Разменяй-ка мне доллар = я хочу позвонить.
Он оглядел меня с ног до головы и не двинулся с места. Через секунду сказал:
- Не люблю, когда всякие там черномазые ребятишки приходят ко мне в магазин и просят подай то да се. Чего тебе надо, жеребина?
Мне тут же захотелось протянуть руки через прилавок и разорвать толстяка пополам, но я сдержался, подумав: "Ну ладно, я этому цветному нахалу спуску не дам!" - однако заговорил с ним почтительно, рассыпаясь "сэрами" точно так же, как в разговоре с тем белым на бензоколонке. А то ведь это было бы слишком просто, слишком в духе белых - срывать злость на этом черном толстяке. Я выложил доллар на прилавок и сказал:
- Слушай, дядя, я тебя не знаю, и ты меня не знаешь - так что не будем из-за ерунды ссориться. Я зашел к тебе только позвонить. Или ты не можешь доллар разменять?
- Да нет, разменять-то доллар я могу. Я и сотню могу разменять - в любой день. А ты можешь?
- Нет, - ответил я терпеливо.
- Вот и я о том подумал. Еще ни разу в жизни не видал расфуфыренного хлюста с полными карманами. - И решив, что он уже доказал все, что его заплывшие жиром мозги хотели мне доказать, он полез в карман и шмякнул на прилавок четыре четвертака. Я подошел к автомату, достав на ходу всю мелочь из кармана. Я заранее продумал свой трюк со звонком - мне надо было позвонить Сивилле на телефон-автомат в служебном помещении, как я обычно и делал, когда собирался за ней заехать. Мне казалось, что так мой звонок ни за что не смогут засечь. Толстун и Худой даже и не пытались сделать вид, что не подслушивают. Я назвал телефонистке нью-йоркский номер, стараясь говорить как можно тише. Через секунду мне ответила какая-то девчонка. Я попросил Сивиллу, но девчонка сказала, что Сивилла вышла. Тогда я попросил её сходить поискать. Та сказала, чтобы я подождал, и ушла. Через пару минут девушка вернулась и сообщила, что пока не нашла Сивиллу. Я продолжал ждать. Телефонистка попросила меня сказать ей, когда я закончу разговор. Жирдяй-продавец за моей спиной изрек в пространство:
- Видать, недешево тебе обойдется этот звонок, Деловой! Никогда ещё не видал, чтобы по телефону так мало говорили, - и он по-идиотски хохотнул. За такие бабки такой базар!
Наконец я услышал резкое Сивиллино:
- Кто это?
- Привет, дорогая. Как там делишки?
Тихим, злым и почти истерическим голосом она ответила:
- Туи Мур, я из-за тебя, осла, работу потеряю! Ко мне вечера домой приходила полиция! - На слове "полиция" она как бы всхлипнула. - И я точно знаю, что сегодня утром по дороге на работу за мной увязалась полицейская машина. Они вошли к мне в дом... Если в компании узнают...
- Спокойно, милая! Что сказали ребята в форме, что им было надо?
- Они спросили, не знаю ли я твое местонахождение, когда я тебя в последний раз видела. И все.
- И это все? И они больше ничего не спрашивали? А они не сказали, зачем... почему их я интересую?
- Ну что ты прицепился! Я тебе пересказала весь наш разговор. В жизни мне не было так неловко! Я-то думала, что это ты пришел - я как раз переодевалась и в таком виде открыла им дверь. Видел бы ты, как они на меня смотрели!
- А что ты им сказала?
- Правду, мистер! Что не видела тебя уже сутки и что понятия не имею, где ты. Туи, я не понимаю, во что ты вляпался, но говорю тебе, если бы ты получил нормальное место на почте...
- Ты не знаешь? Милая, ты что, газет не читаешь? Телик не смотришь?
- Ах ты негодяй, ты что это проверяешь меня? Ты бы...
- Нет, нет, ничего я не проверяю...
- Слушай, что с тобой такое? Ты говоришь загадками.
- Я звоню тебе из автомата.
- И когда же я тебя увижу?
- Не знаю. Скоро, надеюсь. Я ещё позвоню.
- Послушай, Туи Маркус Мур, ты верни мне мои деньги! Все до последнего цента! Какая же я была дура, что дала тебе такие деньги! Хотела бы я знать, зачем они тебе понадобились.
