– Порфирий, это ты, приветствую тебя, давненько мы не виделись. Чему обязан я тебе, что это ты вспомнил обо мне. Опять поди душенка тебе какая ни будь понадобилась, не так ли.
– Да Аидас, ты прав. Есть у тебя там одна колдунья, сильная колдунья, надо признаться, давненько она у тебя там. Пришло время ей встретиться со мной.
– Чем она не угодила тебе и как ее звать?
– Сделала она давным-давно одно подлое дельце. Ее самой то давно уже нет на земле, а ее создание все еще мается, исправить нужно это, не хорошо. А зовут ведьму – Милада.
– Что, Милада? – взревел Аидас, да ты что Порфирий, это моя лучшая помощница, я тебе ее не отдам. Проси что другое.
– Другое мне не нужно пока, мне она нужна. Я не шучу, Аидас, отдай мне ее или ты забыл наш уговор, или ты хочешь поссориться со мной, а может войну мне собрался объявить. Отдай мне ее Аидас, не глупи.
Тот вдруг сорвался с места и превратился в ураган, мечущийся по своему мраку, опять замелькали картинки: вот прекрасная девушка, то вдруг страшная ведьма, то маленький мальчик со слезами на глазах, то страшные чудовища прыгающие перед зеркалом. Все это исчезло враз, ураган появился и остановился перед зеркалом. Аидас снова предстал перед Порфирием. Хорошо, только за нее ты мне дашь год.
– Нет Аидас, год ты не получишь, это слишком много. Ну хорошо, я добавлю тебе месяц к полу году, этого достаточно?
Аидас помолчал, задумался, – хорошо, будь по твоему, получишь ее.
– Только запомни Аидас, ни одной минуты больше, кто не успеет вернуться в твое царство, всех уничтожу.
Аидас удалился, не сказав больше ни слова.
Порфирий встал с колен, отошел подальше, приготовился встретить гостью. И вот в зеркале появилась какая то тень, она проносилась туда – сюда, как будто не хотела без своего желания выходить. И вот закрутилась перед зеркалом, завертелась и одним мгновением ее будто всосало к Порфирию в избу. Она заметалась по избе от стены к стене, пытаясь вырваться отсюда, но поняв, что все бесполезно, она успокоилась и оказалась перед Порфирием.
– Кто тут меня звал, кто меня хотел видеть? Так это ты? – она указала рукой на Порфирия, – ты, ничтожный человечишко, посмел меня вызвать, да как ты посмел, да кто ты такой, да я тебя превращу в лягушонка.
– Хватит, – прикрикнул на нее Порфирий, – это я тебя вызвал, тебя, Милада.
– Ты знаешь как меня зовут, – удивленно воскликнула она, – но кто ты и чего тебе нужно.
– Кто я, – меня зовут Порфирий, – я думаю ты слышала обо мне, не так ли, Милада.
Она явно заволновалась, кто в их царстве не знал это имя. По эту сторону зеркала – он здесь хозяин и что он захочет то он с ней и сделает. Она поняла, что не зря он ее сюда вытащил и добром это для нее не кончиться и хотела она улизнуть обратно в зеркало, но он оказался проворней и ударом ноги разбил его. Все, теперь она не сможет попасть обратно. Она решила напасть на него первая, проникнуть в него и завладеть им, но он ожидал этого и быстро вытащил из под рубашки большой крест и выставил его перед собой, зашептал какие то молитвы, крест начал излучать свечение, все больше и больше. Ведьма заметалась по избе, увертываясь от этого свечения, вопя от ужаса, чувствуя свой конец. Она забилась в угол, извергая проклятия и угрозы в адрес Порфирия, но он не обращал на ее слова внимания, она уже ничего не могла. Он поднял обе руки в ерх, прося разрешения у всемогущего, что бы отворились врата в преисподнюю и согнать туда эту ведьму.
И вот он произнес последние слова, – да отправляйся отсюда на веки вечные. Он направил крест на нее и прокричал, – сгинь, – и пучок света ударил в ведьму. Она заверещала, закрутилась на месте. Вот голос ее стал потихоньку затихать, ее контуры начали таять, растворяться. Издав последний возглас, она исчезла.
