Положила трубку и упала головой на стол. Веня испуганно мяукал рядом. Новоселка Рита забилась от греха подальше на шкаф. Жить вовсе не хотелось. Но Лешка, Лешка то, а? Как он мог подумать? Как он мог поверить? Что же за это фотографии… Как бы мне их получить?
Лешка был моей незыблемой твердью уже восемь месяцев и девять дней. Я была уверена в нем так, как никогда не бывала уверена даже в себе. Мне казалось, то же самое чувствует и он. Мы были одним целым и, соглашаясь на долгую командировку, Леша чуть не плакал, так непривычно по его словам было представлять себя без меня. И вдруг этот звонок, эти обвинения. Небеспочвенные, если смотреть с его колокольни. Но мне казалось, что во всем мироздании не найдется такой колокольни, которая оказалась бы выше наших отношений. Ан нет, нашлась такая колоколенка, я летела сейчас с нее вниз, а он смотрел сверху на мое падение. Что он чувствует, глядя как любимая некогда женщина стремительно уносится в темноту? Или он думает, что я сейчас спокойно попиваю чай, сидя на чисто прибранной кухоньке?
Пьяный в ураган мужик на улице козловатым тенорком выводил: «Малыш, ты меня вооааалнуууеешь…», а в качестве припева крыл непечатными определениями какую то Машку. Вот они, парадоксы жизни.
Как уснула, не помню. В каком то полубреду привиделся мне одетый в водолазный костюм Генрих. Словно палицей, он махал толстым резиновым шлангом и гонялся за мной по префектуре Юго-Западного административного округа. Никогда там не была.
3. И я вспоминаю
Кто-то что-то хотел от меня. Телефон звонил долго, въедливо. Лешка? Путаясь в одеяле, я рухнула на пол, где вчера оставила оба аппарата – стационарный и мобильный. Который из них звонит? На всякий случай взяла оба, попеременно поздоровавшись с каждым. Одна из трубок ответила приятным мужским голосом. Совершенно чужим. Минут пять ушло у меня на то, чтобы понять – обладатель приятного голоса жаждет увидеть меня. По делу.
– Да говорю же вам, мне просто крайне необходимо с вами встретиться! Просто крайне необходимо, – не внявши моим вялым уговорам перезвонить позже, утренний доставала попытался назначить встречу через пять с половиной минут.
– Вы часы сегодня видели?
– Еще нет.
– Ну так посмотрите на них, они показывают семь тридцать утра. Сегодня воскресенье, у меня вчера был ужасный день. Я просто не в состоянии сейчас даже с кровати подняться. У вас что, кто-то умер?
– Да! Представьте себе, умер! Я пытаюсь втолковать вам это уже час. Мы тратим драгоценное время…
– Неужели никак нельзя подождать…. О господи.
– Это очень срочно, извините меня ради Бога. Вы ведь знали Ирочку, вы жили с ней рядом.
– При чем здесь Ирочка? Вы имеете в виду..?
* * *
Глядя на мое опухшее лицо, утренний гость, скорее всего, сделал неправильные выводы о тяжело проведенном вчерашнем дне. Бабье лето баловало Москву последними солнечными ласками. Эти ласки уже не были страстными, в них сквозила прощальная грусть. Солнце почти не грело, но светило добросовестно ярко, выставляя мою личность в самом неприглядном виде. Я раздраженно задернула штору и села спиной к окну.
Настырный посетитель робко пристроился напротив. Кого-то мне смутно напоминал этот холеный, с иголочки одетый мужчина. Данный тип мужчин ввергает меня в меланхолию. Рядом с ними, даже если час назад тщательно помылась и оделась во все новое, кажешься замарашкой. Как это им удается при нашей непростой жизни выглядеть такими упруго свежими, такими ослепительно белозубыми? Влюбиться в подобного мужчину мне кажется столь же утопическим мероприятием, как воспылать страстью к рекламному щиту. Нервно отстукивая пальцами со свежим маникюром по липкой кухонной клеенке, гость вопросительно смотрел на меня.
– Ну? – подал он голос.
– Что ну? – не поняла я.
– У вас есть мысли?
– У меня? Шутите?
– По поводу Иры. Вы ведь знали ее?
– Да кто вам сказал, я видела то ее пару раз.
