– Ты знаешь, что это означает, не так ли? Это означает деньги для оплаты ренты. Почему ты не поумнеешь и не выкинешь этих паразитов в канаву, где им и место?
– Я был одним из них, – сказал Долан, немного уязвленный едкостью ее тона. – Почему же ты так настроена против этих ребят? Они чертовски талантливы. Гении, может быть.
– Ах, ради бога, – скривила губы Майра, – обманщики, да и только. И даже не очень хорошие обманщики. Играют в богему. Тебе не кажется, что эта роль нынче устарела?
– Ты можешь прекратить? – вмешался Бишоп. – Майк, этот малыш Гэйдж, которого ты назначил рекламным агентом, похоже, может оказаться довольно ценным кадром. Сегодня он добился пары хороших реклам.
– Отлично. Послушай, думаешь, что меня могут привлечь? Думаешь, мне придется идти в суд?
– Не знаю.
– Черт, это было бы ужасно.
В дверь снова постучали.
– Входите, – сказал Долан.
Дверь открылась. В комнату заглянул Улисс, но он не вошел, а жестом попросил Долана выйти.
Майкл прошел в гостиную, закрыв за собой дверь.
– Человек внизу в машине хочет видеть вас, – сообщил Улисс.
– Какой человек? Кто он?
– Просил передать вам, что это Бад.
– Да, конечно. Я спущусь прямо сейчас, – встрепенулся Долан.
Он услышал, как за спиной открылась дверь.
– Майк! – позвал Бишоп. – Куда ты собрался? Долан повернулся и подошел к нему:
– Я собираюсь спуститься на минутку, чтобы увидеться с Бадом Макгонахилом. Ты не возражаешь?
– Откуда ты знаешь, что это Макгонахил?
– Послушай, ради бога, можешь ты посидеть с Майрой в моей комнате и оставить меня одного на пару минут?
Он спустился вниз. Бад Макгонахил сидел в служебной машине. Было темно.
– Я не хотел подниматься к тебе, – сказал Макгонахил. – Теперь мы должны быть чрезвычайно осторожны. Я выяснил, где сегодня ночью собираются Крестоносцы.
– Сегодня?
– Да, это своего рода вечеринка. Ты знаешь, где находится старый аэропорт? За водохранилищем…
– Знаю.
– Они собираются там в полночь. Вот, возьми. – С этими словами он протянул Долану сверток, завернутый в газету.
– Что это?
– Униформа. Ты не сможешь приблизиться к ним, если не наденешь ее.
– Где ты взял это? Мне показалось, ты сказал, что не участвуешь…
– Так и есть. Форма принадлежит Сэму Уайену. Я отправил его сегодня днем сопровождать пару заключенных в тюрьму. Затем запасным ключом открыл его шкафчик и достал… Верни мне ее утром. Я положу все на место, и Сэм никогда ничего не узнает.
– Спасибо, Бад, – произнес Долан, беря сверток. – Огромное спасибо. Увидимся утром. Я позабочусь…
– Не беспокойся об этом. Я заскочу к тебе и прихвачу форму по дороге. Думаю, у меня будет такая возможность.
– Спасибо, Бад. Здорово!
– Не думай об этом, – сказал Макгонахил, заводя мотор. – Просто постарайся, чтобы ничего не случилось. И, Майк, лучше возьми свой пистолет. Надеюсь, что ты сможешь обойтись и без него, но лучше возьми на всякий случай.
– Спасибо тебе за все, Бад.
Когда Макгонахил уехал, Долан поднялся наверх со свертком.
– Что это? – спросил Бишоп.
– Новый костюм, – ответил Долан, разворачивая бумагу.
– Когда это Макгонахил занялся портняжным бизнесом? – съязвила Майра.
– Для нас чертовски хорошо, что он им вообще занялся, – сказал Долан, открывая сверток и вынимая черный балахон и черный колпак-шлем.
– Господи! – воскликнул Бишоп.
– Что это? – охнула Майра.
Долан развернул балахон. Очень длинный и просторный. Такой, что и два человека уместятся. Спереди на нем была изображена средневековым шрифтом белая буква «К», пронзенная красной стрелой. Колпак представлял собой кусок черной ткани, края которой были сшиты вместе, с прорезями для глаз, носа и рта. На лбу также красовалась буква «К», только чуть поменьше, чем на балахоне.
