Пусто. Ну что ж, сотрудники этой организации обычно не носят при себе удостоверений личности. Прикрыв фонарь, я заглянул ему в лицо и убедился, что никогда прежде не видел этого человека. И, судя по всему, никогда больше не увижу. Я вырвал пистолет из его конвульсивно сжатой руки и вытолкнул за борт мотор, а вместе с ним и человека. Черная вода поглотила и то и другое без малейшего всплеска. Возвращаясь внутрь, я аккуратно закрыл за собой двери рулевой рубки и кубрика, как бы навсегда оставляя за ними этот достаточно печальный эпизод из моей бесконечно невеселой жизни.
Мизансцена в кубрике изменилась. Незнакомец, опершись на стену и не переставая трогательно подвывать, вытирал окровавленное лицо полотенцем. Должен признать, что, если бы у меня был сломан нос и плюс к этому, возможно, раздроблена челюсть, я издавал бы столь же жалобные звуки. Дед Артур сидел в кресле, одной рукой поигрывая пистолетом, другой держа стакан с виски.
Не переставая рассматривать свое произведение со сложным чувством удовлетворения, смешанного с отвращением, командир изрек:
– Он испачкал нам ковер! Куда вы собираетесь его деть?
– Ковер или пленного?
– О, господи, Кэлверт, не время шутить! Конечно, пленного.
– В полицию.
– В полицию? Мне показалось, местная полиция пользуется у вас не слишком большим доверием.
– «Не слишком» – не то слово. Но иногда полезно побеждать свои предубеждения.
– А его приятель тоже поедет в полицию?
– Кто?
– Второй бандит, сообщник этого. – Дед Артур кивнул в сторону раненого.
– А… нет. Я выбросил его в море.
Ковер все равно пришлось бы отдавать в чистку. Наверное, поэтому дед Артур, внезапно дернувшись, выплеснул на него виски. Его чем-то удивил мой ответ.
– Вы… что?
– Да, он ушел от нас далеко и надолго, – ответил я, указывая пальцем в пол, – тридцать пять метров в глубину. С пятнадцатью килограммами металла, привязанного к ногам.
– В глубину? В море?
– А как вы хотели с ним поступить? Торжественные похороны? Гонка на лафетах? Да, простите, я забыл сказать. Он был мертв. Мне пришлось его убить.
– Вам пришлось… Пришлось… Но как вы смогли, Кэлверт?..
– Да, я смог, адмирал! – вдруг ни с того ни с сего сорвался я. Не исключено, что мне просто надоело играть роль рыцаря без страха и упрека, а может быть, наоборот, мне очень хотелось играть эту роль. – Я смог! И не собираюсь оправдываться. Я убил его потому, что в противном случае он убил бы меня и вас и мы оба очутились бы там, где сейчас находится он. Вы считаете своим долгом проявить сострадание к человеку, который убивал множество раз. И даже если допустить, что до сих пор он не занимался «мокрыми» делами, то сегодня они прибыли, без сомнения, именно за этим. Если вам так будет проще, то я не убил его, а ликвидировал, уничтожил, точно так же, как без колебаний уничтожил бы скорпиона.
– И все же вы не имеете права единолично выступать в роли суда присяжных.
– Тогда соберите суд присяжных. И пусть они ходят, бегают, ползают, карабкаются, плавают, ныряют и, наконец, тонут вместе со мной, потому что в последнее время я слишком часто попадаю в ситуации, в которых из двоих действующих лиц только одно остается в живых: или я, или мой враг.
– Да-да, конечно, Кэлверт, я понимаю… – Это была полная и окончательная капитуляция. – Но знаете, читать ваши рапорты и принимать непосредственное участие – это… Я не думал, что практика столь разительно не совпадает с теорией. (Я подумал, что, скорее, наоборот, но решил не уточнять этого вслух.) Хотя, с другой стороны, вынужден признать, что в подобных ситуациях очень полезно иметь под рукой такого человека, как вы, Кэлверт. Ну хорошо. Закончим дискуссию. Итак, мы сдадим этого типа в руки полиции.
– Но сначала я хотел бы прогуляться по палубе «Шангри-Ла». Поискать Дэвиса.
– Поискать Дэвиса. Логично. Но знаете ли, мой друг, если Ставракис, как вы утверждаете, вынашивает враждебные планы, то он вряд ли позволит вам свободно разгуливать по своему кораблю.
