В большинстве случаев замки посажены изнутри на винт снаружи двери, то есть их легко снести.
«Государство следит за тобой. Всегда.»
Под взором местной работницы он размозжил голову старика о батарею. Номер двести двадцать.
Перехватил её за шею, и бросил через себя. Она ударилась о большую стойку состоящим на ней сейфом. Тяжёлый бронированный сейф качнулся и упал на неё. Рёбра хрустнули, как сухие ветки, она вдавилась внутрь себя, кожа по бортам продралась, брызнула смесь крови и внутренностей. Номер двести двадцать один.
Кто-то в коридоре побежал на улицу. Крысы бегут с тонущего корабля. Молодая женщина бежала в панике, падала и поднималась, порвав на себе одежду. Да уж, бежать с задранной юбкой легче, чем со спущенными штанами. Горячая пуля пробуравила ей ногу в районе коленки.
«Суставы, в частности колени и локти, очень больно и легко ломаются, а потом их сложно лечить. Для полома достаточно как следует ударить по коленкам сзади.»
Мордой в асфальт, он возил её мордой по асфальту. С лица сдиралась кожа, оставляя под собой окровавленные кости. На асфальте оставалась эта маска, волосы и кровь. Номер двести двадцать два.
Он встал и отряхнулся. Немного запачкался, но не особо заметно.
«Первое чувство – это страх. Потом уже идёт всё остальное. Но никогда у человека не возникает агрессии к тому, что он испугался.»
Из-за угла выскочил человек с монтировкой. Весь мокрый в рваной и грязной одежде. Волосы у него были длинными и спутанными.
«На обдумывание ситуации уходит в среднем секунда, если ничего не происходит. Если же события развиваются, то сроки не ограничены.»
Прошло три секунды, за которые Легион преодолел около пятнадцати метров до него и отпрыгнул в сторону.
«Человек будет махать в первую очередь перед собой. Ну, быть может, чуть по бортам. Слепую зону он защищать не будет. Если атака производится сзади, он, скорее всего, просто побежит, прикрыв голову.»
Человек даже не успел махнуть. Но собирался. Он замахнулся заранее, он был готов обрушить монтировку на обидчика, но не разобрался, откуда исходит опасность. Его проблемы.
Погода была прекрасная. Было уже темно, хоть и не вечер. Тучи бродили, словно дикие кошки по ночам, завывая и порываясь. Кто-то сказал: пой, как будто никто не слышит, танцуй, как будто никто не видит. Он убивал, как будто никого никто его не накажет.
Любимый складной нож плавно пронзил мясо в плече, повернулся и выскочил. Мужик шагнул вперёд, чтобы не упасть, схватился за плечо. Кто-то крутанул его за больное плечо. Легион взглянул ему прямо в глаза, улыбнулся и выстрелил. Номер двести двадцать три.
Маленький человек на фоне большой вселенной являет собой смешное зрелище. И тем более одна смерть на фоне многих миллиардов жизней – блажь. Единственное, что может быть – слишком важная персона. Обидно, когда тебя убивают, ибо жизнь всего одна. Но, что поделать. Есть и бессмертные, являющие собой целую отрасль. Это редкость. В большинстве случаев они к такому не стремятся, стараясь в начале выжить, а потом заставить других жить лучше. Те, кто изначально делают всё только ради славы, обречены на провал.
А вот и остановка, дальше мост и там по нему можно дойти до города. Магистраль, которая соединяет центры.
«Любая система обречена на провал, любая стратегия – тупиковая, ибо статичная. Когда система становится статичной, к ней не проявляют интерес. Нет чистой демократии или социализма, а есть гибриды, которые постоянно изменяются.»
На остановке спал бомж, накрывшись драным пуховиком. Легион прицельно пнул его по яйцам, животное спросонья взревело и задёргалось. Он схватил его и швырнул на столб. Бомж вырубился. Вырвав из ограды газона булыжник, он раскроил ему череп в области виска. Номер двести двадцать четыре.
«Поэтому не стоит слушать тех, кто говорит, что ваш путь тупиковый. Он другой, но не менее тупиковый, чем их. Надо только верить в себя и не смотреть под ноги.»