– Теперь узнали? – сказал Долан.
– Это одежда Крестоносцев. Что, черт возьми, ты собираешься с ней делать?
– Надеть. Я намереваюсь пойти на их сборище сегодня ночью.
– Зачем, это же чертовски глупо! – не удержалась Майра.
– Взгляните на эту дешевую ткань, – посоветовал Долан, демонстрируя балахон. – Вы не знаете никого, кто разбогател, продавая подобные вещи?
– Значит, Макгонахил знал что-то, – решил Бишоп.
– Он на нашей стороне, – сказал Долан, – помогает нам в всяком случае.
– Он помогает тебе погибнуть.
Бишоп и Майра посмотрели друг на друга. Инстинктивно они поняли, о чем каждый подумал: «Не стоит даже пытаться отговорить его идти на эту встречу». – «Проклятый тупоголовый Мик поступит так, как считает нужным, вопреки всем и вся…»
И Долан тоже знал, о чем они думали.
– Бесполезно, – проговорил он вслух. – Можете даже не пытаться. Я говорил вам, что займусь этими ублюдками, и я не шутил. Я иду.
– Тогда все, что нам остается, – сказал Бишоп, – это надеяться, что ты выберешься оттуда живым.
– Полагаю, что так, – подтвердил Долан.
Движение было не слишком интенсивным, пока он не оказался примерно в миле от водохранилища. Старая щебёнчатая дорога была узкая и очень ухабистая. Она не была приспособлена для автомобилей. Когда-то, задолго до появления скоростных трасс и быстрых машин, это была главная дорога на север. Сейчас ее использовали лишь несколько фермеров, живших в отдалении на холмах. Фермеры… и Крестоносцы.
Долан ехал очень осторожно, придерживаясь правой стороны дороги, оставляя большое пространство слева и впереди. Не хотел попасть в аварию. Даже такая мелочь, как помятое крыло, могла обернуться катастрофой. Он не хотел ни с кем разговаривать, не хотел никого видеть. Поэтому Долан поднял воротник пальто и надвинул шляпу на глаза. Не было и одного шанса на тысячу быть узнанным кем-нибудь проезжавшим мимо, но рисковать не следовало.
Сейчас он двигался медленно и уже мог видеть скопление машин далеко впереди. Движение было, как в Аройо-Секо после игры «Роуз Боул». Он аккуратно вел машину, пытаясь сосредоточиться на управлении, лишь бы не думать о том, что будет делать, когда доберется до места сборища. Он просто даже не представлял этого.
Но нелегкая работа не думать об этом, потому что это было загадочно и опасно. Сердце частило, и дыхание от волнения было немного затрудненным. Долан был рад, что за ним – сотни машин: ни повернуть назад, ни уехать, даже если очень хочется.
Все медленнее и медленнее машины продвигались вперед; вскоре по правой стороне дороги уже было не проехать: у обочины сплошняком стояли припаркованные автомобили. Внезапно он подумал (момент легкой паники – мысль была неожиданной): «А если вдруг потребуют какое-то удостоверение? Возможно, именно по этой причине автомобили ехали так медленно; наверное, кто-то впереди останавливал машины, проверяя членские карточки».
Чем больше он думал об этом, тем больше убеждался, что именно это и происходило. Как же он не догадался спросить у Макгонахила насчет карточки Уайена?
Но это не слишком бы помогло; черт, человек, который проверяет удостоверения, конечно, понял бы, что перед ним вовсе не Сэм Уайен. А что если Макгона-хил ведет двойную игру и предупредил о его приезде?
«Ищите парня по имени Майк Долан. Шесть футов, черные волосы, едет на старом двухместном «шевроле» с откидным верхом. Он собрался разоблачить вас. Ищите его. Подстрахуйтесь и останавливайте все машины…»
Что если Макгонахил обманул? О, Бад не стал бы так делать, – подсказывал рассудок. Нет-нет! Лучше не слишком доверять ему, настаивало подсознание.
Но, черт, раскинь мозгами, Бад – друг.
«Я помог ему продвинуться вперед, я помог его пацану получить образование в колледже, я сам дал толчок всеамериканской рекламе его сына. Я даже написал письма Кристи Уолшу, Гранту Раису, Коруму и другим парням. Бад честный. Он свой».
