Скорость была меньше сорока узлов. Пол опускался все ниже, навстречу неопределенной поверхности из воды и грязи с наполовину выросшими ростками риса, которые вряд ли бы выдержали вес большого насекомого.
В голове Мюррея проносились дикие мысли: может, все было спланировано заранее? Встреча с сержантом Вейсом в бангкокском баре; принятие приглашения выпить вместе от толстого дружелюбного Пола в маленьком ресторане Пномпеня? В этом была какая-то истина, не обязательно божественная, но прослеживался какой-то смысловой ритм, или, наоборот, бессмысленный. Если есть Бог, или, может, два, то они сплотились, опуская огромный металлический корпус. Со стороны правого двигателя раздался резкий визг; потом, когда они с грохотом коснулись земли, самолет тяжело запрыгал; левое крыло врезалось в землю; самолет перекосило, он, как плуг, вспахивал землю; отвалился двигатель; все крыло покорежило и оторвало от корпуса. Самолет на мгновение замер, сбитый с толку, но все еще под контролем, а потом начал подпрыгивать. Головы бились о колени, руки онемели, а ноги глухо стучали по металлическому полу. Весь мир пошел кругом: кричащие люди, кричащий металл, — потом тишина.
Они висели на ремнях безопасности под странным углом, лицо одного из тайцев было в крови. Жаки Конквест, тихая и прекрасная, как подумал Мюррей, свисала со своего сиденья, как кукла, в растопыренной от газет униформе, тяжелая фотокамера болталась на шее.
Самолет остановился. Мюррей страшно расчихался, его трясло, глаза слезились, из носа текло, как у ребенка. Потом ему сказали, что это произошло от того, что в предыдущий полет в хвосте самолета просыпали муку и от удара при приземлении она разлетелась по салону. Мюррея лихорадило, и его мало успокоило это объяснение. Как это неоднократно случалось и раньше, он был напуган тем, что видели, как он был испуган. Может, это было признаком смелости, а может, это были всего лишь последствия высшего образования.
Он все еще бормотал что-то себе под нос, когда Джонс вытащил его из самолета. Они шли бок о бок, вытаскивая ботинки из грязи. Мюррей обернулся посмотреть на смятый хвост самолета, а негр дернул его за руку и сказал:
— Давай, парень. Все хорошо. Все хорошо.
Мюррей понятия не имел, где они находятся.
Глава 4
История сержанта
Они оказались в маленьком старом городке. Городок был серый и никудышный, но все еще носил на себе следы французской цивилизации. Там была крошечная площадь, окруженная облупленной колоннадой, в центре на потрескавшемся бетоне — ноги какой-то статуи, возможно, это был генерал, а может, и поэт, голени все в выщерблинах, под ними поднимались ростки какого-то неприглядного вида растения.
У американцев, как оказалось — здесь их число измерялось одним человеком, в одном из старых французских домов был свой штаб USAID, внутренности штаба освежили, выкрасив стены в цвет плоти. Единственный представитель Америки был даже больших, чем обычно, размеров и более коротко подстрижен. Долговязый мужчина с широкой белозубой улыбкой по фамилии Веджвуд. На стенах в его кабинете висели примитивные плакаты с изображением мужчин в униформе, с квадратными коричневыми лицами, квадратными плечами и прямыми руками. Плакаты были нарисованы очень плохо, словно ребенком. Под каждым надпись: «ЗНАЙ СВОЕГО ВРАГА. СВА РЕГУЛЯРНЫЕ ВОЙСКА. СВА НЕРЕГУЛЯРНЫЕ ВОЙСКА. ПАТЕТ ЛАО РЕГУЛЯРНЫЕ ВОЙСКА» и т. д. А затем следовал список оружия, которым могут воспользоваться эти мужчины. Один угол кабинета был отведен под фотографии с разворотов «Плейбоя» (как минимум, за шесть месяцев).
Мюррей проковылял к бачку с ледяной питьевой водой и выпил пару бумажных стаканчиков. В голове с одной стороны тупо стучало, однако он четко сознавал все, что происходит. Снова сев на стул, он заметил, что у Жаки Конквест как раз за левым ухом родинка. Она сидела рядом с ним возле свернутого звездно-полосатого флага; теперь, когда она избавилась от газет, френч снова свободно облегал ее фигуру.
