А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Он даже не мог попросить местных коммунистов передать его сообщение в Москву.
"Большой шеф" не мог предпринять ничего, и оставалось только ждать сигнала из Москвы и тем временем перебрасывать в безопасные места подвергавшихся риску разоблачения агентов бельгийской сети. В конце декабря он вызвал "Кента" с его подругой Мартой Барча в Париж и позволил им обосноваться в неоккупированной Франции. "Кенту "предстояло сформировать новую сеть в Марселе. С такой же целью Треппер отправил в Лион торговца бриллиантами и любовника Риты Арнольд Исидора Шпрингера.
Весточки от "Директора" "Большому шефу" пришлось ждать больше двух месяцев. К середине февраля 1942 года, несмотря на упорное сопротивление немцев, советские войска на Восточном фронте продвинулись на двести пятьдесят миль и освободили 50 русских городов. Но действовать им пришлось без помощи "Красной капеллы". Генеральный штаб в Москве не знал ни номеров, ни назначения свежих дивизий, перебрасываемых из Германии. Ему не были известны ни планы предстоящего весеннего наступления, ни разногласия Гитлера со своими генералами по стратегическим целям русской кампании.
Только к февралю Треппер смог установить контакт с французской компартией. Он встретился с агентом партии, который назвал себя "Мишель", и поведал ему о своих проблемах. Хотя передатчики партии шпионской сетью не использовались, он попросил передать через них в Москву накопившиеся сообщения и выделить один в его распоряжение. Товарищи коммунисты разрешили "Большому шефу" связаться с Москвой, и Треппер, наконец, смог снова получать приказы генерал-полковника Пересыпкина. Все ещё остававшийся в Брюсселе Ефремов должен был возглавить бельгийскую сеть с Йоханом Венцелем в качестве радиста. Французская компартия была уполномочена в ограниченных пределах использовать свои рации для передачи сообщений Треппера (около 300 шифрованных групп в неделю) вплоть до того момента, когда сможет выделить передатчик в полное распоряжение "Большого шефа".
На самом деле французской компартии не хватало передатчиков и для собственных нужд, так что рацию для организации Треппера её радиоспециалисту Фердинанду Пайриолю пришлось собрать самому. Ее мощности едва хватало для связи с советским посольством в Лондоне, откуда его сообщения передавали в Москву. Но появление даже такого передатчика привело Треппера в восторг, и с конца февраля "Красная капелла" снова начала передавать информацию в Москву силами своих радистов, польской супружеской пары Херша и Миры Сокол.
Преследовавшие Треппера немцы и не подозревали о затруднениях своего невидимого противника. Они полагали, что столкнулись со сверхорганизацией профессиональных разведчиков, работавших с какой-то сверхестественной точностью, и что для борьбы с ними потребуются объединенные усилия всей полиции и абвера. Капитан Пипе в середине декабря 1941 года отправился в Берлин доложить о "Красной капелле" высокому начальству. Его доклад поднял на ноги весь Берлин: теперь на охоту за организацией "Большого шефа" вышли абвер, служба безопасности связи, полиция и гестапо.
РСХА хорошо понимало, что от зловещего слова "гестапо" офицерам абвера становилось не по себе, и потому поначалу эта организация держалась несколько в тени. В помощь Пипе, преданному патриоту Германии, сражавшемуся за свою страну, Мюллер-гестапо отобрал полицейских старой школы, поднаторевших в искусстве помощи консервативным воякам закрывать глаза на наиболее кровожадные проявления нацистской диктатуры.
Криминалкомиссар и гауптштурмфюрер СС Карл Гиринг родился в 1900 году в семье судьи из Пехлюге, что неподалеку от Шверина. Осмотрительный и осторожный бюргер, питавший склонность к профессии военного, он мог бы претендовать на скромную карьеру в армии, но та не удалась: он был призван в 1918 году, вступил в Свободный корпус Люттвица в 1919, а в 1920 перешел в министерство рейхсвера, откуда через три года ушел в отставку в связи с ухудшением здоровья (он страдал от опухоли). Два года ему пришлось работать ночным сторожем в электроламповой компании "Осрам", а когда здоровье пошло на поправку, в 1925 году Гиринг начал новую карьеру в берлинской уголовной полиции. Во времена Веймарской республики он перешел в политическую полицию, а в 1933 году его взяли в гестапо.
Для полицейского чиновника он удивительно поздно вступил в нацистскую партию - только в 1940 году - но это не помешало ему стать в гестапо одним из самых суровых стражей режима. Он играл активную роль в расследовании покушения на Гитлера в мюнхенском "Бюргербрау" в ноябре 1939 года, завоевав этим расположение фюрера. На Принц-Альбрехтштрассе его долгое время считали одним из самых проницательных следователей подотдела IV A2 (борьба с диверсантами).
