Истину знает только убийца. А убийца истине не помощник, он ее скрывает. Страшнее дьявола он суетится здесь, между нами. Изображает удивление, сочувствие. Сплел паутину, заманил нас в нее и наслаждается, наблюдая за нашими тщетными усилиями выбраться из пут догадок и предположений.
Если честно, то я уже не строил предположений. Что касается убийства Ромео, у меня были кое-какие догадки относительно личности убийцы, хотя, скорее всего, и ошибочные. Теперь, после гибели Юлианы, течение моих мыслей нарушилось. Я никак не мог проследить связь между этими преступлениями. Разве что символичность имен: Ромео и Юлия! Еще утром они не знали друг друга. И вот их жизненные пути пересеклись и оборвались здесь, в мотеле, близ Невской, на пути из Белграда в Загреб. Два таких разных жизненных пути. Ромео прошел войну, был в армии Муссолини, потом сражался вместе с нашими партизанами, храбрый воин, весельчак и покоритель женских сердец. За рулем своего грузовика он проделывал длинный путь от Неаполя до Стамбула — через Рим и Триест, Загреб и Белград, Афины — и назад. И вот в одной из точек этого маршрута, в мотеле близ Новской, после драки с человеком, у которого он отбил жену, его жизнь оборвалась. А Юлиана? Что она видела в жизни? Сны о новых, выстроенных ею городах, некое предчувствие счастья, учеба, любовь и вынужденный отказ от материнства... Случайная встреча на шоссе и смерть в мотеле! Тоже случайная — или нет? Вполне естественно, что у
меня возник такой вопрос, поскольку мне никак не удавалось связать между собой эти убийства: не хватало мотива, который объяснил бы оба преступления...
Что их объединяло? Шелковый шарф! И Ромео, и Юлиана задушены шарфами, которые несчастный шофер, наверное, купил на каком-то из многолюдных стамбульских базаров.
Шарф — это смертельная петля, в которую сунули голову жертвы, подумал я и вдруг вспомнил, что Ромео подарил три шарфа: Юлиане, Чедне и Розмари. Три совершенно одинаковых шарфа — серийное производство! Ромео задушен шарфом. Юлиана задушена шарфом! А Чедна? А Розмари? Неужели и им грозит та же участь?
Мои размышления нарушил официант:
— Не хотите ли чего-нибудь выпить?
Помню, я тогда потер лоб и вперил взгляд в его лицо. Будто откуда-то издалека до меня донесся голос:
— Ну и заваруха! Приехала специальная группа из Загреба!
Я снова потер лоб и заказал минеральной воды. В тот момент я решил, что не выпью ни капли алкоголя, пока не прояснится эта ужасная история. На трезвую голову всегда лучше думается. Я полагал, что совместными усилиями с Чедной мне удастся найти в густых зарослях тропинку, которая выведет меня на солнечную поляну, иначе говоря, мне удастся разгадать тайну убийств.
Мы с Чедной сидели за одним столиком. После того как в номере немецкого промышленника была обнаружена задушенная Юлиана и когда мы немного оправились от потрясения, нас вновь собрали в гостиной. Обращенный ко мне вопрос официанта вывел меня из задумчивости и заставил вернуться к действительности. Оглядевшись вокруг, я увидел, что мы расположились, словно соблюдая некое неписаное правило игры, так, как нас расставила сама жизнь.
Мы сидели с Чедной, за другим столом — Штраус со своей дочерью, за третьим — Степан Прпич, за четвертым— Нино Веселица. Тем временем эксперты, вероятно, пытались установить, когда наступила смерть Юлианы Катич.
Признаюсь честно, я чувствовал себя как подозреваемый, который должен доказать свое алиби. И еще — в тот момент я был уверен в невиновности лишь одного человека — себя самого!
Я старался вспомнить, кто последним видел Юлиану. Когда Штраус любезно предложил девушке отдохнуть в его номере, ее проводили наверх Чедна и сам немец.
Розмари отправилась в комнату переодеться после того, как обнаружила мертвого Ромео; тогда она сняла златиборский джемпер. Его надела Юлиана: она жаловалась, что мерзнет, очевидно, ее знобило.
Нино Веселица поднимался наверх, чтобы напомнить Юлиане про лекарство. Нино? Дверь была заперта. Юлиана откликнулась, но в комнату его не впустила.