Через дорогу дальше, если смотреть по линии его движения, слева был парк. Он был ещё в зачаточных состояниях, тут шла стройка, но рабочие работали сутки через двое.
Его остановил парень лет двадцати, бритый налысо и ужасно худой. Он просто остановился у него на пути. Из кустов образовались двое его сообщников – такие крепкие парни в брызговиках камуфляжного цвета.
«В условиях войны нужно в первую очередь уничтожить больницы, продуктовые склады и детские сады.»
Они схватили его под руки, а щуплый потянулся к карманам. Удар ноги заставил его совершить оборот вокруг своей оси и отлететь на пару метров. Качок, стоящий справа, ощутил, как под действием неимоверной силы разжимаются руки. Его отбросило в сторону. Раздался выстрел. Пуля проскользила по черепу, выдирая кусок кости, обнажая мозг. Он попытался зажать рану, но вместо этого ткнул мозг пальцами. Номер двести двадцать пять.
– Лови! – во второго качка полетел пистолет.
Острое жало выкидного ножа полоснуло его по шее. Оттуда вывалилось что-то длинное, скорее всего язык. Такое подвижное, как толстый плоский червяк. Такое склизкое и дрожащее. Номер двести двадцать шесть.
«Ой, я не могу, ребят. Вы все такие смешные, когда вам вдруг встречается смерть на пути. Скажите ещё, что вы её не ждали вообще, типа она про вас забыла.»
Щуплый лежал в полузабытьи у дерева, подпирая его своей широченной спиной. Почему-то у худых обязательно очень широкая спина. Они тощие, почти можно видеть кости, но спина их может служить парусом при желании.
Темп сбрасывался, нельзя было его терять. Сейчас была возможность. С удивлением он обнаружил, что начинает получать какое-то подобие удовольствия при каждом убийстве. Причём это было больше удовольствие, как когда с утра потянулся и размял мышцы.
«Улыбка вводит противника в замешательство.»
Подхватив щуплого и водрузив его тело на дерево, шея аккурат между веткой и стволом, он приподнялся на цыпочки, резко развернулся и дёрнул его за ноги. Что-то булькнуло, щуплый издал грудной звук. Ещё рывок, ещё. Позвоночник хрустнул, тело стало мягким, голова выскользнула вверх. Номер двести двадцать семь.
«Всё это плохо пахнет. Когда совершаешь что-то не то, то чувствуешь, что тебя сейчас схватят, что все на тебя смотрят, чувствуют запах, видят следы. Но время проходит, и ничего не происходит.»
Фанатики своего дела лежали трупами под дождём. До него донёсся какой-то странный звук. Через дорогу у здоровенного магазина стоял человек в униформе охранника и что-то кричал. В руках у него был газовый пистолет, ибо им просто не позволят носить боевое оружие. Легион остановился, нашёл в рюкзаке респиратор и очки. Так и пойдём.
Быстро двигая ногами он перебежал к охраннику. Тот выстрелил. Газовое облако застыло между ними, но Легион проскочил сквозь него, вырубая локтём охранника. Из того же рюкзака он достал длинную петарду, сунул её в рот обречённому охраннику и поджёг. Через двадцать секунд петарда рванула, снеся охраннику пол башки. Номер двести двадцать восемь.
«Гипермаркеты – разложение русского национализма. Это лазейка для врага, повод протолкнуть свою американскую систему.»
– Света! – с этим криком он выскочил из-за угла на ещё одного охранника, ткнув ему автоматом в грудь. Тот стоял в недоумении: он не понимал, кто такая Света, а также что вообще происходит.
Удар прикладом в челюсть и два выстрела в позвоночник. Кровь будет течь быстро, её нельзя будет остановить. Он умрёт в жутких мучениях через пару минут. Номер двести двадцать девять.
«Доброта, щедрость, благородство – в большинстве своём химеры, чтобы прикрыть наготу. Скорее всего, это алчность, расчёт, корысть, злоба. Все используют эти термины, и лишь немногим их удаётся подтверждать, давая им жизнь.»
Входим в служебный вход. Молодая уборщица. Всего одна. Жаль.
