Я поинтересовался:
– Как вам удалось добыть всю эту информацию?
– Дядя Брендан хорошо меня обучил. Он любил повторять: «Главное не то, что ты знаешь, а то, что ты в курсе, где добыть информацию».
Я заметил:
– Он бы наверняка вами гордился.
Ридж вздрогнула и словно сморщилась, но быстро взяла себя в руки и обрела прежнюю суровость. Сказала:
– Я так на него сердита.
Я кивнул, и она выпалила:
– И на вас тоже.
– На меня?
– Вы же были друзьями, так?
– Гм… да.
– Почему вы за ним не проследили?
– Я не обратил внимания…
Она встала и почти закричала:
– А когда вы обращаете внимание? Когда заказываете двойное виски, вы тогда обращаете внимание? Какой же вы друг после этого?
Когда она ушла, я вспомнил, как Бабе Симпсон однажды сказала:
– Почти все алкоголики – очаровательные люди. Они вынуждены быть очаровательными, потому что они постоянно ищут новых друзей. Старых они используют на всю катушку.
Она была редактором «Вог» и «Харперз базар».
Ее приговор обжег мне душу. Не думаю, что она этого добивалась. Скорее всего, это она сказала, понимая, что ничего тут не поделаешь.
Не знаю, сколько я просидел, уставившись в свой стакан. Все горе, которое я причинил другим и пережил сам, рвало на части мою душу. Даже в самые благоприятные дни я себе не нравился. Но в этот момент я себя ненавидел. Я понял, как Брендан смог надеть петлю на шею, встать на кухонный стол и оттолкнуться.
Женщина средних лет протирала столики. Я краем глаза заметил у нее на груди значок На нем была одна из этих дурацких улыбающихся рожиц и надпись: «Не парься, будь счастлив».
Я с удовольствием сорвал бы значок и заставил бы ее проглотить его.
Женщина указала на бутылку колы:
– Можно убрать?
– Да, конечно.
Она помедлила, и я понял, что она меня изучает.
– Не унывайте, – сказала женщина, – может быть, ничего и не случится.
– Уже случилось.
Это заставило ее замолчать, но не надолго. Она заметила:
– Никогда не знаешь, что за ближайшим поворотом.
Я поднял голову, уставился на нее, вложив в этот взгляд все, что в тот момент чувствовал, и проговорил:
– Если то, что там, хотя бы немного похоже на мое прошлое, даже самую малость, похоже, тогда я в глубокой жопе.
Женщину как ветром сдуло.
Похороны Билла Касселла были самыми унылыми из всех, на которых мне доводилось присутствовать. Видит Бог, я уже перекрыл свою квоту похорон. От самых богатых, жалостливых до просто печальных. Но по безысходности эти похороны нельзя было сравнить ни с чем.
Поганый день, непрерывный дождь, промочивший вас до костей. Никакими плащами от него не спастись. Вода текла по шее, спине, по ногам, попадая в ботинки. Безжалостный дождь плюс пронизывающий холод – и вы понимаете истинное значение слова «гнусный». Всего четыре человека у могилы. Священник, святой отец Малачи, пытавшийся закурить сигарету. Безуспешно. Могильщик и маленькая, худенькая женщина. Я был четвертым. Малачи в темпе завершил церемонию. Я помог могильщику опустить гроб. Могильщик буквально стонал от натуги. Я спросил:
– Разве вас не должно быть двое?
– Напарник не стал выходить в такую погоду.
Мы справились скверно. Веревка врезалась мне в руки, и я сломал два ногтя. Когда мы закончили, к могиле подошла женщина и бросила на гроб единственную белую розу. Я подошел к ней.
– Мэгги?
– ?
– Вы сестра Билла?
Женщина отшатнулась от меня, как будто я собирался ее ударить. У нее был вид побитой собаки. Всей своей позой она напоминала жертву. Даже в глазах затаилось ожидание грядущего наказания. Я постарался принять самый мирный вид. Не слишком простая задача, если ты упакован в шинель, промок насквозь и стоишь в двух шагах от могилы. Женщина ответила:
– Да.
Как будто признавала себя виновной.
Я протянул руку и представился:
– Джек Тейлор.
Она медленно взяла мою руку и спросила:
– Вы были другом Билла?
У нее были огромные глаза, как блюдца; ничто плохое никогда ее не касалось. Мне не хотелось откровенно лгать этому человеку, поэтому я сказал:
– Мы вместе учились в школе.
