Ратников дождался, когда Курт перешел опять на корму, услышал оттуда легкое его посвистывание и сказал себе: «Пора!» Он на ощупь добрался до конца трюма, разулся и осторожно раздвинул брезент. Первое, что увидел, — обсыпанное звездами глубокое небо и чуть покачивающийся клотиковый огонь на мачте. Сразу же обдало прохладой, запахом моря, слегка закружилась голова.
Курт сидел на прежнем месте. Не торопясь вспыхивал огонек сигареты в темноте. «И не чувствует беды никакой, — отчего-то подумал Ратников. — Что ж, ничего не поделаешь: война. Сами свалку затеяли…» И неслышно выскользнул наверх. Успел заметить: впереди, на буксире, тоже горит клотиковый огонь, но отличительных нет, значит, маскируются, побаиваются. Он и сам не чувствовал, как босыми ногами ступал по палубе — так тихо, привидением подбирался к Курту. Казалось, тот уже должен слышать его дыхание или стук сердца. Неужели не слышит?
Ратников ладонью намертво запечатал ему рот, рванул на себя податливую голову, придавил к палубе затылком…
Сначала он хотел было переодеться в немецкую форму, но потом передумал — мала, должно быть, да и побрезговал, и аккуратно, без единого всплеска, опустил тело за борт. Даже сам удивился: был человек — и как в воду канул…
Он взял автомат, проверил и, сразу почувствовав силу и уже не таясь, во весь рост, как был босиком пошел к шкиперу. Распахнул дверь в рубку. На полу тускло светилась аккумуляторная лампочка. Стоял полумрак.
— А, это ты, Курт, — не оборачиваясь, спокойно сказал шкипер. Даже сочувствие в голосе послышалось: — Скучно одному-то? Как наверху, порядок?
Ратников сразу же наткнулся взглядом на бачок, закрепленный в уголке, у переборки, даже кружка на цепочке прикреплена, как и предполагал. Жадно облизнул липкие, горячие губы.
— Наверху тихо, — сказал. — Воды налей! — Шкипер порывисто обернулся — черный зрачок автоматного ствола глядел ему в грудь, остолбенел на мгновение. — Воды налей! — повторил Ратников. — И за штурвалом следи, чтобы не рыскала баржа! — Он видел, как дрожала кружка в руке шкипера. Осушил залпом. — Еще налей!
Тот подал ему еще кружку и, словно только теперь придя в себя, вдруг выкрикнул:
— Ты кто такой? Где Курт?!
— Курт там. — Ратников кивнул за борт. — Чего орешь? Может, и ты захотел?.. «Давай, давай, мазурики… Поворковал я при Советской власти за решеткой, почалился. С меня довольно!» Твоя программа?
— Ну, это ты, кореш, брось. Меня на бога не возьмешь. Из этих, что ли, из пленных? — Шкипер окончательно пришел в себя. — Как ты здесь очутился?
— Не твое дело. Куда баржа идет?
— На Меловую. К обеду завтра причапаем, если все обойдется…
— Не темни, говори русским языком. Разучился, что ли?
— Слухи есть: наши часть побережья взяли…
— Кто это — наши?
— Иди ты! — взвинтился шкипер. — Я, может, больше тебя советский. Ну и что, что сидел? Что?! А этими словами мне дело не шей: по-твоему, я перед немцами Советскую власть расхваливать должен? Это же конспирация, соображать надо! Ты сам-то хвалил ее, когда в концлагере сидел? То-то… Курта напрасно вот кокнул.
— Жалеешь? — насмешливо спросил Ратников.
— Должок за ним остался… Теперь тю-тю. — Шкипер спохватился, что сказал лишнее, бросил хмуро: — Ну и что же дальше? Пришьешь, что ли? На буксире услышат.
— Не услышат, — жестко произнес Ратников. — Шлюпка нужна, с веслами. Вода, продукты.
— Рвануть хочешь?
