Радиоволны, одна за другой, беззвучно профильтровались сквозь Антона и Тему и покатились дальше, искать разбросанные по городу детекторы. В соседней квартире, например, был один: забытое радио сомнамбулически-деловито бормотало в пустой коммунальной кухне. За стеной холодный электронный свет делил комнату пополам. Антон работал. Тема спал. Ему снилось, что он в Лондоне, в автомобильном тоннеле. Ему нужно было срочно позвонить. Он держал в руке новенькую телефонную карточку с фотографией Вестминстера. Ему только что сказали, что в городе Лондоне всего пять телефонов-автоматов и что все они находятся далеко от центра.
Глава 3
- Ом, - сказала Кореянка Хо, - Омммм. Омище. Ом!! Маринка, ты знаешь, что у нас есть уже, между прочим, совсем больше нечего? Кореянка Хо медитировала в углу комнаты на коврике с разноцветными медвежатами, купленном Мариной на толкучке за сто рублей и специально предназначенном для разнообразных духовных упражнений. Она уже полчаса сидела не шевелясь в классической позе лотоса с закрытыми глазами и бормотала про себя алмазную сутру иногда на санскрите, а иногда, если санскрит не забирал, то и в переводе на русский язык с некоторыми собственными поправками и дополнениями. Хронологически, день, как известно, закончился. Метафизически, он еще продолжался, длился, как длятся обычно некоторые дни даже тогда, когда они хронологически заканчиваются. Хронологически, день закончился давно, двадцать строчек тому назад. Метафизически, было еще только шесть часов вечера по среднеевропейскому времени и до конца дня оставалось еще множество разнообразных событий и присшествий: стрельба в кафе со стеклянной стенкой и стрельба в Руанде, стрельба в Индонезии и стрельба в Айове, групповой меланхолический коитус у Антона, на улице Тургенева и групповой сангвинический коитус в берлинском закрытом клубе, таинственный коитус двух божьих коровок на заборе в Южной Моравии и тантрический коитус двух современных художников и балерины-любительницы в Нью-Йорке - а также выборы в Никарагуа, которых не было в полуночной информационной программе, потому что диктор, торопясь на день рождения своего несовершеннолетнего еще приятеля, впопыхах перепутал страницы и прочитал сообщение о прошлогоднем тайфуне во Флориде и выборы председателя гаражного кооператива в Новосибирске - плюс еще великое множество разных других исторических элементарных частиц, которые, если бы их аккуратно и последовательно, не торопясь, наподобие разноцветного бисера, нанизать одно за другим на подходящую нитку, смогли бы образовать собой довольно длинную и разнообразную сепаратную вечность. - В котлетную сходим, - ответила Марина. Она лежала в кровати. Она проснулась час тому назад и ей совершенно не хотелось вставать. - Надо им хоть раз там заплатить, в котлетной, - отреагировала Кореянка Хо из глубин подсознания, - как ты думаешь? А то я боюсь, они нас поймают. Ох!, - вздохнула она, видимо наткнувшись на непредвиденное сатори, Последний раз они на нас очень нехорошо посмотрели. - Не поймают. Марина тасовала карты. На носу у нее был приклеен пластырь, из-под которого виднелась тонкая царапина. Синяк у нее под глазом уже почти прошел, остался только слабый, голубовато-желтый акварельный развод на скуле. Разбитая нижняя губа тоже почти приняла уже свои первоначальные совершенные очертания, если не считать небольшой розовой припухлости слева, которую с некоторого расстояния можно было принять за простуду. Напротив Марины на кровати сидела ее квартирная хозяйка, Лиля, тридцатидвухлетняя крашеная блондинка в джинсовой куртке, расшитой разноцветными стекляшками. Лиля рассматривала свои новые накладные ногти длинные, пять с половиной сантиметров, бледно-розовые, с перламутровым отливом, с золотистым узором на поверхности. После Марины она собиралась в сауну с