Зачем ему портить собственную игру, когда, как вы выразились, все утряслось и самоубийство всеми признано? Тогда кто же их написал? Кто он, заинтересованный в разжигании затухающего огня?
– Слуги? – нерешительно предположил Джордж.
– Возможно. Если так, то какие слуги и что они знают? У Розмари была горничная, которой она доверяла?
Джордж покачал головой.
– Нет. Тогда мы имели кухарку – миссис Паунд, она и сейчас у нас, и двух горничных. Обе уволились. Они долго у нас не жили.
– Ну что ж, Бартон, если вам требуется мой совет, то я бы все тщательно обдумал. С одной стороны, Розмари нет, это факт. Ее не вернешь, что бы вы ни делали. Если самоубийство не особенно подтверждается, то менее того подтверждена очевидность убийства. Предположим, Розмари была убита. Вы в самом деле хотите все переворошить? С этим связана весьма неприятная огласка, публичная стирка грязного белья, любовные интриги вашей жены станут достоянием общественности…
Джордж вздохнул. Злобно сказал:
– И вы советуете, чтобы я позволил какой-то свинье выпутаться из этой истории? Этот вонючий Фаррадей с его напыщенными речами и головокружительной карьерой, возможно, всего-навсего трусливый убийца.
– Я только хочу, чтобы вы ясно представили себе все возможные последствия.
– Я хочу знать правду.
– Очень хорошо. В таком случае я пошел бы с этими письмами в полицию. Возможно, им без труда удастся выяснить, кто их написал и что этому автору известно. Только помните, раз вы с ними свяжетесь, легко от них не отделаетесь.
– Я не пойду в полицию. Поэтому-то я и пригласил вас. Я собираюсь подстроить убийце ловушку.
– Боже, что вы затеяли?
– Слушайте, Рейс. Я собираюсь пригласить в «Люксембург» гостей. Хочу, чтобы вы были. Все те же самые – Фаррадей, Антони Браун, Руфь, Ирис, я. Я все продумал.
– Что вы собираетесь делать?
Джордж ухмыльнулся.
– Это мой секрет. Если бы я заранее разболтал кому бы то ни было – даже вам, все было бы испорчено. Я хочу, чтобы вы пришли в полном неведении – увидите, что произойдет.
Рейс подался вперед. Голос стал неожиданно резким.
– Не нравится мне это, Джордж. Театральщина, взятая из книг, пользы не приносит. Идите в полицию. Они знают в таких делах толк. Не стоит заниматься самодеятельностью.
– Поэтому-то я и хочу, чтобы вы там были. Вы – не любитель.
– Мой дорогой! Только потому, что я когда-то работал на MI–5? И тем не менее вы предпочитаете держать меня в неведении.
– Это необходимо. Рейс покачал головой.
– Жаль. Я отказываюсь. Я не одобряю ваш план и не хочу принимать в нем участия. Брось все, Джордж.
– Не брошу. Я все продумал.
– Не упрямьтесь, черт побери. Я смыслю чуточку больше в таких спектаклях, чем вы. Не нравится мне эта затея. Не будет от нее проку. Более того – она опасна. Вы об этом подумали?
– Для кого-то она, безусловно, будет опасной. Рейс вздохнул.
– Вы сами не ведаете, что творите. Только потом не говорите, что я вас не предостерегал. И последний раз умоляю вас, откажитесь от этой сумасбродной мысли.
Джордж лишь покачал головой.
5
Утро первого ноября было сырым и мрачным. В столовой в доме на Эльвестон Сквер было так темно, что во время завтрака потребовалось зажечь свет.
Ирис, вопреки своей привычке, спустилась вниз. Она сидела бледная как приведение, бесцельно перекладывая на тарелке кусок. Джордж нервно шелестел «Тайме», а на противоположном конце стола Люцилла Дрейк орошала слезами платок.
– Чую, мой дорогой мальчик совершит что-то непоправимое. Он такой чуткий – он никогда бы не сказал, что дело идет о жизни и смерти, если бы это было не так.
Прошелестев газетой, Джордж бросил.
– Не беспокойтесь, Люцилла. Я уже сказал, я все выясню.
– Знаю, дорогой Джордж, вы всегда так добры. Но сердце мое неспокойно, маленькая задержка – и произойдет непоправимое. Ведь все эти справки, которые вы наводите, – они же требуют времени.
– Ничего, мы их поторопим.
– Он просит: «Не откладывай ни на секунду». А до завтрашнего дня пройдет не секунда, а целые сутки. Я себе не прощу, если с ребенком что-нибудь случится.
