– Мне рассказывали о тебе много хорошего, – сказал дон Лу, оглядывая комнату.
– А это, должно быть, знаменитый Пиппино Олеандр, – высказал догадку Соннино. – Я не ошибаюсь?
Пиппино молча смерил его взглядом – так, будто в кармане у него уже лежал подписанный смертный приговор.
– Именно такой, как мне его описывали. Знаете, дон Лу, когда я был молодым и красивым, как на этих фотографиях, мне из Уччиардоне прислали в подарок четырехмесячного щенка питбуля. И первое, что он сделал, – показал характер Марии Аннунциате Кончептион Марлетте, той еще штучке из Калашибетты, которая вздумала прогуляться от Сан-Берилло до казино по набережной, виляя своей роскошной задницей. Тридцать восемь укусов на одной ноге! Вы не поверите, но знаете, как звали того щенка? Его звали Пиппино, потому что тот, кто известен как Олеандр у вас в Америке, знаменит и у нас в Катании.
Выражение лица Пиппино ничуть не изменилось.
– А это, – продолжал Соннино, указывая на Лу, – наверняка ваш достойный внук. Я слышал о нем много интересного, и для меня большая честь, что голливудский продюсер соизволил посетить мой офис. Но мне кажется очень странным, что – если верить слухам – такой человек, как Лу Шортино Младший, делает грязную работу для Сала Скали.
– Мы здесь как раз поэтому, – ответил дон Лу.
– Понимаю, дон Лу, понимаю. А я здесь, чтобы служить вам. Даже если мне самому еще не все ясно. Нашей организации грозит раскол, и сейчас все у нас ломают голову, чтобы понять, что к чему. Кто останется с доном Виртуде, кто отколется и даст себя перекупить за гроши? Но пока раскола не произошло, по-другому говоря, пока они не сотворили какой-нибудь особенной пакости, мы должны выжидать. У нас большая организация, и мы не можем полностью отмахнуться от мнения большинства. А эти ребята – мастера передергивать карты. Сегодня не то, что раньше, когда белое было белым, а черное черным. Но мы, те, кто на стороне Виртуде, не можем опуститься до их уровня. Мы – новое поколение, поколение Интернета, а их все это бесит, да так, что от бешенства крышу сносит. Они не хотят ничего менять, а нас это не устраивает. Взять хотя бы меня – я не ленюсь размышлять о таких вещах, как детерминизм, релятивизм, социальные теории и даже числа – целые, простые и так далее, потому что мы, те, кто за Виртуде, способны даже математику поставить себе на службу. Вы слышали про Гоббса? Был такой философ, он говорил: homo homini lupus, в общем, мы перережем глотки всем, с кем не сумеем договориться!.. Видите ли, дон Лу, я привык, прежде чем что-либо предпринять, думать. И я анализирую все, что делают Сал Скали и этот гребаный Джорджино Фаваротта. Уверен, что и они анализируют мои действия. Я могу убить их, но и они могут убить меня. Однако существует общественный договор: я не мешаю жить тебе, а ты не мешаешь жить мне. А они зарвались. Я не знаю, как долго еще продлится это долбаное общественное соглашение, да и откуда мне знать? Но вот сейчас у меня здесь, в моем кабинете, присутствует дон Лу собственной персоной, а я точно знаю, что Сал Скали хочет подставить вашего внука и завершить раскол. Я очень встревожен. Очень встревожен, дон Лу…
Соннино воздел очи к потолку и шумно вздохнул.
– Говорить буду я, а ты помалкивай, – приказал Туччо, и только тут заметил, что Нунцио Алиотро, к которому он обращался, рядом с ним нет. – Твою мать, ты куда девался?
Нунцио Алиотро стоял и разинув рот пялился на «ягуар», припаркованный перед самой лестницей Палаццо Финанце на площади Театро-Массимо.
– Надо же быть таким идиотом! – бурчал Туччо, подходя к Нунцио. – Какого хрена?
– Чего?
– Ты шевелиться будешь?
– Чего?
Туччо посмотрел на отражение Нунцио в окне «ягуара». С лицом, искаженным автомобильным стеклом, Нунцио Алиотро выглядел еще большим идиотом, чем был на самом деле.
С подносом, уставленным чашками с кофе, вошел Франческо. С любопытством глядя на американцев, он поставил поднос на стол.
– Сахар? – предложил он.
– Оставь, Франческо. Я сам позабочусь о гостях.