подружками и беспокоилась, не отвалятся ли эти сверхъестественные фиберглассовые протезы от своих невыразительных органических прототипов в девяностоградусной жаре парилки или в гиперхлорированной воде бассейна. Время от времени, она без особого интереса поглядывала на экран телевизора, где шел прокатный американский видеофильм категории "Б", в котором две длинноногие полногрудые красотки и мужественный небритый блондин с непонятным прошлым неутомимо сражались с ордами грубых антиутопических мутантов, питавшихся, если верить авторам, исключительно сырой нефтью, разведенной на обогащенном уране. - Ты лучше деньги за кассету возьми, - сказала Кореянка Хо. - Попробую, - без энтузиазма сказала Марина. Лиля вытащила из бумажника две купюры и добавила их в кучку, которая лежала на атласном одеяле в углублении, рядом с тарелкой недоеденного винограда. Марина сдала карты. Они играли в двадцать одно. - У меня сейчас точно такой же период по жизни, - сказала Лиля, рассматривая свою сдачу, - ни денег нет ни копейки, ни каких-то перспектив конкретных - ничего. В Париж хотела съездить, посмотреть, как люди живут, так отменили в последний момент... - Еще? - спросила Марина деловито. Лиля поводила ногтем по картам, пошевелила губами, подсчитывая очки, и задумалась. - Кризис, как моя мама говорила, - сказала она. - Дама это три? - Три. - Давай еще. Еще. Еще. О. Подожди. Стоп. Перебор. Лиля бросила карты и снова достала деньги. - Я тебе и так столько времени не напоминала, - сказала она, добавляя деньги в кучку. - Я же понимаю все... Марина снова сдала. Лиля заглянула в карты. - Ну влюбилась ты в идиота, - продолжила она снисходительно, - с кем не бывает. Еще. Я тоже как-то раз с одним целых два месяца проваландалась. Врач был по профессии, ухогорлонос... На дому чеканкой занимался. Еще. Еще. Хватит, себе. Так его эту чеканку хоть сотрудники иногда покупали, в поликлинике. - Очко, - сказала Марина. Лиля проверила. Она со вздохом бросила карты и снова достала деньги. - Не везет мне сегодня, - сказала она, - но ты меня тоже пойми, Маринка, ты ведь мне уже три месяца за квартиру-то не платишь... Я ведь это не потому что там что-то там такое, просто мне ведь тоже деньги нужны, сама подумай. - Он не идиот, - сказала Марина. - А кто он тогда? - рассеянно спросила Лиля, заводя глаза к потолку. - На, на, на... - пропела она, повеселев. - Себе. Кто он, скажи на милость? - Он? - Марина задумалась, снимая карты с колоды. - Другое дело, - не дожидаясь ответа, рассуждала Лиля, - зачем было ребенка от него заводить? Это же серьезнейшее дело. Марина посмотрела на переливающийся атласный холм, там, где под одеялом вздувался ее девятимесячный живот. Она собиралась на следующей неделе родить. При всем желании она не смогла бы объяснить Лиле, зачем было заводить от Темы ребенка. Мало того, она самой себе не смогла бы этого объяснить. Вошел он к ней, и зачала она, и понесла, и должна была на девятый месяц родить. И собирались они назвать ребенка библейским именем Иосиф в честь великого русского поэта Иосифа Бродского. И собирались они еще неделю тому назад жить долго и счастливо и умереть одновременно в один день, вместе с Кореянкой Хо и Антоном где-нибудь в середине четвертого тысячелетия. Марина сдала себе карты. - Вот ты мне честно скажи, - сказала Лиля - он тебе хоть раз в жизни деньги давал? Марина заулыбалась. - Было дело, - она вытащила последнюю карту, - мы только познакомились. На дискотеке. Облава была. Он меня попросил тогда двести долларов спрятать в трусы и пакет с кокаином. Там граммов двадцать было, если не больше. - В-общем, я не знаю... - сказала Лиля, пропуская маринин рассказ и торжествующе разворачивая карты одну за другой. - Очко. Я еще подожду, конечно. Недели две, не больше. А потом ищи себе богатого покровителя. Она непринужденно