- Я на них покупаю нефтяную скважину для Мэрилин Монро - что ещё я могу делать с такими деньгами! Я позвоню. Теперь остынь и ни о чем не беспокойся.
- У меня сто причин для беспокойства!
- Ну пока! - Я повесил трубку на рычаг. Я пребывал в недоумении. Почему полиция ничего не сказала ей про убийство, почему об этом не написали в газетах, почему не передали в теленовостях? Если они навестили Сивиллу, значит, они все про меня знают, тогда почему все держится в секрете? Черт, если бы эта глупышка Сивилла могла думать о чем-то помимо своих сраных денег, я бы мог узнать от неё хоть какие-то новости. Но она ничего не знала. И как это полиции удалось так быстро меня вычислить? Через Кей? Да, теперь уж и непонятно, на чьей стороне она. Это, должно быть, все тот же гад, который подставил меня, вызвав полицию к Томасу.... Эти три буквы - К-Т-О - означали теперь для меня жизнь. Или смерть. К-Е-Й - тоже очень интересные три буквы. Правда, я скорее нуждался в других трех буквах - С-О-С.
Телефонистка перезвонила и вежливо попросила меня опустить в автомат ещё восемьдесят пять центов. Вот тут система дала сбой: телефонистка не могла определить, с кем говорит, с белым или цветным - если бы она знала, что с цветным - то не стала бы не утруждать себя вежливостью. Я сказал ей, что мне надо сходить разменять бумажку.
Я положил на прилавок очередной доллар, и Толстяк, перегнувшись, спросил:
- А откуда ты знаешь, что у меня есть мелочь, а стиляга?
- Телефон же твой. Я ведь просто могу уйти - и все дела, а с телефонной компанией будешь сам разбираться. - сказал я смиренно - нельзя было позволить этому жирдяю вывести меня из терпения.
Наконец туша пришла в движение - и мой доллар превратился в горку звонких монет. Я опустил мелочь в автомат и повесил трубку.
- Больших бабок стоил тебе этот разговорчик. Горячая девица, а? Дорого тебе обходится...
- Я разговаривал с матерью, - отрезал я, направляясь к двери.
Жирдяй, оказывается, просто шутил, потому что его рожа сразу посерьезнела, и он сказал:
- Извини, парень. Не стоило мне зубоскалить. Не обижайся.
Помахав им, я закрыл за собой дверь. По дороге обратно в Бингстон, я все никак не мог взять в толк, что же мне все-таки сообщила Сивилла. Разумеется, если полиция пока не дает информацию в прессу, они бы и не стали говорить Сивилле, что меня разыскивают за убийство. Но из её слов следовало, что они проводили рутинную проверку - точно намеревались содрать с меня штраф за неправильную парковку. А может, они искали меня вовсе и не в связи с этим убийством? Глупости! Они безусловно же ищут меня за то, что я избил полицейского. Может быть даже, я им нужен по этому поводу больше, чем за убийство. Но как же они умудрились выяснить, что какой-то негр, которого видели в комнате Томаса, - это я? Кто, если не Кей, дирижировала этим концертом? В конце концов, я поверил на слово Бобби, что это она, а не Кей, нашла меня. Но она же скажет все что угодно, чтобы выгородить Кей. Но даже если это Кей, какая связь между ней и каким-то шалопаем Томасом? У меня, правда, не было времени проверить ещё её босса, загадочного Б.Х... Это его алиби, что он якобы уехал в Сент-Луис, могло оказаться липовым. Но опять же - что общего между крупным телевизионным продюсером и мелким хулиганом из Огайо? Конечно, ответ где-то есть, потому что в этой компании невозможно определить, кто из них "он", а кто "она". Я так и не узнал, каким образом Кей удалось раздобыть все эти сведения про Томаса. А что если её босс занялся делом Томаса, сам стал готовить это досье, потом встретился с Томасом и... попытался затащить в койку? А Томас его с позором выставил тогда это возможный повод для убийства.
Тут что-то связывалось - вроде бы. Ведь мой вывод, будто Томас простой работяга, ведущий серую жизнь, ни на чем не основан. Я же и видел-то его всего несколько раз. Я по сути ничего о нем не знал. Но если Б.Х. "голубой" и давно знаком с Томасом, почему же Кей не стала его подозревать? Или она не в курсе их знакомства? Да, но с чего это ей рисковать своей работой ради меня? Даже вот Сивилла ни о чем другом думать не может - только о своих поганых деньгах. Но одно очевидно - если полиции все про меня известно, я вовремя сбежал из Нью-Йорка.