«Нету правосудия. Есть сильные и слабые, победители и побеждённые. Сильные побеждают слабых, победители судят побеждённых. Всё просто. Никогда нельзя проигрывать, ибо победители будут плясать на твоих костях.»
Он вышвырнул её во двор с высоты первого этажа. Она упала на стык бордюра и дороги, нога её вывернулась в другую сторону, юбка призывно задралась. Он прыгнул прямо на неё. Она не смогла даже закричать от боли, ей просто почти расплющили грудную клетку. Он оттащил её за волосы чуть подальше, и там стал бить горлом об низкую ограду. Номер двести тридцать.
Гранд-бутик отель, старший менеджер. Он аккуратно выложил её тело в виде стрелки на проезжей части.
–= 17:00, 7 часов назад =-
Это прекрасное чувство, когда ты даришь другим жизнь.
Тут был мост; если по нему пойти налево, то уйдём далеко, а если направо, то попадём в город, а там люди.
Совершенно неожиданно из-за угла вырулила машина – белый мерин. Из неё после остановки молча выскочил человек в пиджаке и с обрезом и начал целиться в Легиона. Тот рванул изо всех сил под мост так, что не было ни одного выстрела. Человек сел обратно и мерин, переехав на ту сторону моста, остановился.
Раздался выстрел. Сквозь тонированные стёкла пуля наугад пробуравила по месту водителя. Раздался затяжной гудок. Номер двести тридцать один.
Тёмная фигура проскочила вперёд через дорогу и запрыгнула на крышу мерина. Двери по бортам отворились, справа высунулся человек, который недавно стрелял. Легион, схватив его за голову, резко спрыгнул. Шея, напоровшись на торчащее стекло дверцы, хрустнула и развалилась на составные части. Номер двести тридцать два.
На него из салона смотрел абсолютно лысый, даже бровей не было, человек в узких очках. По выражению лица было видно, что он не понимает, что вообще произошло.
Дробь из обреза красивой россыпью прошлась по крыше машины, разорвала верхнюю часть головы вылезшего оттуда качка в пиджаке. Номер двести тридцать три.
– Привет, малыш. Хочешь, я расскажу тебе сказку? – он приставил обрез к стеклу и выстрелил. Дробинки изрешетили шею и плечи лысого. Номер двести тридцать четыре.
«Странная вещь – такие маленькие, но такие бесконечно смертоносные.»
В багажнике у них лежало пять гранат и десятилитровая канистра бензина. Порывшись на трупах, он обнаружил и дешёвый Крикет. Нет, ну а что поделать, если у нас есть только Крикет и Зиппо, а все остальные безымянные?
Через пару минут он имел неприятную встречу в переулке. Отец двух детей, видимо испугавшийся стрельбы, бросился на него с какой-то веткой. Встречный удар в душу и левой в почку. Тут же хватаем упавшую канистру и бьём по голове. Несильно, только чтобы вырубить.
Дети стояли рядом у стенки, они не верили, что их папа потерпел поражение. Учитесь, такова реальность жизни. Оба – мальчики лет пяти.
Первого он нанизал на нож, как на шампур, поднял в воздух и грохнул об землю. Номер двести тридцать пять.
А второй должен жить, как должен жить и его папаня. Они оба должны увидеть смерть друг друга.
«Пропагандисты любят кричать, что всё плохо, что СМИ скрывает от нас реальность. Только они врут, большинство их высказываний не подкреплены фактами, да и к тому же все мы живём в реальности, её нельзя скрыть.»
Подвесив связанного мальчика вверх ногами на дерево, он связал его отца. Немного бензинчику на обоих: здесь их закрывали от дождя стены и мощные деревья. От резкого запаха бензина отец проснулся.
Он видел только связанного сына, а также уже мёртвого, лежащего правее. Он даже не слышал, как чиркала зажигалка, он не видел, как начал гореть он сам и его сын. Он жара глазные яблоки лопнули, кожа обугливалась, они жарились заживо. Номер двести тридцать шесть и двести тридцать семь.
А ведь там в глубине был детский сад, совмещённый со школой.
Однако ж, хотелось есть. Он подошёл к догоревшему ребёнку, срезал его с дерева, снял кожу и приступил к пожиранию мяса. Мясо было мягкое и сочное, как раз как он любил. У детей всегда мягкое мясо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
«Государство следит за тобой. Всегда.»