Ну вот и все. Порфирий убрал крест на место. Подошел к кадушке с водой, с жадностью напился. Пол дела сделано, отдыхать некогда, – думал он. Сначала нужно навести здесь порядок. Он убрал осколки зеркала с пола. Вынес курицу на улицу в месте с чашкой с жертвенной кровью.
Зверь уже давно находился во дворе под навесом. Он все чувствовал, все слышал, что происходило там. Он безропотно готов был подчиниться этому человеку. Он чувствовал за ним большую силу. Власть. С таким он никогда не встречался.
Порфирий зашел под навес, подошел к зверю. Ты здесь, это хорошо. Нет больше твоей ведьмы, даже души ее здесь не осталось, получила она по заслугам. Теперь я попробую помочь тебе, этой ночью должно все закончиться. Порфирий выхватил с его густой и длинной шерсти большой клок, замел из под его ног горстку земли, положил все это в приготовленную посудину. Оставайся здесь, – и Порфирий вышел. Оставалось вызвать Кондрата с Настей. Он принес из дома лампу, помахал ей во дворе, подавая сигнал Кондрату.
Они приехали быстро, стремясь скорее попасть в теплую избу. У Порфирия было все приготовлено, он ждал Настю. Поворожив над этой посудиной, наложив какое то заклинание, он подозвал Настю. Она не решительно с испугом подошла. На столе лежал большой острый нож, с каким охотники уходят в тайгу.
Подойди сюда, не бойся, – ласково обратился к ней Порфирий, заметив в ее глазах неуверенность. Он взял ее за руку, засучил ей рукав до локтя, нежно погладил ее по руке. Успокойся, не нужно волноваться, ты же знаешь, нужна твоя помощь. Ты не смотри сюда, отверни голову, – он ей еще, что-то говорил, отвлекая ее внимание. Сам не заметно взял нож и не задумываясь ни на мгновение, резко чиркнул ей по запястью. Она вскрикнула, толи от страха, то ли от неожиданности. Кровь хлынула по руке в подставленную им чашку. В чашке кровь как будто закипела, запузырилась. Напустив туда нужное количество, он пережал ей руку выше пореза, прошептал, что то над раной низко наклонившись. Кровь перестала бежать. Он начал водить над раной своей рукой, продолжая нашептывать. Если бы Настя смотрела, то она увидела, что рана затягивается прямо на глазах. Еще погладив, какое то время ей по руке, Порфирий опустил ей рукав, – вот и все Настя, ты молодец. Она взглянула на руку, внимательно посмотрела, где же рана, кожа на руке была чистая, как и прежде. Она с удивлением посмотрела на Порфирия.
А теперь уезжайте, немедленно, – обратился он к Кондрату. Приедете завтра и можете не торопиться. Сказав это, он тут же отвернулся от них к столу, и над чашей начал вершить свои заклинания.
Кондрат с Настей уезжали и они не могли услышать, что далеко позади них над ночной тайгой разносились страшные завывания, которые заставляли все живое замереть на месте, исчезнуть отсюда немедленно, раствориться в темноте.
Порфирий сидел, опустив руки, он многое сделал за эту ночь, все что мог. Теперь предстояло идти на улицу во двор и посмотреть, что же получилось, справился ли он с этой сложной задачей. Он все никак не решался. Наконец он поднялся, накинул свой потрепанный тулупчик. Встал у порога, все ли он правильно сделал и решительно шагнул в дверь.
Кондрат с Настей подъезжали. Ехали молча, все, что можно было сказать и обдумать уже было сказано, времени для этого было у них предостаточно. Они въехали во двор, стояла мертвая тишина. Слезли с саней, постояли, огляделись. Посмотрели друг на друга молча и пошли в избу. Войдя туда, остановились у порога, с любопытством разглядывая незнакомца.
За столом сидели Порфирий и незнакомый мужчина необычного вида. Порфирий встал и подошел к ним.
– Здравствуй Кондрат, здравствуй Настя, – поздоровался он. Ну что вы встали, раздевайтесь, дома тепло, печьку я истопил, похозяйничал я здесь без вас. Проходите, проходите, не стойте как истуканы, – он подтолкнул их в спины.
Те не отрывая взгляда от незнакомца, прошли и молча сели.