– Не случится. – Джордж отхлебнул кофе.
– И еще эти мои конвертируемые облигации…
– Послушайте, Люцилла, предоставьте все это мне.
– Не волнуйтесь, тетушка Люцилла, – вставила Ирис. – Джордж все уладит. К тому же не впервые это случается.
– Давно уже такого не бывало. («Три месяца», – уточнил Джордж.) С тех пор, когда бедного ребенка надули оказавшиеся мошенниками приятели с этой ужасной фермой.
Джордж вытер салфеткой усы, поднялся и, перед тем как – выйти из комнаты, добродушно потрепал миссис Дрейк по спине.
– Выше голову, дорогая. Я попрошу Руфь немедленно послать телеграмму.
Едва он вышел в коридор, как к нему присоединилась Ирис.
– Джордж, не лучше ли отложить сегодняшнюю вечеринку? Тетушка Люцилла так расстроена. Может быть, останемся с ней дома?
– Разумеется, нет! – Розовое лицо Джорджа побагровело. – Что, позволить этому наглому вымогателю, черт бы его взял, портить нам жизнь? Это шантаж – самый настоящий шантаж, вот что это такое. Будь моя воля, не дал бы ему ни гроша.
– Если бы тетушка Люцилла позволила.
– Люцилла – дура от рождения. Эти бабы, рожающие детей, когда им перевалило за сорок, теряют последние остатки разума. С пеленок портят собственных выродков, угождая всем их прихотям. Если бы юному Виктору когда-нибудь предоставили самому выпутываться из разных неурядиц, может быть, это и сделало бы из него человека. Не спорь, Ирис. До вечера что-нибудь изобрету, чтобы Люцилла могла спокойно уснуть В крайнем случае, возьмем ее с собой.
– O, нет, рестораны она не переносит – она там клюет носом. Духота и прокуренный воздух вызывают у нее астму.
– Знаю. Я пошутил. Пойди и подбодри ее. Скажи ей, что все утрясется.
Он повернулся и направился к выходу. Ирис медленно побрела обратно в столовую. Зазвонил телефон, она подошла к нему.
– Алло – кто? – Бледное, безжизненное лицо расцвело от удовольствия. – Антони!
– Антони собственной персоной. Звонил тебе вчера и не мог дозвониться. Признайся, это ты обработала Джорджа?
– О чем ты?
– Видишь ли, Джордж очень настойчиво, приглашал меня сегодня на какую-то вечеринку. Совершенно непохоже на его обычное «руки долой от моей дражайшей подопечной!» Он так настаивал, что не прийти нельзя. Я подумал, не результат ли это каких-то твоих тактических уловок.
– Нет… нет… я к этому не имею никакого отношения – Значит, он сам переменил гнев на милость?
– Не совсем. Это…
– Алло… куда ты подевалась?
– Нет, я слушаю.
– Ты что-то сказала. В чем дело, дорогая? Слышу в телефоне, как ты вздыхаешь. Что-то случилось?
– Нет… ничего. Завтра я воспряну. Завтра все будет хорошо.
– Какая трогательная вера. Разве не говорится «Завтра не наступает»?
– Не наступает.
– Ирис… в чем же все-таки дело?
– Нет, ничего. Я не могу тебе сказать. Я обещала, понимаешь?
– Скажи мне, моя радость.
– Нет… я действительно не могу. Антони, может, ты мне что-нибудь скажешь?
– Если бы я знал что.
– Ты… когда-нибудь любил Розмари?
Мгновенная пауза, затем смех.
– Ах, вот в чем дело. Да, Ирис, чуточку был влюблен. Ты же знаешь, она была неотразима. И вот однажды и беседовал с ней и увидел тебя, спускающуюся по лестнице, – и в ту же минуту все закончилось, как ветром сдуло. Ты одна на всем свете осталась. Вот тебе вся правда… Не принимай это близко к сердцу. Ведь даже у Ромео была Розалинда, прежде чем его покорила Джульетта.
– Спасибо, Антони. Я рада.
– Увидимся вечером. Твой день рождения, да?
– На самом деле день рождения через неделю, но собираемся по этому поводу.
– Ты не очень радуешься.
– Нет.
– Полагаю, Джордж знает, что делает, но мне кажется сумасбродной мысль собраться в том самом месте, где…
– О, с тех пор я уже несколько раз была в «Люксембурге»… Я хотела сказать, после Розмари… ничего страшного.