— Уж к немцам в гости снова не собираюсь. Не за этим расстался с ними.
— А мне потом — вышку! — зло покосился шкипер. — Где Курт, где шлюпка, спросят? Спросят ведь?
— Обязательно, — усмехнулся Ратников. — Боишься? Ничего, печалишься и при другой власти: тебе не привыкать.
— Вот как?! — шкипер сверкнул глазами. — Сигнал на буксир подам. Там охрана. Сейчас подам, понял?
Ратников шевельнул автоматом.
— Пикнуть не успеешь! До берега далеко?
— Миль шесть, — притих шкипер.
— Оружие на барже есть?
— Какое оружие? Да будь оно…
— Берег-то чей здесь?
— А черт его знает. Недавно бои здесь шли. У Курта спросил бы: он наверняка знал…
— Ну, хватит! Тащи весла, жратву, я постою за штурвалом.
— Что же ты меня под пулю подводишь?
— Живо, говорю!
— К черту! — спокойно, но лютым голосом сказал шкипер. — Стреляй! Стреляй в своего. Думаешь, я боюсь?
Ратников взял со стола фонарик.
— Сам найду. Дай ключ от рубки — закрою тебя. И учти: хоть раз мигнет на клотике огонь — крышка.
— Не надо, я сам, — согласился вдруг шкипер. — Там, в каюте, моя жена.
— Жена? — удивился Ратников. — Загадочная же ты личность, шкипер. Может, у тебя и теща здесь?
— Пойду, становись за штурвал. Матка еще ничего не знает, напугается тебя. Будут тебе и весла, и жратва — все будет. Ты думаешь, я им служу? — шкипер кивнул на буксир. — Подонки, ненавижу их. Больше тебя!
— Ладно, без лозунгов. И не валяй дурака! Ратников стал за штурвал. Впереди плыл в темноте едва различимый клотиковый огонь на мачте буксира, сонно чавкали волны у бортов, баржу чуть заметно плавно покачивало. Для перехода на шлюпке погоду лучше не закажешь, и сама ночь точно пришла для этого — звездная в вышине, а здесь, над морем, будто сажей все вымазано — в трех шагах не видать ничего. До рассвета часа четыре еще. Но шесть миль на веслах одолеть ли? А если колесить начнешь — все десять насчитаешь… Куда же этот рыжий дьявол пропал? Время не ждет.
Наконец шкипер воротился. Рядом с ним стояла девушка с растерянным заспанным лицом. В руках она держала весла. Шкипер принес вещевой мешок с продуктами и небольшой чемоданчик.
— Мы с Машкой тоже решили уйти с баржи, — сказал вдруг шкипер. — Не на виселицу же… Вот весла, продукты, бачок с водой.
— А в чемоданчике?
— Здесь… женское, ее.
— Значит, жена? — спросил у девушки Ратников, передавая шкиперу штурвал.
Уловил, как тот тайком ухмыльнулся в рыжую бороду. А она, чуть смутившись, распахнула огромные, доверчивые глаза и мягко, с едва приметным украинским акцентом, пропела:
— Прихожусь. Время такое, мутное, как же… Машей зовут. А вас?
— Замолчи! — осек ее шкипер. — Нашла когда знакомиться. Голову надо спасать, а ты… Так берешь нас? — спросил Ратникова.
«Если взять их с собой, — прикинул Ратников, — на берегу по рукам и ногам себя свяжешь, оставишь — шкипер шум может поднять, догонят. Да если и но поднимет, что с ними будет? Пропадут… Эта девушка на беду еще подвернулась. Не бросишь же… Ладно, там будет видно».
— А на берегу как? — спросил.
— У тебя своя дорога, у нас — своя, — ответил шкипер. — Война много людей по миру пустила…
— Готовь шлюпку. — Ратников встал опять за штурвал и, когда шкипер ушел на корму, строго спросил у Маши: — Как здесь очутилась?
— А вы пленный? — несмело спросила она.