«Лучше не слишком доверять ему, – вновь заговорило подсознание. – Лучше припаркуй где-нибудь машину и сориентируйся».
«Хорошая идея», – сказал Долан себе. Он миновал пару мест для стоянки, пытаясь прекратить думать, и вскоре почувствовал, что это удалось. Через секунду он обнаружил свободное место, развернулся и припарковал машину, выключив фары, прежде чем заглушил мотор.
Он вылез через правую дверь. Пройдя вперед, увидел огни машин, стоявших в открытом поле. Когда глаза привыкли к темноте (ночь была безлунная), недалеко от себя Долан разглядел нескольких мужчин, натягивающих балахоны. Майкл почувствовал несказанное облегчение, – оказывается, никакой членской карточки не требовалось!
Он поспешно развернул сверток, надел балахон и натянул колпак. И с удивлением обнаружил, как сильно эти два простых куска ткани изменили настроение. Уже через минуту сердце перестало выпрыгивать из груди, дыхание стало спокойнее. Появилось ощущение абсолютной защищенности этой анонимностью. Майкл даже улыбнулся сам себе под колпаком. Поразительно!
Собственное великое открытие: вот для чего люди наряжаются в балахоны, чтобы разгуливать по ночам, – ради этой самой защищенности…
Он двинулся по обочине вперед, туда, где виднелась большая группа фигур в черных балахонах – несколько сотен, едва различимых в ночной темноте. Сборище происходило на старом летном поле, заброшенном после войны. Здесь стоял большой ангар, через щели в стенах и дверные проемы которого Долан мог видеть свет…
Он медленно подошел к ангару.
Двери были открыты. Внутри толпились люди в балахонах. Около одной из стен высилась грубо сколоченная платформа с дюжиной или больше стульев, вроде тех, что используются на похоронах.
Долан пробрался на противоположную сторону ангара и вышел из него. Здесь было тридцать пять или сорок машин, припаркованных ровными рядами, – дорогих машин. Все эти седаны, фаэтоны, купе явно принадлежали важным людям. Долан прошелся мимо них…
В конце ангара, там, где дорога выходит на старое летное поле, двое в балахонах, действуя как регулировщики движения, охраняли стоянку от рядовых членов. Долан отметил с мимолетной иронией эту дискриминацию в организации, в которой пунктом номер один значилось равенство. Затем он раскрыл блокнот, пряча его под своим балахоном, и начал записывать номера машин. Писал вслепую, но ему некуда было торопиться, и он очень тщательно переписывал цифры.
…Свисток прозвучал где-то позади него, и в тот же миг началось общее движение к ангару. Майкл посмотрел на часы. Несколько минут до полуночи.
Он двинулся с остальными, ликуя по поводу переписанных номерных знаков. Зная их, ничего не стоит выяснить личности некоторых Крестоносцев.
Внутри ангара было тесно, однако наряженные фигуры все прибывали и прибывали. Долан протолкался к центру, заняв позицию прямо перед возвышающейся платформой.
На платформе, глядя вниз, стояло семь человек, и еще один поднимался по лестнице. Итого восемь. Они были в балахонах и колпаках, как и сотни человек внизу, отличало же их только наличие незнакомых значков на колпаках, маленьких белых символов, видимо знаков отличия. Они напоминали греческие буквы, но были настолько маленькие, а Долан стоял так далеко, что не смог разобрать.
«Офицеры» на платформе пошептались между собой несколько минут, а затем прозвучал второй свисток. Один из «офицеров» сделал знак рукой, и большие двери ангара со скрежетом и скрипом закрылись. Шум голосов сотни людей сразу же стих.
Тогда «офицер» сделал шаг вперед, повернулся к людям внизу и вскинул руку в нацистском приветствии. Теперь воцарилась мертвая тишина.
«Офицер» поднял руку, словно дирижерскую палочку, махнул и быстро кивнул головой.
«Моя страна, хвала тебе, – запели Крестоносцы. -
Свободы сладкая земля,
О тебе я пою.
Твои горы, леса, и поля,
И ручьи, и холмы я люблю.
И орлом на вершину горы
Пусть свобода взлетит!»