– Пусть так. Я приготовил тебе подарок. Ирис. Надеюсь, понравится. Au revoir .
Он повесил трубку.
Ирис вернулась к Люцилле спорить, уверять, убеждать.
Джордж же, по прибытии в свой офис, сразу же вызвал Руфь Лессинг.
При появлении ее, спокойной, улыбающейся, в элегантном черном костюме, его озабоченность немного прошла.
– Доброе утро.
– Доброе утро, Руфь. Опять неприятности. Взгляните.
Она взяла протянутую им телеграмму. – Снова Виктор Дрейк! – Да, будь он проклят.
Она задумалась, вертела телеграмму в руках. «Вы из тех девушек, которые спят и видят себя женой своего хозяина…» – как отчетливо все это вспомнилось ей. «Словно вчера…» – подумала Руфь. Голос Джорджа вывел ее из оцепенения. – Примерно год назад мы спровадили его? Она задумалась.
– Да. Действительно, это было двадцать девятого октября.
– Вы удивительная девушка. Какая память!
Ей подумалось, что у нее были более веские причины запомнить этот день, чем он предполагает. Вспомнились беззаботный голос Розмари в телефоне и мысль, что она ненавидит жену своего шефа.
– Полагаю, нам повезло, – сказал Джордж, – что он столь продолжительное время не показывается нам на глаза. Хотя на прошлой неделе пришлось все же выбросить пятьдесят фунтов.
– Триста фунтов в наши дни не маленькие деньги.
– Да. Но он их и не получит. Нужно, как обычно, все разузнать.
– Я свяжусь с мистером Огилви.
Александр Огилви, их агент в Буэнос-Айресе, был рассудительным, практичным шотландцем.
– Да. Немедленно телеграфируйте. Мать Виктора в своем обычном репертуаре. Типичная истерия. С сегодняшним вечером могут возникнуть осложнения.
– Вы хотите, чтобы я с ней посидела?
– Нет, – он решительно запротестовал. – Нет, разумеется. Вы должны быть там. Без вас я не обойдусь, Руфь. – Он взял ее за руку. – Добрая вы душа.
– Я совсем не такая уж добрая.
Она улыбнулась и затем предложила:
– Не лучше ли связаться по телефону с мистером Огилви? К вечеру мы могли бы все выяснить.
– Хорошая мысль. Расходы себя оправдают.
– Я займусь этим немедленно.
Мягким движением она высвободила свою руку и вышла.
Джордж занялся делами, ожидающими его внимания.
В половине первого он вышел и взял такси до «Люксембурга».
Чарлз, известный всем метрдотель, вышел навстречу ему, важно наклонив голову и приветливо улыбаясь.
– Доброе, утро, мистер Бартон.
– Доброе утро, Чарлз. Все готово к вечеру?
– Я думаю, вы останетесь довольны, сэр.
– Тот же самый стол?
– В сводчатом зале, посередине. Правильно?
– Да. И, вы поняли, я хочу, чтобы столы не очень тесно стояли?
– Все сделано.
– Вы принесли… розмарин?
– Да, мистер Бартон. Боюсь, он не очень декоративен. Не желали бы добавить немного красных ягод… или, скажем, несколько хризантем?
– Нет, нет, только розмарин.
– Хорошо, сэр. Вы хотели бы посмотреть меню? Джузеппе!
Чарлз щелкнул пальцами, и перед ним предстал улыбающийся маленький пожилой итальянец.
– Меню для мистера Бартона. Появилось меню.
Устрицы, бульон, рыба по-люксембургски, шотландская куропатка, печень цыпленка в беконе.
Джордж равнодушным взглядом пробежал по этому перечню.
– Да, да, превосходно.
Он возвратил меню, Чарлз проводил его до дверей. Слегка понизив голос, он пробормотал:
– Можно мне выразить нашу признательность, мистер Бартон, за то, что… хм… вы снова оказали нам честь?
Улыбка, страшная, как оскал покойника, появилась на лице Джорджа. Он ответил:
– Прошлое следует забыть – ведь мы живем настоящим.
– Справедливо, мистер Бартон. Если б вы знали, как тогда мы были все потрясены и опечалены… Я уверен, я надеюсь, что мадемуазель останется довольна своим днем рождения, все будет на высшем уровне.
Изящно поклонившись, Чарлз отошел в сторону и тут же с проворностью стрекозы набросился на одного из официантов, который, сервируя стол у окна, допустил незначительную оплошность.
Джордж с застывшей на губах улыбкой вышел на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29