«Да?» – она снова смотрела в свою книгу. Это был не вопрос. Это был конец всего разговора.
Он попытался выбраться, сказав:
– Я.., я был не согласен с расплывчатостью науки. Они используют ярлыки, но не способны соизмерять вещи.
Она медленно закрыла книгу, заложив пальцем страницу. Посмотрела на него и на его тарелку. Ему захотелось, чтобы он заказал что-то подостойнее, чем сосиски с бобами.
– Разве вы не знаете правил? – безразлично спросила она.
– Каких правил?
– Неписаных правил. Вам нельзя пытаться завязать разговор со студентками в этом огромном университете. Мы – те серые, неряшливые близорукие созданьица, которых вы, студенты-мужчины, называете книжными червями. Мы все недостойны вашего высокого внимания. Если дорогой брат совершает социальную ошибку, приводя книжного червя в братство, на него смотрят с отвращением. Поэтому предлагаю вам слетать в Брин-Мор и попытать счастья там.
Он почувствовал, что его лицо взмокло и покраснело. Девушка снова открыла свою книгу. Его неуклюжесть медленно превратилась в злость.
– Хорошо. Я заговорил с вами. Если не хотите говорить, так и скажите. Но красота не дает особого права быть грубой. Не я устанавливал эти неписаные правила. И я не назначаю свиданий студенткам здесь потому, что так случилось, что я помолвлен с девушкой в Нью-Йорке.
Не было никакого знака того, что она слышала его. Он набросился на сосиску, и та, вылетев из тарелки, упала ему на колени. Когда он положил ее обратно, девушка сказала, не поднимая глаз:
– Тогда зачем же пытаться приснять меня?
– Чертовски самоуверенно.
Она посмотрела на него и надула губки. Он увидел, что ее глаза были такими темно-карими, что казались почти черными.
– Разве?
– Самоуверенно и самонадеянно. У меня нет никакого намерения снимать вас. А если и было, брат, то я уже излечился.
И она улыбнулась ему широкой ухмылкой беспризорника, рассмешившей его.
– Видите, вы отметили, что у вас была мысль.
– Нет!
– Для большинства людей в этом мире практически невозможно быть хоть немного честными и откровенными. Вы так уж точно таким не выглядите.
– Я полностью честен с собой.
– Сомневаюсь. Давайте посмотрим, сможете ли вы им быть. Представьте себе, что когда вы выступили со своим жалким гамбитом, я накинулась, как голодный окунь. И мы бы действительно серьезно поговорили о курсе. Потом вы, увидев, что я как бы играю с этим пудингом, пошли бы и принесли мне еще кофе, а я бы среагировала так, будто вы пробивались сквозь человеческую стену, чтобы принести мне изумруды. Потом мы выходим вместе, и давайте скажем, что у вас занятия в два часа, а мы прослоняемся столько, что у вас останется всего пять минут. Сейчас будьте откровенны. Мы стоим лицом к лицу. И я, с жеманным видом, говорю, что все было так ужасно интересно. Вот ваш шанс быть честным. Вы пропустите занятия только для того, чтобы отвести меня в мое унылое маленькое общежитие?
– Конечно, нет.
Она посмотрела на него со своей бесящей улыбочкой. Он обследовал свой разум. Он вздохнул.
– О'кей. Да, пропустил бы. Но в этом есть что-то неточное и нечестное. Она протянула руку.
– Поздравляю. Вы квазичестны. Меня зовут Кэрол Уитни.
Ее пожатие было твердым, и она быстро убрала руку.
– И дополнительная информация, я помолвлена с удивительным парнем, который сейчас в Пенсаколе учится летать. Поэтому ни жеманства, ни трепещущих ресниц не будет.
– Сэм Боуден, – сказал он, улыбаясь ей. Он кивнул на книгу. – Этот курс заставил меня попотеть.
– Отличное выздоровление. Кажется, вы мне нравитесь, Сэм Боуден. Так случилось, что я очень хорошо с ним справлюсь. Насколько же давно вы потели?
– Пару лет назад. Я сейчас в юридическом институте. Последний курс.
– А что потом?