Песня перешла в бурный взрыв эмоций, никак не соответствующий простенькому тексту, и затем все смолкло. Глаза собравшихся были обращены к людям на платформе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Я был одним из них, – сказал Долан, немного уязвленный едкостью ее тона. – Почему же ты так настроена против этих ребят? Они чертовски талантливы. Гении, может быть.
– Ах, ради бога, – скривила губы Майра, – обманщики, да и только. И даже не очень хорошие обманщики. Играют в богему. Тебе не кажется, что эта роль нынче устарела?
– Ты можешь прекратить? – вмешался Бишоп. – Майк, этот малыш Гэйдж, которого ты назначил рекламным агентом, похоже, может оказаться довольно ценным кадром. Сегодня он добился пары хороших реклам.
– Отлично. Послушай, думаешь, что меня могут привлечь? Думаешь, мне придется идти в суд?
– Не знаю.
– Черт, это было бы ужасно.
В дверь снова постучали.
– Входите, – сказал Долан.
Дверь открылась. В комнату заглянул Улисс, но он не вошел, а жестом попросил Долана выйти.
Майкл прошел в гостиную, закрыв за собой дверь.
– Человек внизу в машине хочет видеть вас, – сообщил Улисс.
– Какой человек? Кто он?
– Просил передать вам, что это Бад.
– Да, конечно. Я спущусь прямо сейчас, – встрепенулся Долан.
Он услышал, как за спиной открылась дверь.
– Майк! – позвал Бишоп. – Куда ты собрался? Долан повернулся и подошел к нему:
– Я собираюсь спуститься на минутку, чтобы увидеться с Бадом Макгонахилом. Ты не возражаешь?
– Откуда ты знаешь, что это Макгонахил?
– Послушай, ради бога, можешь ты посидеть с Майрой в моей комнате и оставить меня одного на пару минут?
Он спустился вниз. Бад Макгонахил сидел в служебной машине. Было темно.
– Я не хотел подниматься к тебе, – сказал Макгонахил. – Теперь мы должны быть чрезвычайно осторожны. Я выяснил, где сегодня ночью собираются Крестоносцы.
– Сегодня?
– Да, это своего рода вечеринка. Ты знаешь, где находится старый аэропорт? За водохранилищем…
– Знаю.
– Они собираются там в полночь. Вот, возьми. – С этими словами он протянул Долану сверток, завернутый в газету.
– Что это?
– Униформа. Ты не сможешь приблизиться к ним, если не наденешь ее.
– Где ты взял это? Мне показалось, ты сказал, что не участвуешь…
– Так и есть. Форма принадлежит Сэму Уайену. Я отправил его сегодня днем сопровождать пару заключенных в тюрьму. Затем запасным ключом открыл его шкафчик и достал… Верни мне ее утром. Я положу все на место, и Сэм никогда ничего не узнает.
– Спасибо, Бад, – произнес Долан, беря сверток. – Огромное спасибо. Увидимся утром. Я позабочусь…
– Не беспокойся об этом. Я заскочу к тебе и прихвачу форму по дороге. Думаю, у меня будет такая возможность.
– Спасибо, Бад. Здорово!
– Не думай об этом, – сказал Макгонахил, заводя мотор. – Просто постарайся, чтобы ничего не случилось. И, Майк, лучше возьми свой пистолет. Надеюсь, что ты сможешь обойтись и без него, но лучше возьми на всякий случай.
– Спасибо тебе за все, Бад.
Когда Макгонахил уехал, Долан поднялся наверх со свертком.
– Что это? – спросил Бишоп.
– Новый костюм, – ответил Долан, разворачивая бумагу.
– Когда это Макгонахил занялся портняжным бизнесом? – съязвила Майра.
– Для нас чертовски хорошо, что он им вообще занялся, – сказал Долан, открывая сверток и вынимая черный балахон и черный колпак-шлем.
– Господи! – воскликнул Бишоп.
– Что это? – охнула Майра.
Долан развернул балахон. Очень длинный и просторный. Такой, что и два человека уместятся. Спереди на нем была изображена средневековым шрифтом белая буква «К», пронзенная красной стрелой. Колпак представлял собой кусок черной ткани, края которой были сшиты вместе, с прорезями для глаз, носа и рта. На лбу также красовалась буква «К», только чуть поменьше, чем на балахоне.