– Как же так, а Ирочка говорила, что вы отдыхали вместе.
Все-таки она узнала меня, но не соизволила сказать даже «здрасьте». Впрочем, что это я?
– Да нет, мы отдыхали рядом. Рядом, но не вместе.
– Ясно, ясно… – показалось мне или нет, но мужчина напрягся.
– Вы, собственно, кто? – задала я вполне уместный, но отчего то сильно удививший визитера вопрос.
– Не знаете меня? – спросил он таким тоном, как если бы я забыла родную маму или светлый лик президента.
– Извините, не припоминаю.
– Я Светозаров.
– Очень приятно. А я Голубкина.
– Наум Лукич.
– Анастасия Петровна.
– Дизайнер.
– Юрист.
– Вы издеваетесь надо мной? – обиделся Наум.
– А вы?
– Господи, да меня каждая собака знает!
– Послушайте, при чем здесь собаки?
– Мои интерьеры регулярно публикуются в журналах «Приятный дом», «Новинки Архитектуры», я веду передачу «Русский декор», нежели ни разу меня не видели?
– Неа, – честно призналась я. В более подходящий момент я может и подыграла бы мужику, а сейчас не до того было.
– Надо же, – искренне расстроился посетитель, – вообще-то я очень известный человек. Про меня говорят, что я могу преобразить пустыню. Мои идеи воруют даже европейцы!
– Да что вы, какая наглость.
– Ничего, мне не жаль, – он великодушно махнул рукой, и не рассчитав амплитуду, больно ударился о холодильник. Потирая ушибленную конечность, с плохо скрытой брезгливостью оглядел мои хоромы, – мог бы и вам дать несколько советов, как минимальными средствами преобразить интерьер. Вот это кашпо я бы на вашем месте поменял на изумрудное. Яркая деталь переключит на себя внимание, заурядная мебель отойдет на второй план. К тому же, зеленые оттенки приглушают аппетит.
Наум покосился на мою выставленную из под стола ногу.
– Наум Лукич, не побоюсь быть невежливой, вы пришли именно за этим? За тем, чтобы обустроить мой быт?
– Ах нет, что вы… что вы.. – смешался он и даже вроде бы слегка съежился, – Вы уже в курсе трагедии? Ну так вот, пришел к вам за помощью.
– Почему ко мне?
– Подумал, что человек, который знал Ирочку, отнесется к проблеме с большим пониманием. Она ведь была удивительным, редким человеком, – и гость внимательно уставился на меня, ища на моем лице признаки горячей поддержки. Что я могла ему ответить?
– Конечно. Она была удивительной, – кивнула я.
– Поэтому преступление не должно остаться безнаказанным! – с пафосом воскликнул он, и помолчав, уже более натуральным голосом добавил, – я знаю, как работает милиция. На них у меня надежды нет. А вы… у вас ведь свое детективное агентство?
– Да какое там агентство! Так… кабинет частной практики.
– Ну да, ну да, частной практики… Мне как и раз нужна частная практика! Именно частная.
– А вы Ире кем приходились? – я решила перейти ближе к сути.
– Другом, – сказал Наум и скромно потупил глаза, – очень близким другом.
– Видите ли, – начала я, – это не совсем наш профиль.
– Я понимаю, понимаю, – быстро затараторил несчастный любовник, – но… может попробуем? Давайте попробуем! Я прошу вас! Мне так это важно, Ира многое значила в моей жизни.
* * *
Битых полчаса Наум втолковывал мне, что именно значила для него Ира Они познакомились почти пять лет назад, и с той поры женщина стала для Наума музой, островком света в бездуховной мгле большого города. По мнению Наума, Иру все любили, она была светлым человеком, который не способен причинить вреда даже мухе.
– Яркая, красивая, она часто вызывала зависть, – распинался Наум Лукич, мимоходом давя на все мои больные мозоли, – но она притягивала к себе внимание, словно магический камень. Люди заурядные, ординарные внешне и бедные внутренне, порой ставили ей подножки, пытались обвинить в гордыне, в спесивости. Но поверьте мне! В ней этого не было! Просто она была …такая. Она, как булгаковская Маргарита, ничего ни у кого не просила. Настоящая ведьма!
– Ведьма?