Под взором местной работницы он размозжил голову старика о батарею. Номер двести двадцать.
Перехватил её за шею, и бросил через себя. Она ударилась о большую стойку состоящим на ней сейфом. Тяжёлый бронированный сейф качнулся и упал на неё. Рёбра хрустнули, как сухие ветки, она вдавилась внутрь себя, кожа по бортам продралась, брызнула смесь крови и внутренностей. Номер двести двадцать один.
Кто-то в коридоре побежал на улицу. Крысы бегут с тонущего корабля. Молодая женщина бежала в панике, падала и поднималась, порвав на себе одежду. Да уж, бежать с задранной юбкой легче, чем со спущенными штанами. Горячая пуля пробуравила ей ногу в районе коленки.
«Суставы, в частности колени и локти, очень больно и легко ломаются, а потом их сложно лечить. Для полома достаточно как следует ударить по коленкам сзади.»
Мордой в асфальт, он возил её мордой по асфальту. С лица сдиралась кожа, оставляя под собой окровавленные кости. На асфальте оставалась эта маска, волосы и кровь. Номер двести двадцать два.
Он встал и отряхнулся. Немного запачкался, но не особо заметно.
«Первое чувство – это страх. Потом уже идёт всё остальное. Но никогда у человека не возникает агрессии к тому, что он испугался.»
Из-за угла выскочил человек с монтировкой. Весь мокрый в рваной и грязной одежде. Волосы у него были длинными и спутанными.
«На обдумывание ситуации уходит в среднем секунда, если ничего не происходит. Если же события развиваются, то сроки не ограничены.»
Прошло три секунды, за которые Легион преодолел около пятнадцати метров до него и отпрыгнул в сторону.
«Человек будет махать в первую очередь перед собой. Ну, быть может, чуть по бортам. Слепую зону он защищать не будет. Если атака производится сзади, он, скорее всего, просто побежит, прикрыв голову.»
Человек даже не успел махнуть. Но собирался. Он замахнулся заранее, он был готов обрушить монтировку на обидчика, но не разобрался, откуда исходит опасность. Его проблемы.
Погода была прекрасная. Было уже темно, хоть и не вечер. Тучи бродили, словно дикие кошки по ночам, завывая и порываясь. Кто-то сказал: пой, как будто никто не слышит, танцуй, как будто никто не видит. Он убивал, как будто никого никто его не накажет.
Любимый складной нож плавно пронзил мясо в плече, повернулся и выскочил. Мужик шагнул вперёд, чтобы не упасть, схватился за плечо. Кто-то крутанул его за больное плечо. Легион взглянул ему прямо в глаза, улыбнулся и выстрелил. Номер двести двадцать три.
Маленький человек на фоне большой вселенной являет собой смешное зрелище. И тем более одна смерть на фоне многих миллиардов жизней – блажь. Единственное, что может быть – слишком важная персона. Обидно, когда тебя убивают, ибо жизнь всего одна. Но, что поделать. Есть и бессмертные, являющие собой целую отрасль. Это редкость. В большинстве случаев они к такому не стремятся, стараясь в начале выжить, а потом заставить других жить лучше. Те, кто изначально делают всё только ради славы, обречены на провал.
А вот и остановка, дальше мост и там по нему можно дойти до города. Магистраль, которая соединяет центры.
«Любая система обречена на провал, любая стратегия – тупиковая, ибо статичная. Когда система становится статичной, к ней не проявляют интерес. Нет чистой демократии или социализма, а есть гибриды, которые постоянно изменяются.»
На остановке спал бомж, накрывшись драным пуховиком. Легион прицельно пнул его по яйцам, животное спросонья взревело и задёргалось. Он схватил его и швырнул на столб. Бомж вырубился. Вырвав из ограды газона булыжник, он раскроил ему череп в области виска. Номер двести двадцать четыре.
«Поэтому не стоит слушать тех, кто говорит, что ваш путь тупиковый. Он другой, но не менее тупиковый, чем их. Надо только верить в себя и не смотреть под ноги.»
