнаказанно убивать людей?
Некоторые робко приветствовали его, словно бы желая сказать: «Мы знаем, кто вы. У вас репутация человека, который успешно завершал самые трудные расследования. И вы не позволите некоторым видным горожанам дать себя охмурить».
Он чуть было не заскочил в кафе «У почты» выпить пива. К сожалению, там уже оказалось не меньше дюжины посетителей, и все они повернулись в сторону Мегрэ, стоило тому приблизиться к двери, а у него не было никакого желания уже сейчас начинать отвечать на вопросы, которые ему непременно начнут задавать.
Стремясь попасть в квартал казарм, следовало пересечь Марсово поле — обширный пустырь, окаймленный недавно посаженными деревьями, которые зябко вздрагивали от порывов ветра.
Он пошел по той же улочке, что и доктор накануне вечером, той самой, на которой лишился жизни Гобийяр. Пройдя мимо одного из домов, он услышал громкие голоса, доносившиеся с третьего этажа. Здесь, вероятнее всего, и жил учитель Шалю. А сейчас к нему подтянулись дружки, дабы узнать новости, и они жарко о чем-то спорили.
Комиссар прошел по Марсову полю, обогнул казарму, повернул направо и стал рыскать взглядом в поисках большого запущенного дома, описанного ему Шабо.
Действительно, таковой имелся — на безлюдной улице, между двумя пустырями. Сейчас уже было трудно угадать, что в нем размещалось раньше — то ли склад, то ли мельница, если не маленькая фабрика?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21