– Теперь узнали? – сказал Долан.
– Это одежда Крестоносцев. Что, черт возьми, ты собираешься с ней делать?
– Надеть. Я намереваюсь пойти на их сборище сегодня ночью.
– Зачем, это же чертовски глупо! – не удержалась Майра.
– Взгляните на эту дешевую ткань, – посоветовал Долан, демонстрируя балахон. – Вы не знаете никого, кто разбогател, продавая подобные вещи?
– Значит, Макгонахил знал что-то, – решил Бишоп.
– Он на нашей стороне, – сказал Долан, – помогает нам в всяком случае.
– Он помогает тебе погибнуть.
Бишоп и Майра посмотрели друг на друга. Инстинктивно они поняли, о чем каждый подумал: «Не стоит даже пытаться отговорить его идти на эту встречу». – «Проклятый тупоголовый Мик поступит так, как считает нужным, вопреки всем и вся…»
И Долан тоже знал, о чем они думали.
– Бесполезно, – проговорил он вслух. – Можете даже не пытаться. Я говорил вам, что займусь этими ублюдками, и я не шутил. Я иду.
– Тогда все, что нам остается, – сказал Бишоп, – это надеяться, что ты выберешься оттуда живым.
– Полагаю, что так, – подтвердил Долан.
Движение было не слишком интенсивным, пока он не оказался примерно в миле от водохранилища. Старая щебёнчатая дорога была узкая и очень ухабистая. Она не была приспособлена для автомобилей. Когда-то, задолго до появления скоростных трасс и быстрых машин, это была главная дорога на север. Сейчас ее использовали лишь несколько фермеров, живших в отдалении на холмах. Фермеры… и Крестоносцы.
Долан ехал очень осторожно, придерживаясь правой стороны дороги, оставляя большое пространство слева и впереди. Не хотел попасть в аварию. Даже такая мелочь, как помятое крыло, могла обернуться катастрофой. Он не хотел ни с кем разговаривать, не хотел никого видеть. Поэтому Долан поднял воротник пальто и надвинул шляпу на глаза. Не было и одного шанса на тысячу быть узнанным кем-нибудь проезжавшим мимо, но рисковать не следовало.
Сейчас он двигался медленно и уже мог видеть скопление машин далеко впереди. Движение было, как в Аройо-Секо после игры «Роуз Боул». Он аккуратно вел машину, пытаясь сосредоточиться на управлении, лишь бы не думать о том, что будет делать, когда доберется до места сборища. Он просто даже не представлял этого.
Но нелегкая работа не думать об этом, потому что это было загадочно и опасно. Сердце частило, и дыхание от волнения было немного затрудненным. Долан был рад, что за ним – сотни машин: ни повернуть назад, ни уехать, даже если очень хочется.
Все медленнее и медленнее машины продвигались вперед; вскоре по правой стороне дороги уже было не проехать: у обочины сплошняком стояли припаркованные автомобили. Внезапно он подумал (момент легкой паники – мысль была неожиданной): «А если вдруг потребуют какое-то удостоверение? Возможно, именно по этой причине автомобили ехали так медленно; наверное, кто-то впереди останавливал машины, проверяя членские карточки».
Чем больше он думал об этом, тем больше убеждался, что именно это и происходило. Как же он не догадался спросить у Макгонахила насчет карточки Уайена?
Но это не слишком бы помогло; черт, человек, который проверяет удостоверения, конечно, понял бы, что перед ним вовсе не Сэм Уайен. А что если Макгона-хил ведет двойную игру и предупредил о его приезде?
«Ищите парня по имени Майк Долан. Шесть футов, черные волосы, едет на старом двухместном «шевроле» с откидным верхом. Он собрался разоблачить вас. Ищите его. Подстрахуйтесь и останавливайте все машины…»
Что если Макгонахил обманул? О, Бад не стал бы так делать, – подсказывал рассудок. Нет-нет! Лучше не слишком доверять ему, настаивало подсознание.
Но, черт, раскинь мозгами, Бад – друг.
«Я помог ему продвинуться вперед, я помог его пацану получить образование в колледже, я сам дал толчок всеамериканской рекламе его сына. Я даже написал письма Кристи Уолшу, Гранту Раису, Коруму и другим парням. Бад честный. Он свой».