– Конечно, вы правы, адмирал. Но я не собираюсь делать обыск с пистолетом в руках. Я не прошел бы по палубе этого мирного прогулочного судна и десяти метров. Я собираюсь просто спросить у обитателей «Шангри-Ла», не видел ли кто-нибудь Дэвиса. Если люди на «Шангри-Ла» действительно бандиты, которых мы разыскиваем, было бы полезно взглянуть, как они отреагируют на такой вопрос. Тем более что он прозвучит из уст человека, которого они считают мертвым. Вы согласны? Кроме того, я не хочу лишать себя удовольствия видеть их физиономии, когда истечет срок возвращения двоих посланников.
– Конечно, конечно, Кэлверт, если они действительно преступники…
– Мы будем знать об этом раньше, чем покинем «Шангри-Ла».
– Ну хорошо, у нас есть повод для визита – Дэвис. Но каким образом, – тут он победно посмотрел на меня сквозь монокль, – мы объясним факт нашего знакомства?
– Если они невиновны, никаких объяснений не потребуется. В противном случае они все равно не поверят нашим рассказам.
Я взял из рулевой рубки моток веревки, отвел нашего пленного к каюте на корме и попросил его сесть спиной к генератору напряжения. К счастью (естественно, для него), он не пытался сопротивляться. Я привязал его к генератору, получилось что-то вроде не плотного, но достаточно прочного кокона. Его руки я оставил свободными, чтобы он мог на досуге обработать свои раны с помощью полотенца и холодной пресной воды, которые я милостиво оставил в его распоряжении. Напоследок я проверил, нет ли вокруг него каких-либо острых предметов, с помощью которых он мог бы освободиться или покончить с собой. Хотя, честно говоря, эта вторая возможность в сложившихся обстоятельствах волновала меня лишь постольку, поскольку они не привезли с собой второго мотора.
Теперь я мог поднять якорь, зажечь навигационные огни и поплыть в направлении «Шангри-Ла». Странно, но в этот момент я совсем не чувствовал усталости.
Среда, 20.40–22.40
На расстоянии примерно двухсот метров от «Шангри-Ла» я опустил якорь «Огненного креста» на тридцатиметровую глубину, погасил навигационные огни, включил позиционные, после чего сошел в каюту и закрыл за собой дверь.
– Как долго мы будем ждать? – спросил дед Артур.
Очевидно, я слишком напугал его. Теперь он, наверное, считал, что пираты согласовывают со мной каждое свое движение.
– Недолго. Наденьте непромокаемый плащ. Сейчас начнется ливень, и мы пойдем.
– Вы думаете, они следили за нами в бинокль?
– Несомненно. И сейчас следят, недоумевая, почему «Огненный крест», вместо того чтобы уйти к месту казни, прибыл к ним в гости и что случилось с их посланцами. Ну, естественно, если Ставракис и компания – преступники.
– Значит, они сами прибудут, чтобы прояснить ситуацию.
– Но не раньше, чем через час или два. Они еще надеются на возвращение своих эмиссаров. Они могут думать, что те прибыли на место уже после нашего отплытия или у них что-то случилось с лодкой.
Дождь снова начал стучать по крыше.
– Пойдемте, – сказал я.
Мы вышли через дверь камбуза, на ощупь добрались до кормы, опустили лодку на воду и по лестнице сошли на нее. Я отбросил канат.
Ветер и течение сразу же начали сносить нас в сторону порта. Мы проскочили метров на сто мимо цели. На полпути между «Шангри-Ла» и берегом я включил мотор, и мы поплыли обратно, в направлении яхты Ставракиса.
Большая моторная лодка висела на шлюп-балке, торчащей на три метра перед мостиком «Шангри-Ла». Корма моторки находилась в пяти метрах от освещенной лестницы. Я причалил к яхте. Когда мы приблизились, матрос в дождевике и бескозырке опустил трап и подхватил наш канат.
– Добрый вечер, мой мальчик, – обратился к нему дед Артур тем игривым тоном, которым он разговаривал с большинством окружающих. – А что, сэр Антони на борту?
– Да.
– И как, по-вашему, мог бы я его увидеть?
– Если вы подождете, пока я… Но простите, ведь это вы, адмирал?