бросила карты на кровать. - У меня тоже, - сказала Марина. - Я в душ пошла. - Подожди, - сказала расстроенная Лиля, складывая при помощи украшенного колечком указательного пальца королей с валетами и тузами, - я уже час как в туалет хочу - и не иду. Почему? Непонятно. Почему люди никогда не делают то, чего им по-настоящему хочется? Не замечала? Никогда. - Иди, - сказала Марина, - только быстрее, мне в прокат еще надо успеть. Там бумага, кажется, кончилась. - У меня салфетки с собой, - деловито ответила Лиля. Она вышла из комнаты. Марина откинула одеяло, опустила ноги в огромные тигровые тапочки и натянула на себя махровый халат, украденный в позапрошлом году в одной из лучших гостиниц города. Рядом с кроватью были стопкой сложены альбомы по искусству: два месяца назад, когда у нее заканчивался токсикоз, Марина всерьез собиралась стать искусствоведом. На книгах стоял стакан с молоком. Марина понюхала молоко и поставила стакан обратно. - Ну, что? - негромко спросила Кореянка Хо, - опять выиграла? - А что я могу поделать? - отозвалась Марина вполголоса, - она абсолютно неспособна стратегически мыслить. А мне везет, как всегда. - Она тебя выгонит, Маринка, - тревожно сказала Кореянка Хо, - если ты ей хотя бы пару раз не проиграешь как следует. И меня вместе с тобой, печально добавила она. - Не выгонит, - сказала Марина, аккуратно снимая пластырь перед зеркалом, - мы же с ней друзья. Кто еще ей расскажет, что Дизель - это модная фирма, а не паровоз? Марина вышла на кухню. Она взяла с полки небольшой цветастый пакетик, на котором единственное слово, написанное крупными слоеными буквами, сопровождалось четырьмя надувными восклицательными знаками, оторвала у пакетика предусмотрительно обозначенный пунктиром уголок и высыпала беловато-розовый кристаллический порошок в стеклянную банку. Из старомодного пластмассового кувшина она налила в банку воды и помешала подвернувшимся под руку ножом. Порошок, растворяясь, медленно завился вместе с пузырьками в изящную колеблющуюся воронку, вокруг которой лениво расплывалось облако цвета бриллиантовой зелени. Марина сначала облизала мокрый нож, потом отпила из банки, потом налила немного питья в стакан и вернулась в комнату. - Хочешь "Фрукто" немножко? - спросила она Кореянку Хо. - Желтого или голубого? - спросила Кореянка Хо, не открывая глаз. - Киви. - Нет, спасибо, - негромко ответила Кореянка Хо. - Киви аналитические способности стимулирует. Мне сейчас сосредоточиться нужно. Я бы желтого сейчас попила. Как его? Дынного... За последние три месяца Кореянка Хо испытала несколько серьезных культурных потрясений - прочитала всего Борхеса, к примеру, и кое-что Берроуза и посмотрела на авангардистском фестивале восемь фильмов японского альтернативного режиссера Хаджимото подряд. После этого она, в приступе спонтанной креативности, разработала собственную теорию правильного питания. Согласно этой теории, желтая еда способствовала самоуглублению, а голубая - самосовершенствованию и определенности жизненных установок. С некоторых пор Кореянка Хо, как настоящий ученый, мужественно ела маслины с ежевичным джемом и яичницу с лимонами и пастилой и готовила себе отдельно. - Желтый кончился, - сказала Марина и допила изумрудную жидкость, - вчера еще. - Окей, - сказала Кореянка Хо, покорно следуя предначертанию. - Ом. Лиля вышла из ванной, и Марина отправилась в душ. Она открыла воду и задумалась, намыливая голову. Теплая пена потекла по плечам. Выдавливая на ладонь янтарную каплю пахучего тропического ополаскивателя, Марина пришла к выводу, что с уходом Темы из их совместной жизни пропал баланс сил. Она представила себе знакомую со школы схему, прозрачный параллелепипед с категорическими стрелочками векторов и голубоватыми абстрактными шариками тел. Тело Марина, тело Тема, тело Кореянка Хо. После его ухода она испытывала некоторое беспокойство и, следуя подробным рекомендациям, вычитанным в переводной американской книжке по психологии, найденной недавно Кореянкой Хо в метро, всегда пыталась торопливо рационализировать свои довольно неопределенные чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Глава 3