— Был пленный. Теперь ты со своим муженьком в плену у меня. Не нравится?
— Я не жена ему, — сказала вдруг Маша.
— Догадываюсь… Как же вышло?
— Так, взял меня к себе. Плаваю с ним.
— Любишь его, что ли?
— Сашку-то? — Маша прыснула в ладони. — Да разве можно?
— Отчего же нельзя?
— Да он подслуживает им. Противно.
— Не боишься так говорить?
— Боюсь. Но ведь теперь не он хозяин здесь. — Маша доверчиво, с надеждой посмотрела на Ратникова. — А в чемодане у него… не мое, не женское.
— Что же? — насторожился Ратников.
— Деньги, драгоценности, всякое…
— Где взял? Награбил, что ли?
— Мукой спекулирует. Договариваются с охранником, прячут мешки, потом потихоньку продают. Дорого нынче мука стоит. С Куртом, которого вы, ну, которого уже нет, они сошлись, сколько раз проделывали. А раньше еще и с другим. Но того на фронт услали.
— Хорошо, — сказал Ратников, — при нем помалкивай, поняла? Зачем же ты мне это говоришь?
— Уйти от него хочу. Насовсем. Не могу больше.
— Куда?
— Не знаю. Немцы кругом. С вами хочу уйти.
— Дела-а, — вздохнул Ратников. — Мне самому некуда идти. Как же ты очутилась с ним?
— Одна я: отца убили на фронте, мать при бомбежке завалило. Я осталась, жить негде. А гут немцы для своих солдат девчонок набирали: кто говорил — в Германию, кто — как. Жутко! Привели нас толпой в порт. Вот здесь Сашка меня и выручил: баржа его как раз у причала стояла, рядом, подмигнул, — мол, давай ко мне. Я и решилась: лучше уж так, чем _ с немцами… — Маша робко тронула Ратникова за локоть. — Вы не бросите меня?
— А ты не сочиняешь? — неловко спросил Ратников.
— Что вы, что вы! Как можно?
— Красивая ты слишком. Красота в мирной жизни хороша, глаз ласкает, радость приносит. А сейчас хлопотно с ней — мигом заметят. Немцы, как мухи на мед, слетятся.
— Сашка на берег не пускал меня, прятал. Только Курт знал. И тот, перед ним который…
— Вот видишь. Я-то где тебя спрячу? А кто он, твой Сашка?
— Не знаю, ни разу не спрашивала. Только надо остерегаться его, он все может сделать.
— Оружие у него есть?
Маша открыла чемоданчик, протянула Ратникову пистолет.
— Убьет, если узнает.
— Не бойся. Только помалкивай. Мы с тобой ни о чем не говорили. Поняла? — Ратников посмотрел на нее с участием: — Насолил он, видно, крепко тебе.
— Крепче некуда, — вздохнула Маша.
— Ну вот что. Держись за меня. Умеешь за штурвалом стоять?
— Научил. Как с мешками возились, все время стояла.
— Становись-ка. А я пойду посмотрю, как он там. Черт его знает, возьмет да один отвалит на шлюпке. Правда, без весел не решится.
Ратников прошел на корму. Шкипер завел уже шлюпку к борту, копошился внизу, в темноте.
— Как у тебя там?
— Порядок, можно отваливать. Бачок с водой погрузил, продукты. Чего еще возьмем?
— Мешок муки бы надо.
— Тяжеловато: нас ведь трое. На черта она нам? Живы будем, с голоду не подохнем.
— Да, теперь трое. Волной может захлестнуть.
— Слушай, старшой, — вкрадчиво сказал шкипер. — А может, того, оставим Машку, а? Чего с ней мыкаться?
— Жену твою? — сдерживаясь, спросил Ратников.
— У тебя бабы не было, что ли? За штурвалом постоит. Ни черта ей немцы не сделают, скажет, заставили, мол, и все такое. Даже приласкают: красота-то какая…
— Ты за что сидел?