Веджвуд позвал помощника-лаосца, и тот ушел приготовить кофе, а Райдербейт и Нет-Входа начали долгое, но не совсем полное описание своих воздушных неудач. Они ни слова не упомянули о пересечении границы с Северным Вьетнамом, сконцентрировавшись полностью на отказавшем левом двигателе и на том, как они провели самолет в горах и приземлились на рисовом поле.
Веджвуд делал какие-то записи, качал головой и удивленно говорил, что ему трудно представить, как вообще кто-то из них остался жив. Когда вернулся помощник с кофе, Райдербейт улыбнулся одной из своих самых обворожительных улыбок и сказал:
— Может, мы могли бы выпить чего-нибудь покрепче, мистер Веджвуд?
— О, ребята, конечно! — и через минуту американец вернулся с полной квартовой бутылкой бурбона «Фо Роузес» и неизбежными бумажными стаканчиками.
Выпили все, кроме Нет-Входа, а Веджвуд начал планировать их возвращение во Вьентьян. Он мог отправить их вертолетом, и еще до заката они могли бы добраться хотя бы до Луангпхабанга. Для тайских толкачей, которые загадочно исчезли, транспорт найти было труднее.
Бурбон начал убывать, а с ним и головная боль Мюррея. Потом Веджвуд, прихватив бутылку, провел их по грязной, узкой улочке к дому с арками и витиеватыми балконами, который, как он выразился, больше других заведений в этом городке напоминает ресторан. Американец не смог остаться с ними, так как ему надо было отослать несколько радиосообщений, но он оставил им бутылку бурбона.
Внутри было очень жарко, пахло рыбой и летали ленивые, толстые мухи. Через минуту они переместились в патио с мелким прудом, в котором поблескивали три золотые рыбки. Хозяин, вежливый полукровка, вынес стол, стулья и четыре стакана. Еда, которую он подал, была отвратительной, но у них и так не было аппетита. После второго стакана бурбона Райдербейт откинулся на стуле и увлекся тем, что, отщипывая кусочки жесткого хлеба, скатывал их в комочки, окунал в бурбон и кидал в пруд, а потом наблюдал, как рыбки быстро поднимаются на поверхность и проглатывают корм. Каждый раз он радостно ухмылялся и напряженно ждал их реакции. Одна из рыб всплыла на поверхность с разинутым ртом, две другие ушли ко дну, немного подергались и замерли.
— Вот так! — воскликнул Райдербейт, разворачиваясь на стуле. — Вот вам пример поведения человека в сложных ситуациях: одни на плаву, другие тонут. Думаю, мы относимся к тем, кто на плаву, верно, Нет-Входа? Нет-Входа, ты не пьешь, ничтожный ублюдок!
Негр поднял голову со скрещенных на столе рук, он снова был в черных очках:
— Сэмми, ты знаешь, я не могу пить.
— После такого полета, как этот, ты еще как можешь выпить! — взревел Райдербейт.
— Перестань, Сэмми. Я устал.
Райдербейт нахмурился и плеснул себе еще бурбона.
— А вы пьете? — спросил он, поворачиваясь к Мюррею и Жаки Конквест, которые сидели в тени и баюкали свои стаканы. — Давайте, их надо освежить, — добавил Райдербейт и потянулся за бутылкой.
— Нам и так хорошо, — сказал Мюррей, ему совсем не хотелось смотреть на родезийца.
Бравада и веселость, которые он демонстрировал в USAID, по мере уменьшения бурбона переходили в раздражение и дурное настроение. Все, кроме Райдербейта, предпочитали молчать.
— Расскажи нам о Конго, — вяло сказал Мюррей, его волновало больше всего то, что и Райдербейт стал пить молча.
— Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать о Конго, Мюррей, мой мальчик, но позже. Сначала я хочу услышать, что делала на моем самолете эта миленькая маленькая миссис Конквест. Ты шпионила за мной, дорогуша? Собралась бежать к своему мистеру недоношенному Максвеллу Конквесту и донести ему, что этот Сэмюэль Райдербейт сунул свой нос на несколько миль за границу Северного Вьетнама, а потом посадил самолет на рисовое поле, и все потому, что он пару раз нюхнул фляжку с бренди! Так, дорогуша?
— Успокойся, — пробормотал Нет-Входа с другого края стола.