Я подъехал к дому Дэвисов до полудня, помылся, побрился. Ровно в двенадцать Френсис постучала в дверь. Она была такая свеженькая и чистенькая в своих облегающих штанах и простенькой итальянской блузке с открытыми плечами. И у нее, доложу вам, действительно имелись плечи - не просто обтянутые кожей кости. На ногах у неё были красные балетные тапочки, а волосы убраны в тугой узел, обвитый псевдожемчужными бусами - жемчужины резко контрастировали с блестящими черными волосами. Губы были тщательно накрашены бледно-красной помадой. Пока я рассматривал её губы, Френсис спросила:
- Ну что, тебя произвели в кентуккийские полковники?
- Мне сделали выговор за то, что я редко произносил слово "сэр". Ну, мы едем к Тиму Расселлу?
- Если ты готов, да. Буду ждать тебя в машине.
Я надел галстук и пиджак и услышал, как внизу миссис Дэвис ворчливо спрашивала Френсис, чего это она так вырядилась, а та тихо попросила её помолчать. Я вышел на улицу. Френсис сидела за рулем "шевроле". Я уселся рядом с ней, она включила зажигание и поинтересовалась:
- Узнал что-нибудь новое?
- Нет.
- Я говорила с папой. Никто из местных не выезжал из города за последние месяцы.
Когда мы свернули с аллеи на улицу, высокий худой парень в комбинезоне, начищенных башмаках и клетчатой куртке помахал ей рукой. Но рука тут же повисла в воздухе, а светло-коричневое лицо с аккуратно подстриженными усиками изобразило немалое удивление. Она махнула ему в ответ и вырулила на улицу. Парень гаркнул нам вслед:
- Эй, Френсис, погоди!
- Времени нет! - крикнула она в ответ и переключила на третью передачу. - Это Вилли.
- Друг?
- Боже, а ещё детектив! Да нет. Иногда мы ходим в кино - надо же мне с кем-то гулять. Кстати, наверное, оттого, что я играю в недотрогу, Вилли мне как-то намекнул, что не прочь бы на мне жениться.
- Симпатичный парень.
- Вилли - выгодная партия для цветных девчонок в Бингстоне. Просто сокровище. И ему это известно. Вилли бывший десантник, единственный в Бингстоне, так что он у нас знаменитость, к тому же у него постоянная работа - он развозит уголь на грузовике, хорошо зарабатывает. Он уверен, что стоит ему только сделать предложение - и любая девчонка сразу же кинется ему в ножки и завиляет хвостом как побитая собачка. Вряд ли я смогла бы выйти за него. Вилли такой замечательный и восхитительный только в местном пейзаже.
Мне не хотелось лезть в её личные дела, поэтому я спросил:
- Что сказать этому Тиму? То есть, кем мне назваться?
- Да ничего не говори. Он понимает, что ты попал в беду, и не будет задавать лишних вопросов. Он был одним из немногих белых, кто помогал нам вести борьбу за право сидеть в партере кинотеатра. Он... Наверное, его можно назвать нашим городским социалистом. Он очень хороший парень. Одно время мне даже казалось, что я в него влюблена.
Я не удержался и удивленно взглянул на нее.
- И что же?
- Ничего. Я... мы... не стали развивать наши отношения. Он теперь женат. Скоро я поняла, что любовь к Тиму - это только девичьи грезы. Я спутала восхищение с любовью.
- Это озарение посетило тебя до или после его женитьбы?
- До. Перестань меня дразнить! - Она произнесла это точно таким же тоном, как Кей просила меня никогда не насмехаться над ней.
- Прости.
Мы проехали по главной улице и скоро свернули в грязное поле - предел мечтаний для любителей бейсбола. Мы миновали ряд побитых ветрами и непогодой трибун и, направившись к лесополосе на противоположном краю поля, остановились у грузовика-пикапа. Сидящему за рулем парню с худым обветренным лицом и пронзительными голубыми глазами на вид было года двадцать три. Из-за коротко стриженных соломенных волос он почему-то напомнил мне Томаса. Сложением он походил на боксера-средневеса. На нем была рабочая рубаха и замызганная замшевая куртка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29