– Если то, что он ищет, может в них поместиться.
– Пожалуй, пошатаюсь вокруг, закину пару крючков.
– Не пропадайте.
– Конечно.
***
Я поехал назад в “Воини-Лодж”, съел фирменный псевдогавайский обед, потом прошел из столовой в коктейль-холл и встал у бара. Дела шли весьма вяло. В большом подсвеченном бассейне плескалось несколько юных супружеских пар. Стойка бара представляла собой половинку треугольника, и на последнем табурете у стены под выставкой древнего псевдогавайского оружия я заметил одинокую девушку. На ней был пышный золотисто-рыжий парик, в котором тонуло хорошенькое личико с довольно острыми чертами. Белое платье, в отличие от парика, свидетельствовало о хорошем вкусе. Глаза были сильно накрашены, на одной руке болталось большое количество золотых цепочек-браслетов. Она курила сигарету в длинном бело-золотом мундштуке, размеренными глотками пила из бокала какое-то красное вино со льдом, столь же сознательно медленно и подконтрольно, как затягивалась сигаретой.
Я заметил ее потому, что ей хотелось этого. Любопытно, ибо, по моей оценке, мотель не привечал охотниц на мужчин. Вдобавок, явно одевшись и приготовившись к этой роли, она действовала неумело и неискусно. Профессионалки обычно сами делают выбор, бросая долгий пренебрежительно-дерзкий и вызывающий взгляд широко открытых глаз, а потом, соответственно, предоставляют избраннику право на следующий шаг. Есть веселые девочки, которые болтают с барменом так громко, чтобы слова донеслись до ушей жертвы: “Господи, Чарли, я ведь всегда говорю, не пришел парень – черт с ним. Не собираюсь глаза проплакивать! Налей-ка мне еще того же самого”. Притворные жеманницы робко бросают в сторону испытующий полустыдливый взгляд и быстро отворачиваются, как робкие оленята. Существует проблемный подход: озабоченный, хмурый взгляд, приглашающий взмах рукой намеченной добыче, небольшой мрачный спектакль: “Простите, мистер, не сочтите меня свихнувшейся, подружка попросила меня прийти сюда вместо нее на свидание с парнем, и я хотела спросить, вы не Джордж Уилсон?” Или: “Мистер, не окажете ли жуткую услугу? Я должна здесь дождаться телефонного звонка, а ко мне пристал какой-то псих и обещал вернуться, так не присядете ли вы рядом, чтобы он мне не надоедал?"
Но эта не прибегала к рутинным процедурам. Изредка окидывала меня заинтригованно-неопределенными взглядами. Я счел ее обычной заскучавшей молодой супругой, которая, вооружившись противозачаточными таблетками, пошла на поиски приключений, пока муженек в Атланте в очередной чертовой командировке. Интересно, как она выкрутится, если я ей не помогу.
Вот что она сделала: встала и направилась в женский туалет. Проходя позади меня, обронила зажигалку. Та звякнула об кафель и скользнула к моей ноге. Я шагнул назад, чтобы наклониться ее поднять, но при этом наступил каблуком на ногу в сандалии. Вовремя спохватился, не обрушился всем своим весом, но все-таки наступил так твердо, что девушка завизжала от боли. Я обернулся, забормотал извинения, а она согнулась со стоном: “О Боже!” Потом мы, одновременно нагнувшись, столкнулись, солидно, болезненно, костью в кость, до того сильно, что в глазах у нее помутилось, колени ослабли. Я схватил ее за плечи, осторожно подвел, прислонил к стойке бара.
– Теперь я наклонюсь и подниму зажигалку.
– Пожалуйста, – тихо проговорила она, ухватилась за край стойки, повесила голову и закрыла глаза.
Я вытер зажигалку бумажной салфеткой, лежавшей под моим бокалом, и положил перед ней.
– Как вы?
– Кажется, ничего. Пальцы почти минуту совсем не болят. Она выпрямилась, взяла зажигалку со стойки, обошла меня далеко стороной и зашагала к туалету. Я кивнул бармену:
– Любительница, желающая провести ночь?
– Для меня новенькая, сэр. Так или иначе, вы обратили внимание друг на друга.
– Какие здесь правила?
– Мне говорят: Джейк, смотри сам.
– Так что вы мне скажете?