Значит, Розмари последняя, кто разговаривал с Юлианой. А что, если Юлиана все-таки впустила Нино?
У меня голова пошла кругом. На этот раз из задумчивости меня вывела Чедна:
— Двойное виски!
Ого! Я — минеральную воду, Чедна—виски! Когда официант отошел, она обратилась ко мне с предложением:
— Давай объединим наши усилия! Идет?
— Я чувствую себя как в мышеловке. Кто-то за кем-то охотится, а кто кого поймает, неизвестно.
— Я буду ловить Штраусов, а ты — Прпича и Весели-цу. Договорились?
— Я — отца с дочерью, а ты —вероятных убийц! —не согласился я.
Чедна усмехнулась:
— Убийцей можешь быть ты, хоть ты и исключил нас из списка подозреваемых.
— Тебя — нет,— мягко возразил я.— Если у тебя найдется мотив, ты остаешься в игре...
— Мотив есть и у тебя: когда-то вместо ягненка Ромео подсунул тебе старого кота! — И она многозначительно усмехнулась.
Я ценю чувство юмора, особенно в критических ситуациях, и еще — веские доводы.
— Соглашайся,— настаивала Чедна.— Ты уже нашел общий язык с Прпичем и Веселицей, а я даже не раскрыла тайну двуспальной кровати в номере Штраусов.
Я вздрогнул. Двуспальная кровать? Ну да! Как это я не додумался, а ведь видел своими глазами!
Юлиану задушили шелковым шарфом, когда она отдыхала на единственной кровати в номере. Этот номер с этой кроватью взял для себя и своей дочери Штраус.
Отец и дочь в общей постели? Шестидесятилетний отец и семнадцатилетняя дочь — под одним одеялом? И под этим одеялом нашла смерть Юлиана! Я всегда преклонялся перед особенностью женщин чувствовать всем своим существом. Вот Чедна: ее незримые антенны улавливали таинственные сигналы, которые
каким-то образом помогали разуму безошибочно приблизиться к истине.
— Ты до чего-нибудь докопалась? — спросил я подозрительно.
Она посмотрела на меня с таинственным видом.
— Вот выпью двойное виски, и в голове прояснится! А пока только домыслы. Штраусы постоянно ссорятся, у них — конфликт поколений. Оба пышут здоровьем, энергичны, как истые германцы. Самодовольны, я бы сказала, исполнены желания завоевать все окружающее пространство и...— Ока замолчала.— Не знаю,— после краткого раздумья продолжила Чедна,— или я заблуждаюсь, или на правильном пути. Если на правильном — тогда я близка к истине, хотя не верю, что кто-то из них...-—она подыскивала слова,— виновник преступления.
— Ты думаешь, они состоят в кровосмесительной связи? — произнес я осторожно.
— Вроде того,— подтвердила Чедна.
— Какая испорченность! — вырвалось у меня.— Как тебе могло прийти в голову такое?
— Но и тебе «такое» пришло в голову! — заметила Чедна.— Может, и ты, когда доживешь до шестидесяти, захочешь ощутить рядом под одеялом тепло молодого тела!
— У тебя есть доказательства?
— Нет, но я рассуждаю с позиции женщины, которая своим телом хочет обеспечить себе красивую жизнь!
— Неужели тебя не потрясла смерть Ромео и Юлианы?!— спросил я, изумленный ходом ее мысли.
— Тут ничего не поделаешь,— ответила Чедна.— Смерть — вне нашего понимания. Никто нам не вернет умерших. Лишь одно известно наверняка: когда-нибудь мы присоединимся к ним, и тогда, если дух живет и вне тела, они расскажут, кто повинен в их гибели.
— Красиво!
— Истина куда неприглядней,— парировала Чедна.
— И недоступней,— добавил я.—Ты не думаешь, что убийца кто-то из Штраусов?
— А ты? — ответила Чедна вопросом на вопрос.— Ты не думаешь, что кто-нибудь из двоих...— она взглядом указала на Прпича и Веселицу,— что убийца один из них?
— Не знаю! — проговорил я и сам удивился искренности, с какой высказал свое сомнение.— Не знаю! — повторил я.— Уверен я только в себе.
— Ну, значит, нас двое,— усмехнулась Чедна.— Добавь и Джордже. Не думаю, что он стал бы мстить Ромео из-за кошачьего жаркого. Круг сужается. Объединим наши усилия!