– Билл не любил школу.
– Я тоже.
Казалось, ей стало легче, и она сказала:
– Очень мило с вашей стороны прийти в такой ужасный день.
Я не мог сказать ей правду. Малачи тронул меня за плечо и попросил:
– Можно тебя на одно слово?
– Одно слово?
Я посмотрел на Мэгги:
– Извините меня, я сейчас вернусь.
Повернулся к нему и рявкнул:
– Что надо?
Малачи отшатнулся. Господи, что это с ними со всеми? Наверное, от меня исходили такие токи, которые могли убить. Он проговорил:
– Я удивился, увидев тебя здесь.
– Как будто это твое дело.
Малачи сделал бесполезную попытку стереть влагу с лица. Даже его стоячий воротничок был мокрым насквозь. Он сказал:
– У твоей матери случился инсульт.
– Да?
– Господи, неужели это все, что ты можешь сказать?
– Где она?
– Теперь уже дома. Ты ее навестишь?
– Подумаю.
– У тебя сердце Сатаны.
– Благодарю.
Я снова повернулся к Мэгги. Она с тоской смотрела на могилу. Я хотел взять ее за руку, но подумал, что она вздрогнет. Предложил:
– Мэгги, хотите, я поймаю вам такси?
– Нет, нет, у меня есть машина.
Заметив мое изумление, она объяснила:
– Билл мне ее купил. Заставил меня учиться водить. Мне это трудно давалось, я бы бросила, но вы ведь знаете Билла. Он был не из тех, кому можно возражать.
Я кивнул. Вот под этим я и сам бы мог подписаться.
Мэгги посмотрела на меня:
– Я не знаю, что надо делать после этого.
– После этого?
– Ну, вы знаете, люди снимают рестораны и устраивают поминки, но…
Ее огорчение из-за отсутствия людей можно было почувствовать на ощупь, поэтому я не удержался:
– Почему бы нам не пойти и не выпить за упокой его души?
Ужасно было видеть, как Мэгги ухватилась за эту спасительную фразу. Она почти воскликнула:
– А вы не пойдете… это было бы чудесно… Я заплачу… Мы сможем поговорить о Билле… и…
Сердце мое упало.
Ее машина, «тойота», стояла прямо у ворот. Она села за руль. Вид у нее был совершенно растерянный. Но прежде чем я успел заговорить, она взяла себя в руки, с третьей попытки машина завелась, и мы выехали на дорогу. Мэгги виновато улыбнулась:
– Плохо у меня получается.
– Не беспокойтесь.
Я решил, что нам обоим хватит. Мы ехали со скоростью улитки. Другие водители поливали нас руганью. Я предложил:
– Может быть, стоит включить третью скорость?
– Ох…
Когда мы проезжали паб «У Тонера», я попросил:
– Остановитесь здесь.
Нашу попытку припарковаться сопровождал визг шин. Наконец мы встали за фургоном.
Мэгги спросила:
– Машина тут будет в безопасности?
По крайней мере, до того момента, как появится водитель фургона. Я произнес:
– Конечно.
28
Когда все закрылось,
Я почувствовал, что закрылся и я сам.
И как
Мне вернуть себя обратно?
К.Б.
Паб размещался на большой террасе с задней стороны здания. Несмотря на мерзкую погоду, там было светло и приятно. Бармен кивнул нам:
– Сейчас подойду.
Мы сели, и Мэгги сказала:
– Я вас угощаю.
Мне пришло в голову, что ей очень редко приходится произносить эту фразу. Когда подошел бармен, она попросила:
– Мне маленькую рюмку шерри.
Я заказал виски.
Ожидая заказ, мы сидели молча. Казалось, Мэгги это не мешало – наверное, она к такому привыкла. Когда принесли выпивку, я поднял рюмку:
– За… Билла.
Тут она начала плакать.
Негромкие такие рыдания. Хуже того, ее тело так сотрясалось, что было больно смотреть. Слезы катились по щекам и капали в рюмку. Я смотрел в окно на дождь.
Я вспоминал строчки из Мертона, которые были созвучны моему душевному состоянию.
Я не открывал глаз, больше из равнодушия, чем по какой-то другой причине. Но все равно не было смысла их открывать, чтобы посмотреть на гостя, посмотреть на смерть. Смерть – это кто-то, кого ты видишь очень ясно глазами, глядящими из середины твоего сердца; глазами, которые не реагируют на свет, но реагируют на озноб, гнездящийся в самом центре твоего сердца.