– Ну.., как насчет счастливого пути?
– Что она делала до моего появления, Джейк?
– Двое пытались ее подцепить, да она их такой холодной водой окатила, что я решил, будто эта тут не по тому делу, то есть пока не положила на вас глаз.
– Живет в мотеле?
– Не знаю. По-моему, нет, но не уверен. Услышав постукивание каблучков по кафелю, я улыбнулся ей и сказал:
– У меня есть целебный пластырь. Для сломанных пальцев, сотрясений, порезов.
Она остановилась и глянула на меня, склонив головку:
– Я уж думала, грузовик на меня наехал, да не заметила номеров. Пожалуй, соглашусь на кое-какое лекарство. Со льдом, пожалуйста.
Я пошел за ней следом, пододвинул стул, попросил Джейка подать то же самое на двоих, подмигнув ему дальним от нее глазом. Ритуальное знакомство – только по именам: Трев и Пенни. Ритуальное рукопожатие. Рука у нее была очень маленькая и тонкая, хороший костяк, пальцы длинные. Легкие следы веснушек на носу и на скулах. Духи слишком мускусные для нее, слишком щедро налитые. Никаких признаков снятого с безымянного пальца кольца – ни вмятины, ни бледной полоски.
На первом уровне шла небрежная болтовня, на втором началось вдумчивое, чувственное общение. Влажный взгляд леди. Более непосредственно обращаясь ко мне, она поворачивается, и к моей лодыжке прижимается круглое колено. Губы приоткрываются, увлажняются кончиком языка. Только двигалась она очень резко, излишне суетилась с сигаретами, сумочкой, зажигалкой, бокалом. Составляющие не сочетались с конкретной личностью. Кричаще заметный парик, макияж и духи, чего никак не скажешь о платье, маникюре и дикции.
Итак, Трев прибыл в город повидаться с субъектом, заинтересованном в инвестициях в маленькую компанию под названием “Флотационная ассоциация”, а Пенни – секретарь-регистратор в кабинете врача. Трев не женат. Пенни год была замужем четыре года назад, но ничего не вышло. Лето выдалось безусловно дождливым, и осень тоже. Чересчур высокая влажность. А у Саймона и Гарфанкеля самое главное – слова к песням, пра-авда? Когда одновременно читаешь стихи на обложке пластинки и слушаешь запись, в самом деле балдеешь, особенно эта вещь про молчание. Ты не думаешь, только честно, Трев, что, когда кому-нибудь до знакомства нравится одно и то же, одно и то же доставляет удовольствие, получается все равно, что они знают друг друга давным-давно. И не часто выпадает шанс просто поговорить. Почему-то люди не общаются больше, каждый бродит вроде как недосягаемый и одинокий.
Я покончил с игрой в шарады и повел ее, подхватив под локоть. Она вслух громко раздумывала, не пойти ли куда-нибудь в другое место, по той или иной причине отвергая одно за другим по мере упоминания, я привел ее в темный альков близ гудящего центрального кондиционера, после внезапного изумленного онемения и инстинктивного сопротивления она несколько нерешительно подставила губы. В поцелуе присутствовала чуть наигранная живость, но вкус был превосходный. Потом разрешила увлечь себя к 109-му номеру и ввести, пыталась держаться развязно, отчего голос стал слишком резким и напряженным:
– Джин? Твой любимый напиток, да? Я тоже его обожаю, но не люблю пить на публике. Становлюсь дико счастлива, начинаю шуметь и так далее. Но ведь мы можем выпить немножечко, правда, милый?
На дне ведерка в воде от растаявшего льда плавала горстка кубиков. Она решила свой тоже не разбавлять. Мы чокнулись, она с улыбкой захлопала длинными пластиковыми ресницами. Отхлебнула глоточек, достойный колибри, села, поставила бокал на ковер, сбросила левую туфлю, нежно погладила посиневшие пальцы.
Я подержал во рту “Плимут”. Становлюсь дегустатором, когда нравится вкус. Но было в нем что-то не то, до такой степени, что я убедился в справедливости подозрений. Нехорошая Пенни. Сделав вид, что отхлебываю еще, выпустил первый глоток обратно в стакан. Во рту слегка покалывало, присутствовал вяжущий вкус с легким привкусом пыли.