Франческо изобразил поклон в сторону Соннино и американцев и, не оборачиваясь, вышел.
– Что-то должно случиться, дон Лу, – сказал Соннино, – вы уж поверьте моей интуиции. А пока угощайтесь кофе.
На лестнице Туччо обернулся, чтобы посмотреть на Нунцио. Тот застыл на месте, разглядывая ступени.
– Ты что делаешь? – рыкнул на него Туччо.
– А? Поднимаюсь по лестнице.
– Нет, – спустившись на несколько ступенек, возразил Туччо. – Ты не поднимаешься по лестнице, а пялишься неизвестно на что. Давай! – Сложив вместе указательный и средний пальцы, он ткнул в сторону лестничной площадки.
– Щас, погоди… – заартачился Нунцио.
– Чего ждать, твою мать! – заорал Туччо и с силой дернул Нунцио за рукав, заставляя двигаться вперед.
Парни Соннино услышали громкие голоса, доносившиеся с лестницы, и переглянулись. Нет, они никого не ждут. Из-под воскресных костюмов вынырнул целый арсенал, и прямо в нос Нунцио уперся серебристый ствол беретты 96 стил, full size, под этим углом казавшийся еще огромнее.
– Спокойно, братва! – крикнул Туччо из-за плеча Нунцио. – Мы без оружия, пришли с поручением. Привет, Франческо, как здоровье твоей тетушки?
– В Америке о Виртуде как будто забыли, дорогой дон Лу, – говорил Соннино, шумно отхлебывая из чашки. – Ах, какой кофе варит Франческо!.. С этим договором форменный бардак. Крутятся слишком большие деньги, вам это известно, и люди теряют голову. Но чтобы восстановить равновесие в Америке, – кому, как не вам, это понимать, вы же, наверное, за этим и приехали, – прежде необходимо установить его здесь, на Сицилии. Виртуде еще в тюрьме, но у него в руках бумаги, способные взорвать американский парламент к чертям собачьим. Этой паскудной семейке Ла Бруна, если я ничего не путаю, и самому Джорджино Фаваротте очень хочется, чтобы во главе сицилийской организации встал он, этот плюгавый глухой склеротик. И мерзавец Сал Скали мутит здесь воду по его распоряжению. Не хочу про него вспоминать, а то опять придется глотать успокоительное. Уже третью таблетку за сегодня, представляете, дон Лу? Как вы думаете, это ничего, что я их принимаю вместе с лекарством от холестерина? Врач говорит, нельзя, а я все равно принимаю… Что же мне было делать, дон Лу? Я решил, пускай они сделают первый шаг. Ваш внук, при всем моем уважении, покрутился здесь в Катании, и у людей возникла куча вопросов. Теперь вот вы приехали, и наши противники знают об этом. Никто никому не доверяет, но, если вы начнете расспрашивать людей, окажется, что весь бардак затеяли именно вы… Как вам кофе?
– Разрешите?
– Что случилось, Франческо?
– Пришли Туччо Карамелла и Нунцио Алиотро. Говорят, их прислал Сал Скали.
– Пиппино, – тихо позвал дон Лу.
Пиппино встал с кресла.
– Пусть войдут. Пиппино пусть остается стоять. А вас с внуком, дон Лу, они со спины не узнают.
Пиппино посмотрел на дона Лу. Тот не шевельнулся. Если бы дон Лу кивнул, то первым в этой комнате умер бы Соннино. Вторым – Франческо, который вряд ли успел бы что-нибудь предпринять.
– Что же, попытаемся разобраться, в чем дело, – сказал Соннино. – При свете солнца.
– Входите, – пригласил Франческо гостей, которых только что тщательно обыскали.
Туччо и Нунцио нахально ввалились в кабинет.
– Добрый вечер всем.
Соннино неподвижно сидел, сложив руки на груди. Его круглые солнечные очки сияли красным, словно австралийский закат.
Столь холодный прием погасил ухмылку на лице Туччо. Он обвел взглядом комнату, заметил Пиппино и еще двоих мужчин, сидевших спиной к нему.
– У нас пара слов лично к тебе, – начал Туччо, выразительно глядя на сидящих. Чего ты ждешь, Соннино, выкинь их отсюда! ясно говорил его взгляд.
Никто не шелохнулся.
Туччо обернулся к Нунцио. Они тут что, все с катушек съехали?
Нунцио тоже не двигался.