Мэгги вытерла глаза и проговорила:
– Здесь очень мило.
– Очень.
– Я редко где-нибудь бываю.
Я поискал подходящее клише для ответа, не нашел и спросил:
– Билл говорил с вами о Рите Монро?
Вздрогнув, Мэгги ответила:
– Он был одержим ею.
– Почему?
Она отпила глоток шерри и начала:
– Билл обожал нашу маму. Но она не была… ну, я думаю, она была очень… хрупкой…
Мэгги нервно рассмеялась и продолжила:
– Полагаю, она передала мне это. Так или иначе, но мама постоянно болела и часто… наносила себе вред. Тогда ее отправляли в больницу. Надолго. Билл не мог этого понять. Он впадал в ярость, винил отца, винил меня. Он ужасно радовался, когда мама возвращалась домой. В те периоды, когда она себя хорошо чувствовала, Билл становился совсем другим. Радостным. После смерти мамы отец посадил нас и рассказал о ее пребывании в монастыре Святой Магдалины, объяснил, что она так и не оправилась. Рассказал о том, что эта женщина, Рита Монро, выбрала ее мишенью для своих издевательств.
Как только Билл об этом узнал, он стал просто одержимым…
Мэгги посмотрела на меня:
– Вы знаете, что такое ненависть, мистер Тейлор?
– Пожалуйста, зовите меня Джеком. Да, я знаю, что это такое.
Она впилась в меня взглядом, и я разглядел в ее глазах силу. Она сказала:
– Да, я думаю, что вы знаете. Ненависть стала единственным смыслом в жизни Билла. Странно, но он никогда не был таким живым, как в те моменты, когда мог питать эту ненависть. Как будто к нему подключали электрический ток. Он никогда не уставал планировать отмщение. Знаете, чего он больше всего боялся?
Я не мог себе представить и ответил:
– Нет.
– Что она умерла.
– Вот как.
– Он хотел, чтобы она страдала, как и наша мать.
Я подумал, не рассказать ли Мэгги все, что я знал. Я не успел решить, как она проговорила:
– Надеюсь, что он ее не нашел.
– Разве бы вы не хотели, чтобы Рита Монро заплатила за все мучения, что она причинила вашей матери?
Мэгги покачала головой:
– Она была таким… дьявольским отродьем… так нам рассказывали… Жизнь сама с ней разберется.
Я допил виски и сказал:
– Не уверен, что я с вами согласен.
– Мистер Тейлор… Джек, мой брат разрушил свою жизнь ненавистью, и ее зловещая тень упала и на меня. Если бы он нашел эту женщину, ничего бы не изменилось. Он лишь стал бы таким же, как она.
Я спросил Мэгги, не хочет ли она еще выпить или что-нибудь съесть, но она отказалась. Сказала:
– Я посижу здесь немного. Здесь так спокойно.
Я встал. Мокрая одежда прилипла к телу. Спросил:
– Что вы теперь будете делать, когда Билл умер?
– Буду ухаживать за его могилой.
– Если вам что-нибудь понадобится, вы всегда сможете найти меня в гостинице «Бейли».
– Спасибо, Джек. Биллу повезло, что у него такой друг.
Дойдя до дверей паба, я оглянулся. Мэгги смотрела на дождь. Может быть, то была игра света, но мне Мэгги показалась умиротворенной. Я знал, что никогда больше ее не увижу. Открыл дверь и наклонил голову, чтобы хоть как-то защититься от дождя.
Я сидел у себя в комнате, уже в сухой одежде, и листал книгу Халила Гибрана «Невесты духа».
После встречи с сестрой Билла мне хотелось побыть в тишине, почитать и подумать. Не знаю, что заставило меня взять именно эту книгу. Вот на какой отрывок я наткнулся:
Горе этому поколению, потому что при нем слова Книги были перевернуты, дети ели незрелый виноград, а отцы скрежетали зубами. Иди, набожная женщина, и молись за своего безумного сына, проси, чтобы Небеса помогли ему и вернули ему разум.
Моя мать пришла бы от этих слов в восторг. Я вспомнил, что святой отец Малачи сообщил мне, будто у нее был инсульт. Меньше всего мне хотелось идти к матери. Я долго ворочался в постели, наконец встал, подошел к окну. Дождь кончился. Я встряхнул свою шинель, надел ее и решил с этим покончить. Прошел по Фостер-стрит и остановился у монастыря Святой Магдалины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26