«Лучше не слишком доверять ему, – вновь заговорило подсознание. – Лучше припаркуй где-нибудь машину и сориентируйся».
«Хорошая идея», – сказал Долан себе. Он миновал пару мест для стоянки, пытаясь прекратить думать, и вскоре почувствовал, что это удалось. Через секунду он обнаружил свободное место, развернулся и припарковал машину, выключив фары, прежде чем заглушил мотор.
Он вылез через правую дверь. Пройдя вперед, увидел огни машин, стоявших в открытом поле. Когда глаза привыкли к темноте (ночь была безлунная), недалеко от себя Долан разглядел нескольких мужчин, натягивающих балахоны. Майкл почувствовал несказанное облегчение, – оказывается, никакой членской карточки не требовалось!
Он поспешно развернул сверток, надел балахон и натянул колпак. И с удивлением обнаружил, как сильно эти два простых куска ткани изменили настроение. Уже через минуту сердце перестало выпрыгивать из груди, дыхание стало спокойнее. Появилось ощущение абсолютной защищенности этой анонимностью. Майкл даже улыбнулся сам себе под колпаком. Поразительно!
Собственное великое открытие: вот для чего люди наряжаются в балахоны, чтобы разгуливать по ночам, – ради этой самой защищенности…
Он двинулся по обочине вперед, туда, где виднелась большая группа фигур в черных балахонах – несколько сотен, едва различимых в ночной темноте. Сборище происходило на старом летном поле, заброшенном после войны. Здесь стоял большой ангар, через щели в стенах и дверные проемы которого Долан мог видеть свет…
Он медленно подошел к ангару.
Двери были открыты. Внутри толпились люди в балахонах. Около одной из стен высилась грубо сколоченная платформа с дюжиной или больше стульев, вроде тех, что используются на похоронах.
Долан пробрался на противоположную сторону ангара и вышел из него. Здесь было тридцать пять или сорок машин, припаркованных ровными рядами, – дорогих машин. Все эти седаны, фаэтоны, купе явно принадлежали важным людям. Долан прошелся мимо них…
В конце ангара, там, где дорога выходит на старое летное поле, двое в балахонах, действуя как регулировщики движения, охраняли стоянку от рядовых членов. Долан отметил с мимолетной иронией эту дискриминацию в организации, в которой пунктом номер один значилось равенство. Затем он раскрыл блокнот, пряча его под своим балахоном, и начал записывать номера машин. Писал вслепую, но ему некуда было торопиться, и он очень тщательно переписывал цифры.
…Свисток прозвучал где-то позади него, и в тот же миг началось общее движение к ангару. Майкл посмотрел на часы. Несколько минут до полуночи.
Он двинулся с остальными, ликуя по поводу переписанных номерных знаков. Зная их, ничего не стоит выяснить личности некоторых Крестоносцев.
Внутри ангара было тесно, однако наряженные фигуры все прибывали и прибывали. Долан протолкался к центру, заняв позицию прямо перед возвышающейся платформой.
На платформе, глядя вниз, стояло семь человек, и еще один поднимался по лестнице. Итого восемь. Они были в балахонах и колпаках, как и сотни человек внизу, отличало же их только наличие незнакомых значков на колпаках, маленьких белых символов, видимо знаков отличия. Они напоминали греческие буквы, но были настолько маленькие, а Долан стоял так далеко, что не смог разобрать.
«Офицеры» на платформе пошептались между собой несколько минут, а затем прозвучал второй свисток. Один из «офицеров» сделал знак рукой, и большие двери ангара со скрежетом и скрипом закрылись. Шум голосов сотни людей сразу же стих.
Тогда «офицер» сделал шаг вперед, повернулся к людям внизу и вскинул руку в нацистском приветствии. Теперь воцарилась мертвая тишина.
«Офицер» поднял руку, словно дирижерскую палочку, махнул и быстро кивнул головой.
«Моя страна, хвала тебе, – запели Крестоносцы. -
Свободы сладкая земля,
О тебе я пою.
Твои горы, леса, и поля,
И ручьи, и холмы я люблю.
И орлом на вершину горы
Пусть свобода взлетит!»
Песня перешла в бурный взрыв эмоций, никак не соответствующий простенькому тексту, и затем все смолкло. Глаза собравшихся были обращены к людям на платформе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26