Терпение Туччо иссякло.
– Мы торопимся, – сказал он.
Зазвонил телефон.
Соннино уставился на аппарат. Судя по тому, как он на него смотрел, с телефоном его связывали странные отношения. Очень медленно он снял трубку и приложил к уху, забыв сказать «алло».
Туччо снова посмотрел на Нунцио. В своей кожаной куртке на два размера больше, чем следовало, тот все так же стоял истукан истуканом, широко расставив ноги и уронив руки вдоль бедер, и смотрел в потолок. Твою мать, что за кретин этот Нунцио!
Дон Лу провел рукой по лицу.
Лу закинул ногу на ногу.
Пиппино рассматривал фотографии.
Соннино словно парализовало. Странная у него манера держать трубку поднятым плечом.
Парни Соннино дремали на лестничной клетке. Святое дело вздремнуть после воскресного обеда.
Соннино еще раз посмотрел на трубку и медленно вернул ее на аппарат. Опустил взгляд вниз, как будто увидел что-то на полу справа от себя и нагнулся поднять.
Туччо смотрел на него.
Соннино скрылся под столом.
Послышались непонятные звуки, – можно было подумать, что Соннино что-то разворачивал под столом. И тут он вылез. В руках у него был тактический штурмовой дробовик модели ПА-8 с пистолетной рукоятью.
Туччо засмеялся, так и не успев понять, что происходит: выстрел с двухметрового расстояния снес ему голову.
Соннино окинул ружье довольным взглядом и нежно передернул затвор.
Парни Соннино влетели в комнату, чтобы увидеть, как Нунцио, все такой же застывший и напряженный, отлетел назад метра на полтора.
– Вот и наступил покой, дон Лу. На улице Крочифери они только что убили американца, Фрэнка Эрру. Это было опрометчиво, и нам это не понравилось. Нас вынудили поступить, как в старые добрые времена. Пиппино, не гляди на меня таким зверем, я не такой шустрый, как ты, поэтому, чтобы застать их врасплох, мне пришлось использовать этот поганый дробовик, который всегда все усложняет. Если б я вытащил пистолет 22-го калибра, ты не дал бы мне ни секунды на объяснения и успел бы прирезать меня своим сицилийским ножом. И был бы не прав. Потому что я уважаю дона Лу. И тебя тоже.
Парни, вбежавшие в комнату, не знали, что им делать.
– Приберите здесь! – приказал им Соннино. – Они хотели раскола? Они его получат. Они узнают, кто такой Соннино, когда я им всем яйца поотрываю! – Он поднялся. – Прошу, дон Лу, после вас.
Дядя Сал и дон Джорджи но беседовали…
Дядя Сал и дон Джорджино беседовали, расположившись на заднем сиденье «мерседеса», прижатого к тротуару площади Умберто. Вообще-то на самом деле она называется площадь Витторио-Эммануэле, но, поскольку она выходит на улицу Умберто, все привыкли говорить «площадь Умберто».
«Бык», исполняющий обязанности шофера при доне Джорджино, прогуливался вдоль машины, попыхивая сигареткой и разглядывая проходящих женщин.
В самый разгар беседы дон Джорджино внезапно замолчал. Заснул он, что ли, подумал дядя Сал.
С доном Джорджино порой случалось, что он посреди разговора неожиданно проваливался в сон. Дядя Сал недоумевал. С доном Джорджино никогда не знаешь, спит он или просто задумался, потому что он никогда не снимает солнечных очков.
Дон Джорджино, опиравшийся руками на набалдашник трости, наклонился в его сторону. Дядя Сал осторожно подвинулся ближе к двери. Ему казалось не очень удобным, если дон Джорджино будет спать на его плече. Мимо люди идут – еще подумают бог весть что.
Час назад дон Джорджино дал знать дяде Салу, что срочно хочет его видеть. Узнав, что дон Джорджино назначил ему встречу в машине, дядя Сал пулей помчался на площадь Умберто. Приглашение в машину означало, что случилось что-то из ряда вон выходящее и нужно как можно скорее разобраться в ситуации, притом подальше от любопытных ушей.
– Как по-твоему, – спросил дон Джорджино, – она любит трахаться?
И дон Джорджино разразился смехом. Когда он так смеялся, у дяди Сала всякий раз по спине бегали мурашки. Дон Джорджино, отбросив веселость, пристально посмотрел на дядю Сала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30