— Я спокоен и мил, Нет-Входа, — улыбнулся Райдербейт. — Просто хочу знать, что этой сладкой замужней леди было нужно на моем самолете.
— Вы сами знаете, — натянуто сказала Жаклин. — У меня было официальное разрешение, такое же, как у мастера Уайлда. Я фотографировала.
— Фотографировала чертовы облака или горы Северного Вьетнама? Как много снимков ты сделала?
— Это не ваше дело! — ее темные глаза засверкали, подчеркивая резкую белизну щек. — То, что вы спасли мне жизнь, еще не означает, что вы можете обращаться со мной, как со служанкой! — выкрикнула она. — Я сама могу позаботиться о себе, можете не волноваться, мистер Райдербейт!
Райдербейт криво ухмыльнулся в сторону пруда:
— Естественно, вы можете позаботиться о себе, миссис Конквест. Муж-цээрушник дает вам некоторое преимущество перед нами. Что касается меня, я готов умереть в любой день недели, — он скатал еще один комочек хлеба, окунул его в бурбон и на этот раз съел сам. — Я просто хочу знать, что вы делали на борту моего самолета, вот и все.
— Я вам уже сказала. Я записалась к вам на борт, чтобы фотографировать сброс риса. И вообще, какое вам до этого дело?
— Мне есть до этого дело, миссис Конквест. Потому что я — главный пилот, я один отвечаю за самолет — и мне есть дело до того, кто садится ко мне на борт и зачем.
— Я вам все объяснила.
— Остынь, Сэмми, — снова подал голос Джонс.
Мюррей напрягся, наблюдая за Райдербейтом и понимая, что родезиец нарывается на неприятности. Стакан Райдербейта был пуст. Он потянулся к бутылке и снова наполнил его, потом, рискованно откинувшись назад вместе со стулом, достал из портсигара, обтянутого свиной кожей, сигару, достал зажигалку и при ее пламени улыбнулся Жаки, как змея птичке:
— Ну так что ты собираешься рассказать своему ублюдочному муженьку, когда вернешься?
— Он даже не знает, что я с вами полетела.
— Ах, он даже не знает! — Райдербейт с грохотом опустился вместе со стулом на пол, он был сильно удивлен. — Почему, черт возьми?
— Оставь, — вмешался Мюррей. — Она тебе все объяснила. Хотела пофотографировать, развлечься скучным утром. Давай на этом закончим.
Райдербейт повернулся к нему и загадочно улыбнулся:
— Хорошо, солдат. Хорошо! Если ты так считаешь, я не буду спорить. Твой бизнес — мой бизнес. Если тебя не волнует присутствие жены цээрушника, меня оно тоже не волнует. Но, — он снова качнулся в сторону Жаки и направил на нее, как пистолет, свою горящую сигару, — если ты выдохнешь хоть одно слово, противоречащее рапорту мальчика Веджвуда, если хоть слово скажешь о Северном Вьетнаме, я сниму с тебя штанишки и задам твоей раскрасивой заднице такую порку, что ты неделю будешь кушать стоя!
Жаклин густо покраснела, а Мюррей сжал кулаки. Но не успел никто из них сказать ни слова, как Райдербейт вдруг рассмеялся, откинулся снова на стуле и выпустил в серый квадрат неба струю дыма.
— Хочешь послушать про Конго? Я расскажу тебе. В этой стране я провел лучшие дни своей жизни.
«Все, что угодно, — думал Мюррей, — лишь бы убить время, пока не прилетел вертолет и не забрал их в Луангпхабанг». От воспоминаний Райдербейт смягчился. Он рассказывал о том, как летал на легком «Пайпер Каманче», как симба, воя, как собаки, убегали в своих львиных головных уборах, а он расстреливал их из пулемета, иногда почти разрезая пополам, а иногда позволял одному из них пробежать около мили и выжидал, когда он попытается укрыться в зарослях, после чего укладывал беглеца одной короткой очередью.
Некоторые из историй родезийца были достоверны до ужаса, казалось, он насмехается над слушателями, ожидая от них бурной реакции, хотя ее так и не последовало. Даже постоянное упоминание мантов и кафров оставляли Джонса без движения, негр спал, положив голову на руки, словно уже не раз все это слышал, Жаки очень прямо сидела на стуле, она была бледна и курила, попивая из стакана, лицо ее не выражало ничего, кроме скуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42