— Не бойсь, не по мокрому… Так, ковырнули угол один. Обыкновенно.
— Сволочуга же ты… Оружие, еще раз спрашиваю, есть?
Шкипер взобрался на палубу, постоял рядом, что-то обдумывая, махнул рукой:
— Эх, раз уж свела нас с тобой судьбина, играю в открытую: в чемодане пистолет. Время нынче такое…
— В женском белье? — Ратников положил ему руку на плечо. — Что еще там?
— Деньги, финтифлюшки разные…
— Откуда? — Он не удивлялся такой неожиданной откровенности шкипера: тот, видно, понял, что все уже известно и про оружие, и про барахло.
— Муку налево сплавляли. Охранники впутали.
— Поэтому и должок за ним остался?
— Ну… Откажись — шлепнут за милую душу. А так, подумал, черт с вами: во-первых, вашим же солдатам меньше муки перепадет, значит, своим какая-никакая помощь, во-вторых, пригодятся побрякушки при случае — им любая власть рада…
— Это ты брось! — перебил его Ратников.
— Зануда же ты, старшой. Раскололся перед тобой, вывернулся наизнанку. Ты что, не доверяешь мне? Да я своими, вот этими вот руками передавить их готов!
— Не надо лозунгов, — поморщился Ратников.
— Как же тебя убедить? — нервничал шкипер. — Ну куда, скажи, деться, если чуть не в кандалах втыкаю. Шаг влево, шаг вправо, понял, да? Но вот нашел меня случай, и я не на мели: оружие есть, за эту же муку и купил. Для чего, спрашивается? Прикинь-ка. Так-то! Да и чемодан не пуст, готов сию минуту Советской власти сдать. Без всякой расписки, между прочим. Что ж, по-твоему, лучше, если б эти ценные побрякушки у немцев остались? Или у барышников? Моя академия варит еще.
— Как на баржу попал?
— А это уже целая история! Тут опять академия сработала. Из таких переделок простые смертные не выходят. Может, это и прозвучит дико, но я скажу: из тюрьмы нас немцы освободили. Ничего особенного: шли мимо, под хмельком были — взяли и выпустили. Пытались вербовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Курт сидел на прежнем месте. Не торопясь вспыхивал огонек сигареты в темноте. «И не чувствует беды никакой, — отчего-то подумал Ратников. — Что ж, ничего не поделаешь: война. Сами свалку затеяли…» И неслышно выскользнул наверх. Успел заметить: впереди, на буксире, тоже горит клотиковый огонь, но отличительных нет, значит, маскируются, побаиваются. Он и сам не чувствовал, как босыми ногами ступал по палубе — так тихо, привидением подбирался к Курту. Казалось, тот уже должен слышать его дыхание или стук сердца. Неужели не слышит?
Ратников ладонью намертво запечатал ему рот, рванул на себя податливую голову, придавил к палубе затылком…
Сначала он хотел было переодеться в немецкую форму, но потом передумал — мала, должно быть, да и побрезговал, и аккуратно, без единого всплеска, опустил тело за борт. Даже сам удивился: был человек — и как в воду канул…
Он взял автомат, проверил и, сразу почувствовав силу и уже не таясь, во весь рост, как был босиком пошел к шкиперу. Распахнул дверь в рубку. На полу тускло светилась аккумуляторная лампочка. Стоял полумрак.
— А, это ты, Курт, — не оборачиваясь, спокойно сказал шкипер. Даже сочувствие в голосе послышалось: — Скучно одному-то? Как наверху, порядок?
Ратников сразу же наткнулся взглядом на бачок, закрепленный в уголке, у переборки, даже кружка на цепочке прикреплена, как и предполагал. Жадно облизнул липкие, горячие губы.
— Наверху тихо, — сказал. — Воды налей! — Шкипер порывисто обернулся — черный зрачок автоматного ствола глядел ему в грудь, остолбенел на мгновение. — Воды налей! — повторил Ратников. — И за штурвалом следи, чтобы не рыскала баржа! — Он видел, как дрожала кружка в руке шкипера. Осушил залпом. — Еще налей!