– Именно так. Адмирал Арнфорд-Джейсон собственной персоной. И я вас узнаю, дружище. Вы отвозили меня после обеда на берег.
– Так точно, адмирал. Прошу пройти со мной.
– Надеюсь, моя лодка может подождать тут? – спросил дед Артур, давая таким образом понять, что я выступаю в роли его рулевого.
– Да, конечно!
Они вошли на борт и исчезли на корме. Несколько секунд я рассматривал тонкую проволоку, подводящую ток к корабельному фонарю. Ее было легко сорвать. Потом я двинулся за ними и спрятался от возвращающегося матроса за вентиляционной трубой. Я был уверен, что уже через двадцать секунд он поднимет тревогу, заметив, что рулевого моторки нет на месте. Но меня не интересовала столь отдаленная перспектива. Я знал: за двадцать секунд в такой теплой компании могли произойти самые непредсказуемые и интересные события. Я остановился перед открытой дверью салона.
– О, что вы, что вы, – говорил дед. – Мне очень жаль, что пришлось вас потревожить… О, спасибо… Чуть-чуть. И совсем немного содовой. Вот так, спасибо.
Я подумал, что, если этой ночью командир устроит пьяный дебош, ответственность целиком ляжет на мои слабые плечи.
– За вашу красоту, мадам. Господа, за ваше здоровье. Я не хочу задерживать вас понапрасну. Дело в том, что мой приятель и я, мы очень обеспокоены. Сейчас, сейчас… Собственно говоря, где он? Мне казалось, он шел за нами.
В эту секунду я вошел в салон, опуская воротник штормовки, закрывавшей нижнюю часть моего лица, и одновременно снимая зюйдвестку и открывая лоб и голову.
– Добрый вечер, мадам, – вежливо сказал я. – Добрый вечер, господа. Извините за вторжение.
Шестеро находящихся в салоне людей сгруппировались у камина: сэр Антони стоял, опершись о стену, а остальные: Шарлотта Ставракис, Долльманн, Лаворский, лорд Чарнли и какой-то незнакомец сидели.
Меня интересовала их реакция. На лице Ставракиса я увидел удивление или беспокойство, смешанное с неудовольствием. Шарлотта улыбнулась мне усталой улыбкой. Попутно я отметил, что дед Артур все же недооценил синяк на ее виске. Незнакомец вообще никак не отреагировал. Лаворский и Долльманн остались холодны и безразличны. Зато лицо лорда Чарнли в первые секунды выразило неподдельный ужас, как если бы во время полуночной прогулки по сельскому кладбищу кто-то с жутким криком схватил его за плечо. Мою оценку подтвердил сухой удар рюмки, выскользнувшей из задрожавшей руки лорда Чарнли на ковер. Итак, в этой викторианской мелодраме наш аристократичный биржевой маклер имел амплуа человека с нечистой совестью. Я не думаю, чтобы совесть остальных была так уж кристально чиста, но они лучше владели своими чувствами.
– Господи, Петерсен! – В голосе Ставракиса звучало удивление, но все же не такое, как если бы он встретил воскресшего покойника. – Я не знал, что вы знакомы с адмиралом.
– Да, мы знакомы много лет. Сотрудничаем по линии ЮНЕСКО, Тони. – Иногда к числу прочих своих действительных и фальшивых титулов и должностей дед Артур добавлял себе титул британского представителя в ЮНЕСКО. С той же невозмутимостью он мог бы отрекомендоваться папским нунцием. – Это только на первый взгляд, господа, морская биология не связана с культурой. Это наука! Говоря без лести, Петерсен – лучший из лучших моих сотрудников. Это прекрасный оратор, умеющий захватывать аудиторию. Он выполнял мои поручения в Европе, Азии, Африке и Южной Америке. – Самое смешное, что каждое его слово было правдой. Особенно мне понравилось насчет лучшего из лучших. – Люди из гостиницы проинформировали меня, что господин Петерсен здесь, и вот мы вместе… Но мы хотели говорить не о себе, а о Дэвисе – коллеге господина Петерсена. В некотором смысле это тоже один из моих сотрудников. Мы нигде не можем его найти. И в городке его никто не видел. В связи с этим мы подумали, что, может быть, здесь, на ближайшем корабле, кто-нибудь что-нибудь…
– Я никого не видел, – ответил Ставракис, вопросительно взглянув на остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44