Через дорогу дальше, если смотреть по линии его движения, слева был парк. Он был ещё в зачаточных состояниях, тут шла стройка, но рабочие работали сутки через двое.
Его остановил парень лет двадцати, бритый налысо и ужасно худой. Он просто остановился у него на пути. Из кустов образовались двое его сообщников – такие крепкие парни в брызговиках камуфляжного цвета.
«В условиях войны нужно в первую очередь уничтожить больницы, продуктовые склады и детские сады.»
Они схватили его под руки, а щуплый потянулся к карманам. Удар ноги заставил его совершить оборот вокруг своей оси и отлететь на пару метров. Качок, стоящий справа, ощутил, как под действием неимоверной силы разжимаются руки. Его отбросило в сторону. Раздался выстрел. Пуля проскользила по черепу, выдирая кусок кости, обнажая мозг. Он попытался зажать рану, но вместо этого ткнул мозг пальцами. Номер двести двадцать пять.
– Лови! – во второго качка полетел пистолет.
Острое жало выкидного ножа полоснуло его по шее. Оттуда вывалилось что-то длинное, скорее всего язык. Такое подвижное, как толстый плоский червяк. Такое склизкое и дрожащее. Номер двести двадцать шесть.
«Ой, я не могу, ребят. Вы все такие смешные, когда вам вдруг встречается смерть на пути. Скажите ещё, что вы её не ждали вообще, типа она про вас забыла.»
Щуплый лежал в полузабытьи у дерева, подпирая его своей широченной спиной. Почему-то у худых обязательно очень широкая спина. Они тощие, почти можно видеть кости, но спина их может служить парусом при желании.
Темп сбрасывался, нельзя было его терять. Сейчас была возможность. С удивлением он обнаружил, что начинает получать какое-то подобие удовольствия при каждом убийстве. Причём это было больше удовольствие, как когда с утра потянулся и размял мышцы.
«Улыбка вводит противника в замешательство.»
Подхватив щуплого и водрузив его тело на дерево, шея аккурат между веткой и стволом, он приподнялся на цыпочки, резко развернулся и дёрнул его за ноги. Что-то булькнуло, щуплый издал грудной звук. Ещё рывок, ещё. Позвоночник хрустнул, тело стало мягким, голова выскользнула вверх. Номер двести двадцать семь.
«Всё это плохо пахнет. Когда совершаешь что-то не то, то чувствуешь, что тебя сейчас схватят, что все на тебя смотрят, чувствуют запах, видят следы. Но время проходит, и ничего не происходит.»
Фанатики своего дела лежали трупами под дождём. До него донёсся какой-то странный звук. Через дорогу у здоровенного магазина стоял человек в униформе охранника и что-то кричал. В руках у него был газовый пистолет, ибо им просто не позволят носить боевое оружие. Легион остановился, нашёл в рюкзаке респиратор и очки. Так и пойдём.
Быстро двигая ногами он перебежал к охраннику. Тот выстрелил. Газовое облако застыло между ними, но Легион проскочил сквозь него, вырубая локтём охранника. Из того же рюкзака он достал длинную петарду, сунул её в рот обречённому охраннику и поджёг. Через двадцать секунд петарда рванула, снеся охраннику пол башки. Номер двести двадцать восемь.
«Гипермаркеты – разложение русского национализма. Это лазейка для врага, повод протолкнуть свою американскую систему.»
– Света! – с этим криком он выскочил из-за угла на ещё одного охранника, ткнув ему автоматом в грудь. Тот стоял в недоумении: он не понимал, кто такая Света, а также что вообще происходит.
Удар прикладом в челюсть и два выстрела в позвоночник. Кровь будет течь быстро, её нельзя будет остановить. Он умрёт в жутких мучениях через пару минут. Номер двести двадцать девять.
«Доброта, щедрость, благородство – в большинстве своём химеры, чтобы прикрыть наготу. Скорее всего, это алчность, расчёт, корысть, злоба. Все используют эти термины, и лишь немногим их удаётся подтверждать, давая им жизнь.»
Входим в служебный вход. Молодая уборщица. Всего одна. Жаль.
«Нету правосудия. Есть сильные и слабые, победители и побеждённые. Сильные побеждают слабых, победители судят побеждённых. Всё просто. Никогда нельзя проигрывать, ибо победители будут плясать на твоих костях.»