– Предполагаю, что-то связанное с войной. Клэр настаивает, чтобы я закончил и получил степень вместо того, чтобы заниматься глупостями, как она говорит. У ее отца завод в Джерси, и он завален военными контрактами. Клэр пытается все устроить так, чтобы я работал с ним. Он не против и гарантирует бронь. Я еще не решил. Вам каждый рассказывает личную историю?
– Я вызываю доверие. Мы с Биллом собираемся пожениться, как только ему приколют крылышки ВМС. Я не наследница оборонного завода в Джерси, но если бы даже и была ею, то не стала бы удерживать его. Он аж прыгает от этого. Думаю, я бы даже не пыталась.
Он все-таки взял ей еще кофе, и они все-таки вышли вместе, и он сказал ей:
– Я провожу вас до вашего унылого общежития.
– Нет сияющего авто с откидным верхом?
– Не-а. Я из трудящихся классов. – Он медленно шагал с ней в ногу. – Первые два года были богатыми. Потом умер отец. Работая летом и по вечерам, я ухитрился продержаться. Я перестал работать последние три месяца, потому что заработал достаточно, чтобы закончить, если буду осторожен, и собираюсь вложить все свое время в книги. Создается смешная ситуация, когда патриотизм вступает в конфликт с долларом.
– Что вы имеете в виду?
– Мы с братом должны поддерживать маму. У нее маленькие доходы. Брат женат, но у него нет детей. Мама живет с ними в Пасадене. А Джорджа должны вот-вот забрать в армию. Выплаты от вояк будут не очень большие.
– Так что завод в Джерси выглядит неплохо.
– Или по крайней мере офицерское звание, если я смогу заработать его.
– У меня нет ни гроша. Я единственный ребенок. Мама умерла десять лет назад. Отец может посылать достаточно, чтобы я держалась. Он проработал всю жизнь на нефтяных месторождениях. Как только он может наскрести достаточно, сразу же пускается в рискованные операции, всегда прогорает, но не бросает.
Когда они дошли до общежития, Сэм задал смертельный вопрос. Она заколебалась, потом сказала:
– Да, я буду обедать там завтра в это же время. К концу недели они проводили вместе каждую свободную минутку.
Они говорили обо всем на свете. Они твердили друг другу, что у них полностью платонические отношения. Они часто говорили о преданности Биллу и Клэр. И они говорили, что Билл и Клэр не будут возражать против честной дружбы между мужчиной и женщиной. Несмотря на то, что он воровал время у своих книг, его ум был быстрее и свежее, чем когда бы то ни было, и он работал с такой эффективностью, что знал – он отлично со всем справляется. У них не было денег. Но в Филадельфии была весна, и они гуляли бесконечные мили, просиживали в парках и говорили, говорили, говорили. Только честная дружба. Было не важно, что когда он видел ее, у него перехватывало в горле.
Он исполнительно писал и звонил Клэр. Она писала Биллу и читала ему письма Билла, а когда она пропускала интимные моменты, он наполнялся темной яростью. Он говорил, что Билл выглядит хорошим парнем. Он был убежден, что Билл хвастлив, легкомыслен и неизлечимо и навсегда инфантилен. В отместку он читал Кэрол надушенные письма Клэр. И был озадачен тем, какой поверхностной выглядела Клэр.
Все пришло к неизбежному повороту в маленьком городском парке, в полночь, на фоне мягкой звездной ночи позднего мая. Они говорили о войне и детстве, о музыке, соснах и наилучшем воспитании собак. Потом она сказала, что у нее в восемь занятия, они поднялись лицом друг к другу, и ее лицо было слегка освещено далеким уличным фонарем. Последовала весьма любопытная тишина, и он положил руки ей на плечи. Она пылко подалась, вся оказалась у него в руках, и долгий голодный поцелуй так взбудоражил их, что они качнулись и потеряли равновесие. Они сидели на скамье, и он держал ее за руку во время длинной и удивительной паузы, а она, запрокинув голову, смотрела на звезды прямо над ними. Они поцеловались снова, и их стремление и настойчивость возрастали до тех пор, пока она мягко не отстранила его.
– Просто ужасно будет рассказывать все это Биллу, – сказала она.
– И Клэр.
– Фу на Клэр.