Тот подал ему еще кружку и, словно только теперь придя в себя, вдруг выкрикнул:
— Ты кто такой? Где Курт?!
— Курт там. — Ратников кивнул за борт. — Чего орешь? Может, и ты захотел?.. «Давай, давай, мазурики… Поворковал я при Советской власти за решеткой, почалился. С меня довольно!» Твоя программа?
— Ну, это ты, кореш, брось. Меня на бога не возьмешь. Из этих, что ли, из пленных? — Шкипер окончательно пришел в себя. — Как ты здесь очутился?
— Не твое дело. Куда баржа идет?
— На Меловую. К обеду завтра причапаем, если все обойдется…
— Не темни, говори русским языком. Разучился, что ли?
— Слухи есть: наши часть побережья взяли…
— Кто это — наши?
— Иди ты! — взвинтился шкипер. — Я, может, больше тебя советский. Ну и что, что сидел? Что?! А этими словами мне дело не шей: по-твоему, я перед немцами Советскую власть расхваливать должен? Это же конспирация, соображать надо! Ты сам-то хвалил ее, когда в концлагере сидел? То-то… Курта напрасно вот кокнул.
— Жалеешь? — насмешливо спросил Ратников.
— Должок за ним остался… Теперь тю-тю. — Шкипер спохватился, что сказал лишнее, бросил хмуро: — Ну и что же дальше? Пришьешь, что ли? На буксире услышат.
— Не услышат, — жестко произнес Ратников. — Шлюпка нужна, с веслами. Вода, продукты.
— Рвануть хочешь?
— Уж к немцам в гости снова не собираюсь. Не за этим расстался с ними.
— А мне потом — вышку! — зло покосился шкипер. — Где Курт, где шлюпка, спросят? Спросят ведь?
— Обязательно, — усмехнулся Ратников. — Боишься? Ничего, печалишься и при другой власти: тебе не привыкать.
— Вот как?! — шкипер сверкнул глазами. — Сигнал на буксир подам. Там охрана. Сейчас подам, понял?
Ратников шевельнул автоматом.
— Пикнуть не успеешь! До берега далеко?
— Миль шесть, — притих шкипер.
— Оружие на барже есть?
— Какое оружие? Да будь оно…
— Берег-то чей здесь?
— А черт его знает. Недавно бои здесь шли. У Курта спросил бы: он наверняка знал…
— Ну, хватит! Тащи весла, жратву, я постою за штурвалом.
— Что же ты меня под пулю подводишь?
— Живо, говорю!
— К черту! — спокойно, но лютым голосом сказал шкипер. — Стреляй! Стреляй в своего. Думаешь, я боюсь?
Ратников взял со стола фонарик.
— Сам найду. Дай ключ от рубки — закрою тебя. И учти: хоть раз мигнет на клотике огонь — крышка.
— Не надо, я сам, — согласился вдруг шкипер. — Там, в каюте, моя жена.
— Жена? — удивился Ратников. — Загадочная же ты личность, шкипер. Может, у тебя и теща здесь?
— Пойду, становись за штурвал. Матка еще ничего не знает, напугается тебя. Будут тебе и весла, и жратва — все будет. Ты думаешь, я им служу? — шкипер кивнул на буксир. — Подонки, ненавижу их. Больше тебя!
— Ладно, без лозунгов. И не валяй дурака! Ратников стал за штурвал. Впереди плыл в темноте едва различимый клотиковый огонь на мачте буксира, сонно чавкали волны у бортов, баржу чуть заметно плавно покачивало. Для перехода на шлюпке погоду лучше не закажешь, и сама ночь точно пришла для этого — звездная в вышине, а здесь, над морем, будто сажей все вымазано — в трех шагах не видать ничего. До рассвета часа четыре еще. Но шесть миль на веслах одолеть ли? А если колесить начнешь — все десять насчитаешь… Куда же этот рыжий дьявол пропал? Время не ждет.