Он вышвырнул её во двор с высоты первого этажа. Она упала на стык бордюра и дороги, нога её вывернулась в другую сторону, юбка призывно задралась. Он прыгнул прямо на неё. Она не смогла даже закричать от боли, ей просто почти расплющили грудную клетку. Он оттащил её за волосы чуть подальше, и там стал бить горлом об низкую ограду. Номер двести тридцать.
Гранд-бутик отель, старший менеджер. Он аккуратно выложил её тело в виде стрелки на проезжей части.
–= 17:00, 7 часов назад =-
Это прекрасное чувство, когда ты даришь другим жизнь.
Тут был мост; если по нему пойти налево, то уйдём далеко, а если направо, то попадём в город, а там люди.
Совершенно неожиданно из-за угла вырулила машина – белый мерин. Из неё после остановки молча выскочил человек в пиджаке и с обрезом и начал целиться в Легиона. Тот рванул изо всех сил под мост так, что не было ни одного выстрела. Человек сел обратно и мерин, переехав на ту сторону моста, остановился.
Раздался выстрел. Сквозь тонированные стёкла пуля наугад пробуравила по месту водителя. Раздался затяжной гудок. Номер двести тридцать один.
Тёмная фигура проскочила вперёд через дорогу и запрыгнула на крышу мерина. Двери по бортам отворились, справа высунулся человек, который недавно стрелял. Легион, схватив его за голову, резко спрыгнул. Шея, напоровшись на торчащее стекло дверцы, хрустнула и развалилась на составные части. Номер двести тридцать два.
На него из салона смотрел абсолютно лысый, даже бровей не было, человек в узких очках. По выражению лица было видно, что он не понимает, что вообще произошло.
Дробь из обреза красивой россыпью прошлась по крыше машины, разорвала верхнюю часть головы вылезшего оттуда качка в пиджаке. Номер двести тридцать три.
– Привет, малыш. Хочешь, я расскажу тебе сказку? – он приставил обрез к стеклу и выстрелил. Дробинки изрешетили шею и плечи лысого. Номер двести тридцать четыре.
«Странная вещь – такие маленькие, но такие бесконечно смертоносные.»
В багажнике у них лежало пять гранат и десятилитровая канистра бензина. Порывшись на трупах, он обнаружил и дешёвый Крикет. Нет, ну а что поделать, если у нас есть только Крикет и Зиппо, а все остальные безымянные?
Через пару минут он имел неприятную встречу в переулке. Отец двух детей, видимо испугавшийся стрельбы, бросился на него с какой-то веткой. Встречный удар в душу и левой в почку. Тут же хватаем упавшую канистру и бьём по голове. Несильно, только чтобы вырубить.
Дети стояли рядом у стенки, они не верили, что их папа потерпел поражение. Учитесь, такова реальность жизни. Оба – мальчики лет пяти.
Первого он нанизал на нож, как на шампур, поднял в воздух и грохнул об землю. Номер двести тридцать пять.
А второй должен жить, как должен жить и его папаня. Они оба должны увидеть смерть друг друга.
«Пропагандисты любят кричать, что всё плохо, что СМИ скрывает от нас реальность. Только они врут, большинство их высказываний не подкреплены фактами, да и к тому же все мы живём в реальности, её нельзя скрыть.»
Подвесив связанного мальчика вверх ногами на дерево, он связал его отца. Немного бензинчику на обоих: здесь их закрывали от дождя стены и мощные деревья. От резкого запаха бензина отец проснулся.
Он видел только связанного сына, а также уже мёртвого, лежащего правее. Он даже не слышал, как чиркала зажигалка, он не видел, как начал гореть он сам и его сын. Он жара глазные яблоки лопнули, кожа обугливалась, они жарились заживо. Номер двести тридцать шесть и двести тридцать семь.
А ведь там в глубине был детский сад, совмещённый со школой.
Однако ж, хотелось есть. Он подошёл к догоревшему ребёнку, срезал его с дерева, снял кожу и приступил к пожиранию мяса. Мясо было мягкое и сочное, как раз как он любил. У детей всегда мягкое мясо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21