– И на Билла. Это простая математическая проблема. Мы делаем двух счастливых и двух несчастных вместо четырех несчастных.
– Самая старая в мире рационализация, дорогой.
– Пожалуйста, скажи это еще раз.
– Самая старая…
– Только последнее слово.
– Дорогой? Боже, я называла так неделями, только не вслух. Есть еще много разных слов. Давай пройдем по всему списку. Ты первый.
Они просидели так всю ту ночь. Они закончили учебу. Кольца были отосланы назад, и они поженились. Они были полностью и гордо убеждены, что не было в истории человечества двух других людей, которые были бы больше влюблены или больше подходили друг другу во всех отношениях. У них была тихая гражданская свадьба. Неожиданный чек от ее отца поддерживал их, пока он не получил офицерского звания и не прибыл в Вашингтон на службу. Снятая комната в кирпичном доме в Арлингтоне была особым и интимным раем.
Она поехала с ним на западное побережье, и они пробыли вместе три недели, пока он ждал в Кэмп-Анза отправки. Джордж к тому времени был в армии уже шесть месяцев. Кэрол очаровала мать и невестку Сэма, и было решено, что ей лучше будет перебраться жить к ним, чем ехать в Техас к своему отцу. Когда он уехал, она была на седьмом месяце беременности, и он был очень рад тому, что она будет с его матерью и Бет.
Его отправили в начале мая 1943 года, а вернулся он в Штаты в сентябре 1945-го, капитан Боуден, темно-коричневый от сорока дней на синем полотне чехла корабельного люка – вернулся в мир, который сильно изменился. Джорджа убили в Италии в 1944 году. Его мать умерла двумя месяцами позже. Отец Кэрол погиб в катастрофе на нефтяном месторождении в Техасе; после продажи его имущества и оплаты похоронных расходов осталось полторы тысячи долларов. Сэм подал прошение об увольнении, и его удовлетворили в Калифорнии. Он перебрался в небольшой снятый домик в Пасадене и заново познакомился с женой и дочерью, которой никогда не видел. Через две недели после его прибытия они побывали на свадьбе Бет. Она вышла замуж за немолодого уже человека, вдовца, который был добр к двум одиноким женщинам.
А еще через две недели, после долгих телефонных разговоров с Биллом Стетчем, они были уже в Нью-Эссексе, сняли дом. И Сэм зубрил, готовясь к адвокатским экзаменам. А в канун Рождества Кэрол объявила с притворной яростью и резкими замечаниями, направленными на всех военных вообще и на некого капитана Боудена в частности, что она обнаружила себя слегка беременной.
Сэм красил борт лодки длинными мазками, вполуха слыша болтовню детей. Хорошие годы. Лучшие годы. Много любви и успеха, приятно постоянного, хотя и не особо эффективного.
Он обрадовался, когда Кэрол пришла из дока и начала работать. Никто не заметил, как Баки решил покрасить нижнюю сторону корпуса. У него была большая щетка, и он любил полностью макать ее в краску. Он красил прямо над головой. Кэрол вскрикнула, когда увидела его. Баки был одинаково мертвенно-белым, клоун в полном гриме. Все бросили красить, взяли тряпки и скипидар и оттерли Баки. Он был полон визгливого негодования и беспрестанно ерзал. Когда его достаточно зачистили, дети пошли в клуб переодеться и искупаться за территорией дока. Кэрол с Сэмом заканчивали покраску.
***
В понедельник утром, покончив с почтой и перенеся несколько встреч, Сэм договорился о встрече с капитаном Марком Даттоном в полицейском управлении Нью-Эссекса. Полицейское управление примыкало к муниципалитету, и кабинет Даттона был в новом крыле. Он был капитан розыска, обычного вида человек, в обычном сером костюме. Сэм встречал его раньше два или три раза на городских мероприятиях. У Даттона были седые волосы и спокойные манеры. Его можно было принять за брокера, страхового агента или рекламника – до тех пор, пока он не посмотрит прямо на вас. Тогда вы видите глаза полицейского и взгляд полицейского – прямой, скептичный, полный твердой и усталой мудрости. Маленький кабинет был чист. Стеклянная стена выходила в тесное помещение, а стены были заставлены высокими серыми папками с делами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Он попытался выбраться, сказав:
– Я.., я был не согласен с расплывчатостью науки. Они используют ярлыки, но не способны соизмерять вещи.