- Ом, - сказала Кореянка Хо, - Омммм. Омище. Ом!! Маринка, ты знаешь, что у нас есть уже, между прочим, совсем больше нечего? Кореянка Хо медитировала в углу комнаты на коврике с разноцветными медвежатами, купленном Мариной на толкучке за сто рублей и специально предназначенном для разнообразных духовных упражнений. Она уже полчаса сидела не шевелясь в классической позе лотоса с закрытыми глазами и бормотала про себя алмазную сутру иногда на санскрите, а иногда, если санскрит не забирал, то и в переводе на русский язык с некоторыми собственными поправками и дополнениями. Хронологически, день, как известно, закончился. Метафизически, он еще продолжался, длился, как длятся обычно некоторые дни даже тогда, когда они хронологически заканчиваются. Хронологически, день закончился давно, двадцать строчек тому назад. Метафизически, было еще только шесть часов вечера по среднеевропейскому времени и до конца дня оставалось еще множество разнообразных событий и присшествий: стрельба в кафе со стеклянной стенкой и стрельба в Руанде, стрельба в Индонезии и стрельба в Айове, групповой меланхолический коитус у Антона, на улице Тургенева и групповой сангвинический коитус в берлинском закрытом клубе, таинственный коитус двух божьих коровок на заборе в Южной Моравии и тантрический коитус двух современных художников и балерины-любительницы в Нью-Йорке - а также выборы в Никарагуа, которых не было в полуночной информационной программе, потому что диктор, торопясь на день рождения своего несовершеннолетнего еще приятеля, впопыхах перепутал страницы и прочитал сообщение о прошлогоднем тайфуне во Флориде и выборы председателя гаражного кооператива в Новосибирске - плюс еще великое множество разных других исторических элементарных частиц, которые, если бы их аккуратно и последовательно, не торопясь, наподобие разноцветного бисера, нанизать одно за другим на подходящую нитку, смогли бы образовать собой довольно длинную и разнообразную сепаратную вечность. - В котлетную сходим, - ответила Марина. Она лежала в кровати. Она проснулась час тому назад и ей совершенно не хотелось вставать. - Надо им хоть раз там заплатить, в котлетной, - отреагировала Кореянка Хо из глубин подсознания, - как ты думаешь? А то я боюсь, они нас поймают. Ох!, - вздохнула она, видимо наткнувшись на непредвиденное сатори, Последний раз они на нас очень нехорошо посмотрели. - Не поймают. Марина тасовала карты. На носу у нее был приклеен пластырь, из-под которого виднелась тонкая царапина. Синяк у нее под глазом уже почти прошел, остался только слабый, голубовато-желтый акварельный развод на скуле. Разбитая нижняя губа тоже почти приняла уже свои первоначальные совершенные очертания, если не считать небольшой розовой припухлости слева, которую с некоторого расстояния можно было принять за простуду. Напротив Марины на кровати сидела ее квартирная хозяйка, Лиля, тридцатидвухлетняя крашеная блондинка в джинсовой куртке, расшитой разноцветными стекляшками. Лиля рассматривала свои новые накладные ногти длинные, пять с половиной сантиметров, бледно-розовые, с перламутровым отливом, с золотистым узором на поверхности. После Марины она собиралась в сауну с подружками и беспокоилась, не отвалятся ли эти сверхъестественные фиберглассовые протезы от своих невыразительных органических прототипов в девяностоградусной жаре парилки или в гиперхлорированной воде бассейна. Время от времени, она без особого интереса поглядывала на экран телевизора, где шел прокатный американский