Извинившись, пошел в ванную, закрыл за собой дверь, вылил джин в полотенце, чтобы сберечь лед. Сполоснул лед и стакан, налил воды. Спустил в унитазе воду, постоял несколько минут, стараясь перед возвращением разгадать план операции. К откупоренной бутылке “Плимута” она не приближалась, по крайней мере при нынешнем посещении номера.
Значит, она или кто-то из ее знакомых заранее провели медикаментозную процедуру. Потом она пришла убедиться, что я выпил, и в случае необходимости снять с двери цепочку, если предположить наличие сообщника. Вдобавок, чтобы не рисковать, отправив человека туда, откуда он может и не вернуться, полезно быть на месте и удостовериться в произведенном эффекте.
Вернувшись, я заметил, что ее бокал пуст на две трети. Предположительно вылит в растаявшую воду. Она сбросила обе туфли и села, скрестив ноги. Подол белого платья задрался до середины бедер. Маленькая, с длинной талией. Ноги можно было б назвать толстыми, если бы не красивая форма.
– Я что, одна буду пить? – спросила она, надув губки.
– Никогда не соревнуйся с хлебателем, – предупредил я, осушил стакан воды и пошел к стойке, где стояла бутылка и лед. – Я успею проглотить еще одну порцию, пока ты прикончишь ничтожный остаток своего джина, ангел.
Она поспешно подскочила сзади, обвила меня руками.
– Милый, давай не будем слишком много пить, а? Знаешь, можно кое-что испортить. По-моему, мы оба выпили.., в самый раз.
Полезная подсказка. Если ее встревожила мысль, что я выпью две порции, – значит, средство действует быстро. Но прежде чем притвориться уснувшим, я признал необходимым преподать небольшой урок. Поэтому не стал наливать, повернулся и начал хихикать и лапать ее. Без туфель она была очень маленькой. Старалась отвечать, пока я не нащупал на шее “молнию”, одним рывком расстегнув платье до самого копчика. Тихо посмеиваясь, стянул его с плеч, она заволновалась, задергалась, стала отскакивать и бороться, приговаривая: “Нет, нет, милый! Давай… Ой! Не спеши… Ой! Пожалуйста…” Я сдернул рукава, пресекая сопротивление. На ней был бледно-желтый лифчик с белыми кружевами.
– Ты порвешь… Подожди… Нет, не надо! Я нащупал застежку, подцепил ногтем, та отскочила, слетели бретельки.
– Нет! Черт! Ой! Пожалуйста!
Она выпростала из рукава одну руку, попыталась натянуть платье, но в этот момент я сдернул другой рукав, стиснул одной рукой оба ее запястья, другой схватил за талию, приподнял, чуть встряхнул, по-прежнему хихикая. Платье с лифчиком соскользнули, упав на пол, я перевернул ее в воздухе, одной рукой держа плечи, другой под коленки, с дурацким смехом бросил на кровать. Она молча боролась, смертельно серьезно, удерживая желтенькие, в тон, трусики. Я в конце концов сжалился, застонал как мог глуше, тяжело рухнул грудью на ее крепкие трепещущие бедра.
Тяжело дыша, она столкнула меня:
– Эй! Проснись!
Я не шевельнулся. Она больно, с вывертом, ущипнула под ухом, потом рванула к себе мою руку, нащупала пульс. Удостоверившись, оттолкнула меня, высвободила свои ноги, кряхтя от усилий. Глаза мои были закрыты. Заколыхалась кровать, через несколько секунд послышался тихий щелчок застежки лифчика, вскоре почти неслышное жужжание нейлоновой “молнии”, застегнутой в три приема, потом легкие шаги – я понял, что она снова обулась.
Сняла телефон с полочки у кровати, набрала городской коммутатор и нужный номер. Несколько секунд обождав, проговорила: “Порядок” – и положила трубку. Щелчок зажигалки. Усталый вдох. Запах табачного дыма. Дальнейшие звуки уведомили меня, что она отперла дверь, возможно, оставила приоткрытой для получившего сообщение о полном порядке в номере 109. Край кровати врезался мне в нижнюю часть живота.
Ноги были на ковре.
– Давай! – прошептала она. – Давай, Рик, дорогой. От телефонного звонка до визита прошло шесть-семь минут. За дверью мужской голос, мягкий и приглушенный, спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40