Она медленно закрыла книгу, заложив пальцем страницу. Посмотрела на него и на его тарелку. Ему захотелось, чтобы он заказал что-то подостойнее, чем сосиски с бобами.
– Разве вы не знаете правил? – безразлично спросила она.
– Каких правил?
– Неписаных правил. Вам нельзя пытаться завязать разговор со студентками в этом огромном университете. Мы – те серые, неряшливые близорукие созданьица, которых вы, студенты-мужчины, называете книжными червями. Мы все недостойны вашего высокого внимания. Если дорогой брат совершает социальную ошибку, приводя книжного червя в братство, на него смотрят с отвращением. Поэтому предлагаю вам слетать в Брин-Мор и попытать счастья там.
Он почувствовал, что его лицо взмокло и покраснело. Девушка снова открыла свою книгу. Его неуклюжесть медленно превратилась в злость.
– Хорошо. Я заговорил с вами. Если не хотите говорить, так и скажите. Но красота не дает особого права быть грубой. Не я устанавливал эти неписаные правила. И я не назначаю свиданий студенткам здесь потому, что так случилось, что я помолвлен с девушкой в Нью-Йорке.
Не было никакого знака того, что она слышала его. Он набросился на сосиску, и та, вылетев из тарелки, упала ему на колени. Когда он положил ее обратно, девушка сказала, не поднимая глаз:
– Тогда зачем же пытаться приснять меня?
– Чертовски самоуверенно.
Она посмотрела на него и надула губки. Он увидел, что ее глаза были такими темно-карими, что казались почти черными.
– Разве?
– Самоуверенно и самонадеянно. У меня нет никакого намерения снимать вас. А если и было, брат, то я уже излечился.
И она улыбнулась ему широкой ухмылкой беспризорника, рассмешившей его.
– Видите, вы отметили, что у вас была мысль.
– Нет!
– Для большинства людей в этом мире практически невозможно быть хоть немного честными и откровенными. Вы так уж точно таким не выглядите.
– Я полностью честен с собой.
– Сомневаюсь. Давайте посмотрим, сможете ли вы им быть. Представьте себе, что когда вы выступили со своим жалким гамбитом, я накинулась, как голодный окунь. И мы бы действительно серьезно поговорили о курсе. Потом вы, увидев, что я как бы играю с этим пудингом, пошли бы и принесли мне еще кофе, а я бы среагировала так, будто вы пробивались сквозь человеческую стену, чтобы принести мне изумруды. Потом мы выходим вместе, и давайте скажем, что у вас занятия в два часа, а мы прослоняемся столько, что у вас останется всего пять минут. Сейчас будьте откровенны. Мы стоим лицом к лицу. И я, с жеманным видом, говорю, что все было так ужасно интересно. Вот ваш шанс быть честным. Вы пропустите занятия только для того, чтобы отвести меня в мое унылое маленькое общежитие?
– Конечно, нет.
Она посмотрела на него со своей бесящей улыбочкой. Он обследовал свой разум. Он вздохнул.
– О'кей. Да, пропустил бы. Но в этом есть что-то неточное и нечестное. Она протянула руку.
– Поздравляю. Вы квазичестны. Меня зовут Кэрол Уитни.
Ее пожатие было твердым, и она быстро убрала руку.
– И дополнительная информация, я помолвлена с удивительным парнем, который сейчас в Пенсаколе учится летать. Поэтому ни жеманства, ни трепещущих ресниц не будет.
– Сэм Боуден, – сказал он, улыбаясь ей. Он кивнул на книгу. – Этот курс заставил меня попотеть.
– Отличное выздоровление. Кажется, вы мне нравитесь, Сэм Боуден. Так случилось, что я очень хорошо с ним справлюсь. Насколько же давно вы потели?
– Пару лет назад. Я сейчас в юридическом институте. Последний курс.
– А что потом?