— За границами этого круга простирается весь мир! — высказал я мысль, выразившую мою беспомощность.
Наш бесплодный разговор прервал официант— единственный маяк в этом бушующем море страстей и догадок. Он принес двойное виски для Чедны и бутылку минеральной — для меня.
— Пора ужинать,— напомнил он, улыбаясь, как человек, прекрасно изучивший привычки своих клиентов.— Рекомендую блюда славонской кухни...
— Спасибо, позднее,—поблагодарил я.— Впереди у нас долгая ночь.
Я смотрел, что он ставит на другие столики, и таким образом узнал, что Прпич заказал бутылку темного пива, Нино — кока-колу, а семья Штраус — бутылку виски. Надо признать, что Штраусы вели себя как настоящие готы, предопределение которых — править миром. Они знали, что такое доброе вино и хорошая закуска.
Чедна отпила глоток виски, облизнула губы и, держа стакан на уровне глаз, с печальным видом засмотрелась на золотистую жидкость.
— Если б я была ясновидящей... Чао, приятель! Я присоединяюсь к семейству...— И Чедна перебралась за стол, где поглощали виски папаша и доченька Штраус.
А что делать мне?Пребывать в одиночестве или составить компанию Прпичу и Веселице?
Я недолго размышлял, к кому подсесть, поскольку сразу вспомнилась история о Буридановом осле, и выбрал Прпича.
Вначале он будто и не заметил моего появления. Подняв стакан с пивом, он, подобно Чедне, задумчиво уставился на переливающуюся через край пену.
Наконец взглянув на меня, он пригубил пива, пробормотал: «Да, да!» — и вновь погрузился в молчание.
Увидев, что я пью минеральную воду, Прпич поддразнил меня:
— Что, трезвеем?
Я хо л было рассмеяться, но у меня вдрзг пересохло в горле!
Если я и заподозрил Прпича в убийстве Ромео, то после гибели Юлианы подозрение рассеялось. У Прпича были причины желать смерти Ромео, но зачем стал бы он убивать незнакомую девушку? И сама собой возникла мысль: у преступника были основания для убийства и
Ромео, и Юлианы. «Найди мотив — найдешь и убийцу!» — решил я.
Степан Прпич стряхнул оцепенение, отпил еще глоток и негромко, словно про себя, спросил:
— Кому понадобилось убивать Юлиану?
Я ожидал, что он продолжит свои размышления вслух, но он умолк, застыв в неподвижности. Однако я был уверен, что за внешней апатией крылась лихорадочная работа мозга. Следующие несколько минут показались мне вечностью. За соседним столом, напоминая восковую фигуру, сидел Веселица. Пожелтевшее лицо, окаменевшая поза говорили о том, что он заблудился мыслями где-то далеко, откуда не желал возвращаться.
Я услышал шепот Прпича. И снова он обращался скорее к себе, чем ко мне:
— Странно все-таки! Надо, чтоб все произошло именно в день годовщины моей свадьбы!
— Что? Годовщина вашей свадьбы? — Я насторожился.
— Сегодня ровно пять лет, как мы с Катицей обвенчались. Я пригласил ее поужинать, и она вот-вот должна прийти.— Он усмехнулся:—Потому я и надел новые ботинки, не из-за футбола же. Под комбинезоном у меня выходной костюм... Я и букет роз купил, и подарок — три метра шелка на летнее платье... Черт знает, кому все это понадобилось!
Интересно, что еще мне придется услышать?!
— Вы знали, что сегодня проедет Ромео?
— Черта с два! Если б знал, отпросился бы с работы и поехал с Катицей в город... Вот беда! Что-то она скажет, когда приедет? Ее ко мне не пустят!
— Почему?
— Ну, я же арестован, все мы арестованы, и чтобы ни о чем с ней не могли договориться...
— Мы все арестованы? — переспросил я, не очень в это веря.
— Все! Пока не докажем, что невиновны.
— Но кто-то из нас...
— Кто-то свою невиновность доказать не сможет. А мне труднее всех. Когда Сенечич спросил, не я ли убил Ромео, я ответил: «Нет, хотя у нас с ним были свои счеты!» И Юлиану не убивал. Я ее и не знал, у меня не было причин убивать ее. Но у кого-то были. Шею бы свернул тому...
— Вы все сказали Секечичу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16