– Да, вы знаете, в ней было что-то сверхъестественное. Ее притягательность была отчасти надчеловеческой. Вам, как женщине, возможно, это трудно понять. Ведь вы наверняка акцентировали внимание лишь на ее оболочке, так сказать, на всем этом шике и лоске, который давался Ирочке без труда и был ее фирменным знаком.
Вот стервец!
– Ладно вам… – неловко попыталась я перенаправить его словесный поток, – у нее, небось, и человеческие качества были. Не мистикой же единой.
– Конечно, конечно, – легко согласился Наум, – да собственно и мистики никакой. Она родом из тех краев, где женщины через одну колдуньи. Обычное дело. Но она была еще и щедрой, и великодушной, и доброй. Она была разной, но никогда – мелочной, злобной, мстительной.
Интересно, когда я помру, найдется человек, способный на такую пламенную речь в мой адрес?
– Она дарила мне такие идеи, такие идеи! Легко, играючи, она придумывала захватывающие решения задач, над которыми я бился месяцами. Бар «Трумэн» на Малой Бронной, может быть вы там были? Это она подсказала мне новый вариант интерьера. Это самый гениальный мой проект!
Была я в том баре, он не так далеко от нашего офиса. Без комментариев.
И снова на полчаса поток пространных сентенций, каким удивительным человеком была его подруга. При этом никакой конкретной информации.
– Ну хватит, – прервала я его, – ближе к делу. Расскажите мне про нее. Сколько ей лет, где она работала, кто ее друзья?
– Разве такие несущественные детали могут помочь делу? Понимаете, Ира была выше всех этих бытовых подробностей!
Разозлившись, я долбанула по блюдцу чайной ложкой так, что оно аккуратно разломилось пополам.
– Прекратите! Не стройте из себя идиота!
– Да, да, хорошо – охотно пошел мне на встречу Наум и скоренько изложил вехи Ириной биографии. Лет ей было что-то около сорока, точнее Наум Лукич сказать затруднялся. В Москву она приехала из Петровска, где оставила мужа и двоих уже довольно взрослых детей – сына и дочь, двойняшек пятнадцати лет. Сейчас они живут с бабушкой, мамой Иры. В Москве госпожа Пикорайнен, именно такую фамилию носил ее муж, наполовину финн, наполовину карел, некоторое время пела в одном не слишком успешном мюзикле. Потом ей предложили сольную программу в только что открывшемся кабаре, и вот уже три года она радует посетителей своим божественным голосом. Точнее, радовала… На этой части повествования гость погрустнел, голос его стал звучать все тише и вместе с последним словом, слетевшим с губ страдальца, в остывший кофе упала большая и чистая слеза. Мы помолчали немного.
– У Иры были враги?
Наум посмотрел на меня укоризненно и ничего не ответил.
* * *
В это время, предусмотрительно загнанная в спальню Рита решила размять свои голосовые связки.
– Оооо дольче миииииаа!!!! – заголосила каркуша. Незамедлительно раздался громкий стук. Это Наум Лукич свалился на пол в глубоком обмороке. Оставив его лежать на пыльном паркете, я опрометью кинулась в дальнюю комнату. Изловив окаянную птицу, засунула ее в шкаф. В темноте Рита моментально замолчала. Мне не хотелось, чтобы Наум затребовал птичку себе на правах давнего друга покойной.
Очнулся он лишь после того, как я буквально умыла его мокрым от нашатырного спирта полотенцем.
– Что, что это было??
– Где?
– Она вернулась! Она пела нашу песню. Здесь, я слышал.
– Ничего, это бывает, вы только не волнуйтесь так. Это нервное, сейчас я вот вам валерьянки накапаю.
– Да идите вы к черту! Она была тут, была! Святые боги, помогите мне! – и как умалишенный в жесточайшем кризе, он подхватился с места и рванул к двери. Через секунду его и след простыл.
– Напугала человека, – отчитывала я Риту, вытаскивая поникшую птицу из шкафа. Она и сама видимо поняла, что опростоволосилась. Вела себя тихо, но когда я расслабилась и потеряла бдительность, пребольно долбанула меня в руку.
– Дура! – проскрипела она натужным от злости голосом.
– От такой же слышу, – не осталась я в долгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40