видеофильм категории "Б", в котором две длинноногие полногрудые красотки и мужественный небритый блондин с непонятным прошлым неутомимо сражались с ордами грубых антиутопических мутантов, питавшихся, если верить авторам, исключительно сырой нефтью, разведенной на обогащенном уране. - Ты лучше деньги за кассету возьми, - сказала Кореянка Хо. - Попробую, - без энтузиазма сказала Марина. Лиля вытащила из бумажника две купюры и добавила их в кучку, которая лежала на атласном одеяле в углублении, рядом с тарелкой недоеденного винограда. Марина сдала карты. Они играли в двадцать одно. - У меня сейчас точно такой же период по жизни, - сказала Лиля, рассматривая свою сдачу, - ни денег нет ни копейки, ни каких-то перспектив конкретных - ничего. В Париж хотела съездить, посмотреть, как люди живут, так отменили в последний момент... - Еще? - спросила Марина деловито. Лиля поводила ногтем по картам, пошевелила губами, подсчитывая очки, и задумалась. - Кризис, как моя мама говорила, - сказала она. - Дама это три? - Три. - Давай еще. Еще. Еще. О. Подожди. Стоп. Перебор. Лиля бросила карты и снова достала деньги. - Я тебе и так столько времени не напоминала, - сказала она, добавляя деньги в кучку. - Я же понимаю все... Марина снова сдала. Лиля заглянула в карты. - Ну влюбилась ты в идиота, - продолжила она снисходительно, - с кем не бывает. Еще. Я тоже как-то раз с одним целых два месяца проваландалась. Врач был по профессии, ухогорлонос... На дому чеканкой занимался. Еще. Еще. Хватит, себе. Так его эту чеканку хоть сотрудники иногда покупали, в поликлинике. - Очко, - сказала Марина. Лиля проверила. Она со вздохом бросила карты и снова достала деньги. - Не везет мне сегодня, - сказала она, - но ты меня тоже пойми, Маринка, ты ведь мне уже три месяца за квартиру-то не платишь... Я ведь это не потому что там что-то там такое, просто мне ведь тоже деньги нужны, сама подумай. - Он не идиот, - сказала Марина. - А кто он тогда? - рассеянно спросила Лиля, заводя глаза к потолку. - На, на, на... - пропела она, повеселев. - Себе. Кто он, скажи на милость? - Он? - Марина задумалась, снимая карты с колоды. - Другое дело, - не дожидаясь ответа, рассуждала Лиля, - зачем было ребенка от него заводить? Это же серьезнейшее дело. Марина посмотрела на переливающийся атласный холм, там, где под одеялом вздувался ее девятимесячный живот. Она собиралась на следующей неделе родить. При всем желании она не смогла бы объяснить Лиле, зачем было заводить от Темы ребенка. Мало того, она самой себе не смогла бы этого объяснить. Вошел он к ней, и зачала она, и понесла, и должна была на девятый месяц родить. И собирались они назвать ребенка библейским именем Иосиф в честь великого русского поэта Иосифа Бродского. И собирались они еще неделю тому назад жить долго и счастливо и умереть одновременно в один день, вместе с Кореянкой Хо и Антоном где-нибудь в середине четвертого тысячелетия. Марина сдала себе карты. - Вот ты мне честно скажи, - сказала Лиля - он тебе хоть раз в жизни деньги давал? Марина заулыбалась. - Было дело, - она вытащила последнюю карту, - мы только познакомились. На дискотеке. Облава была. Он меня попросил тогда двести долларов спрятать в трусы и пакет с кокаином. Там граммов двадцать было, если не больше. - В-общем, я не знаю... - сказала Лиля, пропуская маринин рассказ и торжествующе разворачивая карты одну за другой. - Очко. Я еще подожду, конечно. Недели две, не больше. А потом ищи себе богатого покровителя. Она непринужденно бросила карты на кровать. - У меня тоже, - сказала Марина. - Я в душ пошла. - Подожди, - сказала расстроенная Лиля, складывая при помощи украшенного колечком указательного пальца королей с валетами и тузами, - я уже час как в туалет хочу - и не иду. Почему? Непонятно. Почему люди никогда не делают то, чего им