– Ну познакомьтесь же наконец – это и есть тот самый хозяин леса, зовут его Родомир. А вас он хорошо знает, не так ли, – Порфирий посмотрел на Родомира. Тот закивал головой, не решаясь тоже, что-нибудь произнести.
Кондрат и Настя все еще неотрывно смотрели на него, а посмотреть было на что. Выглядел он на самом деле необычно. Его длинные волнистые волосы, пышной шевелюрой спускались ниже плеч. Понять его возраст было нельзя, так как лицо закрывала борода, по видимому недавно укороченная наспех ножницами. Его светлые глаза, чуть прищуренные, бесперестанно смотрели на Настю. По его взгляду можно было понять, что этот человек никогда не испытывал и не знал о таких человеческих качествах, как, скромность, стыдливость, застенчивость. Его взгляд излучал уверенность, силу, мужество и в то же время там можно было заметить доброту, нежность, страдание. А может даже и не страдание а нечто более серьёзное, как горе и беду, которые он стойко переносил все эти долгие годы. На нем была одета одёжка явно не по его комплекции. Это по видимому Порфирий, что нашел в избе, то ему и дал. Телосложения он был крепкого, плотного. Его мощная грудь и широкие плечи, просто готовы были разодрать эту одежду на куски, если бы он резко пошевелился. Такие же крепкие руки его спокойно лежали на столе. Можно себе представить, какие у него были кулаки. Такими кулаками можно вышибить и бревна из стены без особых хлопот. По видимому в те далекие, суровые времена, в которых он жил, и мог выжить только вот такой мужчина. Слабых и хилых там не могло и быть. Он сидел и смотрел на Настю, как завороженный, очарованный ею. Она видела этот взгляд, ей было не ловко от такого пристального внимания. Никогда еще так мужчины не смотрели на нее. Настя вся зарделась, руками, что то перебирая, ни находя себе места. Посмотрела на Порфирия. Тот сидел и улыбался. Он понимал смущение Насти.
– Не волнуйся Настя, – успокаивающе сказал Порфирий, – сейчас он вам все расскажет сам.
Родомир собрался с духом, с мыслями, вспоминая всю свою жизнь с малого возраста. Ему было не легко и не просто.
– Меня зовут Родомир, – начал он. Родился я в самом большом роду – роду Стоичей. Мой отец был самым сильным и значимым воеводой среди всех родов. В последствии он стал самым первым князем на Руси – этого пожелали все старейшины и воеводы родов, так что я был первым княжичем. Он вспоминал все, как бы переживая это все заново. Свое детство, отрочество, женитьбу. Свою жену Василису и последующую разлуку с ней.
Спустя столько пошедших веков, он хорошо помнил свой последний день, этот день, который навсегда врезался в его мозгу. На этом месте он замолчал, задумался…
– И куда же ты подался после этой ночи, – не выдержал молчания и спросил Кондрат.
– Я не мог далеко уйти от своего городища, – с тяжелым вздохом продолжил Родомир. Ведь я все равно чувствовал себя человеком, я не мог с этим смириться, хотя и в глубине своего сознания я понимал, что это навсегда, возврата нету. Но я загонял эту мысль обратно в глубь себя, не давал ей выходить наружу. Меня охватывали отчаяние, ненависть, гнев. Я ненавидел весь этот мир. Мне порой не хотелось жить, хотелось покончить с собой, но я не знал, как это лучше сделать. В такие дни я просто не контролировал себя и не дай то бог если, кто ни будь по попадался мне на пути. Я не знал жалости, ни пощады. И в итоге дошло до того, что слава о мне распространилась на большие расстояния. Люди боялись выходить из своего жилища, не выходили за территорию городищ. И сколько бы еще так продолжалось я не знаю, пока один случай не образумил меня. Я увидел сына, за столько месяцев, первый раз. Они гнали с ребятами лошадей на реку. Я его увидел… и на меня нашло, какое то прозрение. Я как будто вынырнул из какого то кошмарного сна. Что я делал, что я творил. Ведь это же мои люди, я их когда то защищал, а что же сейчас… Они же ни в чем не виноваты, что со мной случилось. И вот тогда на меня нашло смирение, я успокоился, я принял свое существо, таким какое оно есть. Мне нужно было исправлять свои ошибки. Мне можно было и в таком виде приносить людям помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13