– Предполагаю, что-то связанное с войной. Клэр настаивает, чтобы я закончил и получил степень вместо того, чтобы заниматься глупостями, как она говорит. У ее отца завод в Джерси, и он завален военными контрактами. Клэр пытается все устроить так, чтобы я работал с ним. Он не против и гарантирует бронь. Я еще не решил. Вам каждый рассказывает личную историю?
– Я вызываю доверие. Мы с Биллом собираемся пожениться, как только ему приколют крылышки ВМС. Я не наследница оборонного завода в Джерси, но если бы даже и была ею, то не стала бы удерживать его. Он аж прыгает от этого. Думаю, я бы даже не пыталась.
Он все-таки взял ей еще кофе, и они все-таки вышли вместе, и он сказал ей:
– Я провожу вас до вашего унылого общежития.
– Нет сияющего авто с откидным верхом?
– Не-а. Я из трудящихся классов. – Он медленно шагал с ней в ногу. – Первые два года были богатыми. Потом умер отец. Работая летом и по вечерам, я ухитрился продержаться. Я перестал работать последние три месяца, потому что заработал достаточно, чтобы закончить, если буду осторожен, и собираюсь вложить все свое время в книги. Создается смешная ситуация, когда патриотизм вступает в конфликт с долларом.
– Что вы имеете в виду?
– Мы с братом должны поддерживать маму. У нее маленькие доходы. Брат женат, но у него нет детей. Мама живет с ними в Пасадене. А Джорджа должны вот-вот забрать в армию. Выплаты от вояк будут не очень большие.
– Так что завод в Джерси выглядит неплохо.
– Или по крайней мере офицерское звание, если я смогу заработать его.
– У меня нет ни гроша. Я единственный ребенок. Мама умерла десять лет назад. Отец может посылать достаточно, чтобы я держалась. Он проработал всю жизнь на нефтяных месторождениях. Как только он может наскрести достаточно, сразу же пускается в рискованные операции, всегда прогорает, но не бросает.
Когда они дошли до общежития, Сэм задал смертельный вопрос. Она заколебалась, потом сказала:
– Да, я буду обедать там завтра в это же время. К концу недели они проводили вместе каждую свободную минутку.
Они говорили обо всем на свете. Они твердили друг другу, что у них полностью платонические отношения. Они часто говорили о преданности Биллу и Клэр. И они говорили, что Билл и Клэр не будут возражать против честной дружбы между мужчиной и женщиной. Несмотря на то, что он воровал время у своих книг, его ум был быстрее и свежее, чем когда бы то ни было, и он работал с такой эффективностью, что знал – он отлично со всем справляется. У них не было денег. Но в Филадельфии была весна, и они гуляли бесконечные мили, просиживали в парках и говорили, говорили, говорили. Только честная дружба. Было не важно, что когда он видел ее, у него перехватывало в горле.
Он исполнительно писал и звонил Клэр. Она писала Биллу и читала ему письма Билла, а когда она пропускала интимные моменты, он наполнялся темной яростью. Он говорил, что Билл выглядит хорошим парнем. Он был убежден, что Билл хвастлив, легкомыслен и неизлечимо и навсегда инфантилен. В отместку он читал Кэрол надушенные письма Клэр. И был озадачен тем, какой поверхностной выглядела Клэр.
Все пришло к неизбежному повороту в маленьком городском парке, в полночь, на фоне мягкой звездной ночи позднего мая. Они говорили о войне и детстве, о музыке, соснах и наилучшем воспитании собак. Потом она сказала, что у нее в восемь занятия, они поднялись лицом друг к другу, и ее лицо было слегка освещено далеким уличным фонарем. Последовала весьма любопытная тишина, и он положил руки ей на плечи. Она пылко подалась, вся оказалась у него в руках, и долгий голодный поцелуй так взбудоражил их, что они качнулись и потеряли равновесие. Они сидели на скамье, и он держал ее за руку во время длинной и удивительной паузы, а она, запрокинув голову, смотрела на звезды прямо над ними. Они поцеловались снова, и их стремление и настойчивость возрастали до тех пор, пока она мягко не отстранила его.
– Просто ужасно будет рассказывать все это Биллу, – сказала она.
– И Клэр.
– Фу на Клэр.