Наконец шкипер воротился. Рядом с ним стояла девушка с растерянным заспанным лицом. В руках она держала весла. Шкипер принес вещевой мешок с продуктами и небольшой чемоданчик.
— Мы с Машкой тоже решили уйти с баржи, — сказал вдруг шкипер. — Не на виселицу же… Вот весла, продукты, бачок с водой.
— А в чемоданчике?
— Здесь… женское, ее.
— Значит, жена? — спросил у девушки Ратников, передавая шкиперу штурвал.
Уловил, как тот тайком ухмыльнулся в рыжую бороду. А она, чуть смутившись, распахнула огромные, доверчивые глаза и мягко, с едва приметным украинским акцентом, пропела:
— Прихожусь. Время такое, мутное, как же… Машей зовут. А вас?
— Замолчи! — осек ее шкипер. — Нашла когда знакомиться. Голову надо спасать, а ты… Так берешь нас? — спросил Ратникова.
«Если взять их с собой, — прикинул Ратников, — на берегу по рукам и ногам себя свяжешь, оставишь — шкипер шум может поднять, догонят. Да если и но поднимет, что с ними будет? Пропадут… Эта девушка на беду еще подвернулась. Не бросишь же… Ладно, там будет видно».
— А на берегу как? — спросил.
— У тебя своя дорога, у нас — своя, — ответил шкипер. — Война много людей по миру пустила…
— Готовь шлюпку. — Ратников встал опять за штурвал и, когда шкипер ушел на корму, строго спросил у Маши: — Как здесь очутилась?
— А вы пленный? — несмело спросила она.
— Был пленный. Теперь ты со своим муженьком в плену у меня. Не нравится?
— Я не жена ему, — сказала вдруг Маша.
— Догадываюсь… Как же вышло?
— Так, взял меня к себе. Плаваю с ним.
— Любишь его, что ли?
— Сашку-то? — Маша прыснула в ладони. — Да разве можно?
— Отчего же нельзя?
— Да он подслуживает им. Противно.
— Не боишься так говорить?
— Боюсь. Но ведь теперь не он хозяин здесь. — Маша доверчиво, с надеждой посмотрела на Ратникова. — А в чемодане у него… не мое, не женское.
— Что же? — насторожился Ратников.
— Деньги, драгоценности, всякое…
— Где взял? Награбил, что ли?
— Мукой спекулирует. Договариваются с охранником, прячут мешки, потом потихоньку продают. Дорого нынче мука стоит. С Куртом, которого вы, ну, которого уже нет, они сошлись, сколько раз проделывали. А раньше еще и с другим. Но того на фронт услали.
— Хорошо, — сказал Ратников, — при нем помалкивай, поняла? Зачем же ты мне это говоришь?
— Уйти от него хочу. Насовсем. Не могу больше.
— Куда?
— Не знаю. Немцы кругом. С вами хочу уйти.
— Дела-а, — вздохнул Ратников. — Мне самому некуда идти. Как же ты очутилась с ним?
— Одна я: отца убили на фронте, мать при бомбежке завалило. Я осталась, жить негде. А гут немцы для своих солдат девчонок набирали: кто говорил — в Германию, кто — как. Жутко! Привели нас толпой в порт. Вот здесь Сашка меня и выручил: баржа его как раз у причала стояла, рядом, подмигнул, — мол, давай ко мне. Я и решилась: лучше уж так, чем _ с немцами… — Маша робко тронула Ратникова за локоть. — Вы не бросите меня?
— А ты не сочиняешь? — неловко спросил Ратников.
— Что вы, что вы! Как можно?
— Красивая ты слишком. Красота в мирной жизни хороша, глаз ласкает, радость приносит. А сейчас хлопотно с ней — мигом заметят. Немцы, как мухи на мед, слетятся.