по-настоящему хочется? Не замечала? Никогда. - Иди, - сказала Марина, - только быстрее, мне в прокат еще надо успеть. Там бумага, кажется, кончилась. - У меня салфетки с собой, - деловито ответила Лиля. Она вышла из комнаты. Марина откинула одеяло, опустила ноги в огромные тигровые тапочки и натянула на себя махровый халат, украденный в позапрошлом году в одной из лучших гостиниц города. Рядом с кроватью были стопкой сложены альбомы по искусству: два месяца назад, когда у нее заканчивался токсикоз, Марина всерьез собиралась стать искусствоведом. На книгах стоял стакан с молоком. Марина понюхала молоко и поставила стакан обратно. - Ну, что? - негромко спросила Кореянка Хо, - опять выиграла? - А что я могу поделать? - отозвалась Марина вполголоса, - она абсолютно неспособна стратегически мыслить. А мне везет, как всегда. - Она тебя выгонит, Маринка, - тревожно сказала Кореянка Хо, - если ты ей хотя бы пару раз не проиграешь как следует. И меня вместе с тобой, печально добавила она. - Не выгонит, - сказала Марина, аккуратно снимая пластырь перед зеркалом, - мы же с ней друзья. Кто еще ей расскажет, что Дизель - это модная фирма, а не паровоз? Марина вышла на кухню. Она взяла с полки небольшой цветастый пакетик, на котором единственное слово, написанное крупными слоеными буквами, сопровождалось четырьмя надувными восклицательными знаками, оторвала у пакетика предусмотрительно обозначенный пунктиром уголок и высыпала беловато-розовый кристаллический порошок в стеклянную банку. Из старомодного пластмассового кувшина она налила в банку воды и помешала подвернувшимся под руку ножом. Порошок, растворяясь, медленно завился вместе с пузырьками в изящную колеблющуюся воронку, вокруг которой лениво расплывалось облако цвета бриллиантовой зелени. Марина сначала облизала мокрый нож, потом отпила из банки, потом налила немного питья в стакан и вернулась в комнату. - Хочешь "Фрукто" немножко? - спросила она Кореянку Хо. - Желтого или голубого? - спросила Кореянка Хо, не открывая глаз. - Киви. - Нет, спасибо, - негромко ответила Кореянка Хо. - Киви аналитические способности стимулирует. Мне сейчас сосредоточиться нужно. Я бы желтого сейчас попила. Как его? Дынного... За последние три месяца Кореянка Хо испытала несколько серьезных культурных потрясений - прочитала всего Борхеса, к примеру, и кое-что Берроуза и посмотрела на авангардистском фестивале восемь фильмов японского альтернативного режиссера Хаджимото подряд. После этого она, в приступе спонтанной креативности, разработала собственную теорию правильного питания. Согласно этой теории, желтая еда способствовала самоуглублению, а голубая - самосовершенствованию и определенности жизненных установок. С некоторых пор Кореянка Хо, как настоящий ученый, мужественно ела маслины с ежевичным джемом и яичницу с лимонами и пастилой и готовила себе отдельно. - Желтый кончился, - сказала Марина и допила изумрудную жидкость, - вчера еще. - Окей, - сказала Кореянка Хо, покорно следуя предначертанию. - Ом. Лиля вышла из ванной, и Марина отправилась в душ. Она открыла воду и задумалась, намыливая голову. Теплая пена потекла по плечам. Выдавливая на ладонь янтарную каплю пахучего тропического ополаскивателя, Марина пришла к выводу, что с уходом Темы из их совместной жизни пропал баланс сил. Она представила себе знакомую со школы схему, прозрачный параллелепипед с категорическими стрелочками векторов и голубоватыми абстрактными шариками тел. Тело Марина, тело Тема, тело Кореянка Хо. После его ухода она испытывала некоторое беспокойство и, следуя подробным рекомендациям, вычитанным в переводной американской книжке по психологии, найденной недавно Кореянкой Хо в метро, всегда пыталась торопливо рационализировать свои довольно неопределенные чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39