– И на Билла. Это простая математическая проблема. Мы делаем двух счастливых и двух несчастных вместо четырех несчастных.
– Самая старая в мире рационализация, дорогой.
– Пожалуйста, скажи это еще раз.
– Самая старая…
– Только последнее слово.
– Дорогой? Боже, я называла так неделями, только не вслух. Есть еще много разных слов. Давай пройдем по всему списку. Ты первый.
Они просидели так всю ту ночь. Они закончили учебу. Кольца были отосланы назад, и они поженились. Они были полностью и гордо убеждены, что не было в истории человечества двух других людей, которые были бы больше влюблены или больше подходили друг другу во всех отношениях. У них была тихая гражданская свадьба. Неожиданный чек от ее отца поддерживал их, пока он не получил офицерского звания и не прибыл в Вашингтон на службу. Снятая комната в кирпичном доме в Арлингтоне была особым и интимным раем.
Она поехала с ним на западное побережье, и они пробыли вместе три недели, пока он ждал в Кэмп-Анза отправки. Джордж к тому времени был в армии уже шесть месяцев. Кэрол очаровала мать и невестку Сэма, и было решено, что ей лучше будет перебраться жить к ним, чем ехать в Техас к своему отцу. Когда он уехал, она была на седьмом месяце беременности, и он был очень рад тому, что она будет с его матерью и Бет.
Его отправили в начале мая 1943 года, а вернулся он в Штаты в сентябре 1945-го, капитан Боуден, темно-коричневый от сорока дней на синем полотне чехла корабельного люка – вернулся в мир, который сильно изменился. Джорджа убили в Италии в 1944 году. Его мать умерла двумя месяцами позже. Отец Кэрол погиб в катастрофе на нефтяном месторождении в Техасе; после продажи его имущества и оплаты похоронных расходов осталось полторы тысячи долларов. Сэм подал прошение об увольнении, и его удовлетворили в Калифорнии. Он перебрался в небольшой снятый домик в Пасадене и заново познакомился с женой и дочерью, которой никогда не видел. Через две недели после его прибытия они побывали на свадьбе Бет. Она вышла замуж за немолодого уже человека, вдовца, который был добр к двум одиноким женщинам.
А еще через две недели, после долгих телефонных разговоров с Биллом Стетчем, они были уже в Нью-Эссексе, сняли дом. И Сэм зубрил, готовясь к адвокатским экзаменам. А в канун Рождества Кэрол объявила с притворной яростью и резкими замечаниями, направленными на всех военных вообще и на некого капитана Боудена в частности, что она обнаружила себя слегка беременной.
Сэм красил борт лодки длинными мазками, вполуха слыша болтовню детей. Хорошие годы. Лучшие годы. Много любви и успеха, приятно постоянного, хотя и не особо эффективного.
Он обрадовался, когда Кэрол пришла из дока и начала работать. Никто не заметил, как Баки решил покрасить нижнюю сторону корпуса. У него была большая щетка, и он любил полностью макать ее в краску. Он красил прямо над головой. Кэрол вскрикнула, когда увидела его. Баки был одинаково мертвенно-белым, клоун в полном гриме. Все бросили красить, взяли тряпки и скипидар и оттерли Баки. Он был полон визгливого негодования и беспрестанно ерзал. Когда его достаточно зачистили, дети пошли в клуб переодеться и искупаться за территорией дока. Кэрол с Сэмом заканчивали покраску.
***
В понедельник утром, покончив с почтой и перенеся несколько встреч, Сэм договорился о встрече с капитаном Марком Даттоном в полицейском управлении Нью-Эссекса. Полицейское управление примыкало к муниципалитету, и кабинет Даттона был в новом крыле. Он был капитан розыска, обычного вида человек, в обычном сером костюме. Сэм встречал его раньше два или три раза на городских мероприятиях. У Даттона были седые волосы и спокойные манеры. Его можно было принять за брокера, страхового агента или рекламника – до тех пор, пока он не посмотрит прямо на вас. Тогда вы видите глаза полицейского и взгляд полицейского – прямой, скептичный, полный твердой и усталой мудрости. Маленький кабинет был чист. Стеклянная стена выходила в тесное помещение, а стены были заставлены высокими серыми папками с делами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24