— Сашка на берег не пускал меня, прятал. Только Курт знал. И тот, перед ним который…
— Вот видишь. Я-то где тебя спрячу? А кто он, твой Сашка?
— Не знаю, ни разу не спрашивала. Только надо остерегаться его, он все может сделать.
— Оружие у него есть?
Маша открыла чемоданчик, протянула Ратникову пистолет.
— Убьет, если узнает.
— Не бойся. Только помалкивай. Мы с тобой ни о чем не говорили. Поняла? — Ратников посмотрел на нее с участием: — Насолил он, видно, крепко тебе.
— Крепче некуда, — вздохнула Маша.
— Ну вот что. Держись за меня. Умеешь за штурвалом стоять?
— Научил. Как с мешками возились, все время стояла.
— Становись-ка. А я пойду посмотрю, как он там. Черт его знает, возьмет да один отвалит на шлюпке. Правда, без весел не решится.
Ратников прошел на корму. Шкипер завел уже шлюпку к борту, копошился внизу, в темноте.
— Как у тебя там?
— Порядок, можно отваливать. Бачок с водой погрузил, продукты. Чего еще возьмем?
— Мешок муки бы надо.
— Тяжеловато: нас ведь трое. На черта она нам? Живы будем, с голоду не подохнем.
— Да, теперь трое. Волной может захлестнуть.
— Слушай, старшой, — вкрадчиво сказал шкипер. — А может, того, оставим Машку, а? Чего с ней мыкаться?
— Жену твою? — сдерживаясь, спросил Ратников.
— У тебя бабы не было, что ли? За штурвалом постоит. Ни черта ей немцы не сделают, скажет, заставили, мол, и все такое. Даже приласкают: красота-то какая…
— Ты за что сидел?
— Не бойсь, не по мокрому… Так, ковырнули угол один. Обыкновенно.
— Сволочуга же ты… Оружие, еще раз спрашиваю, есть?
Шкипер взобрался на палубу, постоял рядом, что-то обдумывая, махнул рукой:
— Эх, раз уж свела нас с тобой судьбина, играю в открытую: в чемодане пистолет. Время нынче такое…
— В женском белье? — Ратников положил ему руку на плечо. — Что еще там?
— Деньги, финтифлюшки разные…
— Откуда? — Он не удивлялся такой неожиданной откровенности шкипера: тот, видно, понял, что все уже известно и про оружие, и про барахло.
— Муку налево сплавляли. Охранники впутали.
— Поэтому и должок за ним остался?
— Ну… Откажись — шлепнут за милую душу. А так, подумал, черт с вами: во-первых, вашим же солдатам меньше муки перепадет, значит, своим какая-никакая помощь, во-вторых, пригодятся побрякушки при случае — им любая власть рада…
— Это ты брось! — перебил его Ратников.
— Зануда же ты, старшой. Раскололся перед тобой, вывернулся наизнанку. Ты что, не доверяешь мне? Да я своими, вот этими вот руками передавить их готов!
— Не надо лозунгов, — поморщился Ратников.
— Как же тебя убедить? — нервничал шкипер. — Ну куда, скажи, деться, если чуть не в кандалах втыкаю. Шаг влево, шаг вправо, понял, да? Но вот нашел меня случай, и я не на мели: оружие есть, за эту же муку и купил. Для чего, спрашивается? Прикинь-ка. Так-то! Да и чемодан не пуст, готов сию минуту Советской власти сдать. Без всякой расписки, между прочим. Что ж, по-твоему, лучше, если б эти ценные побрякушки у немцев остались? Или у барышников? Моя академия варит еще.
— Как на баржу попал?
— А это уже целая история! Тут опять академия сработала. Из таких переделок простые смертные не выходят. Может, это и прозвучит дико, но я скажу: из тюрьмы нас немцы освободили. Ничего особенного: шли мимо, под хмельком были — взяли и выпустили. Пытались вербовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23