По мнению его гестаповских хозяев полицейский старого стиля Гиринг был вместе с капитаном Пипе лучшей кандидатурой для поиска "Красной капеллы". Он вел себя благоразумно, так что Пипе до сих пор называет его "отличным парнем", так ему легче было отговариваться удобной сказочкой, что нет ничего более отвратительного для офицера абвера, чем сотрудничество с гестапо. Перро безоговорочно разделяет это мнение, утверждая, что Пипе был просто шокирован подобными инсинуациями, "как и любой другой джентльмен из абвера".
(* В своем введении к серии статей о "Красной капелле" в "Гамбургер Анцайгер унд Нахрихтен", датированном тридцатым сентября 1967 года, Пипе заявляет, что "никогда не работал с гестапо". Прим. авт.).
На самом деле сотрудничество между абвером и гестапо в Третьем рейхе было обычной практикой, особенно в случаях, касавшихся коммунистического шпионажа; этот вопрос едва ли вызывал различия во мнениях соперников. Подробности были изложены в соглашении абвера и гестапо от 21 декабря 1936 года, известного как "десять заповедей": случаи шпионажа и измены "были делом абвера, поскольку затрагивались интересы разведывательной службы и контрразведки;" гестапо может приступить к расследованию, если "по мнению управления абвера ни у военной разведки, ни у контрразведки нет дальнейшей заинтересованности в этом деле". Когда гестапо забирало дело, абвер мог участвовать в допросах, мог сам допрашивать задержанных гестапо людей или обращаться в гестапо за протоколами допросов.
Поэтому можно считать абсолютно нормальным и уж никак не "удивительным решением", как думает Перро, что гестапо предстояло включилось в расследование Гарри Пипе, который составил с Гирингом неразделимую пару. В тесном сотрудничестве капитан и полицейский распутывали каждую нить, связывавшую обнаруженное на Рю де Атребайтес шпионское гнездо с другими советскими разведывательными организациями в Западной и Центральной Европе.
Рита Арнольд выдала очень многое: адреса "Кента" в Брюсселе, (хотя, конечно, тот успел исчезнуть), подробности связей с Брюссельской фондовой биржей, информацию о Абрахаме Райхмане, изготовителе фальшивок, чью продукцию Пипе обнаружил в том доме, и сведения о любовнице Макарова, Сюзанне Шмиц. Остальные арестованные были заключены в немецкую военную тюрьму в Сент-Жиле. Все они отказывались что-либо говорить, особенно Макаров и Данилов. Софья Познанская скорее предпочла бы убить себя, чем выдать товарищей; позднее, осенью сорок второго, она действительно покончила с собой.
Гиринг пытался разрушить заговор молчания. С удивительной проницательностью он выбрал из числа членов "Красной капеллы" слабейшего радиста Макарова, который все ещё продолжал называть себя Карлосом Аламо. Гиринг привез его в Берлин, поместил на частной квартире (номер телефона 93-78-18) и стал вызывать на откровенность в задушевных беседах. За кофе с пирожными Макаров раскрылся и выдал множество секретов. По возвращении в Сент-Жиль он отказался от своего псевдонима и стал называть себя Макаровым.
Так шаг за шагом Гиринг и Пипе раскрывали тайны сети "Большого шефа". Любовница Макарова, Сюзанна Шмиц, была арестована и вскоре выпущена на свободу. Два агента, Годдемер и Вранкс, допрошены. За Райхманом устновлено наблюдение, и он вынужден был искать контакты с ещё неизвестными членами "Красной капеллы". У немцев постепенно складывалось представление о европейском масштабе этой организации.
Однако в тоже время Пипе с Гирингом понимали, что деятельность разведсети их противника в Бельгии заморожена, а "Большой шеф" пытается работать через Париж. В начале 1942 года Гиринг отправляется в столицу Франции, где в руки гестапо попали наиболее исчерпывающие материалы тайной полиции на западных оккупированных территориях: персональные досье парижской "Сюрте националь" и досье руководства других отделов полиции, захваченные в 1940 году. Подразделением гестапо, которое занималось контрразведкой, был отдел IV A под управлением криминалкомиссара Генриха Райзена. Он размещался в старом здании "Сюрте" на Рю де Сосэ. К несчастью для Гиринга, там очень сильно ощущалась нехватка персонала (только шесть сотрудников и несколько секретарей), иначе он бы несомненно наткнулся на след Леопольда Треппера в досье о деле "Призрака" от 1932 года.
Но Гиринг не стал копаться в досье "Сюрте", а провел совещание с коллегами из РСХА, работавшими в Париже, главным образом с Райзером и его начальником, криминалратом Боймельбургом. Он попросил их отыскать любую зацепку, даже самую малозначащую, свидетельствующую о существовании советских шпионов и их радистов. На случай, если такие улики появятся, Райзеру было приказано немедленно звонить в управление охранной полиции, дом N453 на авеню Луиз в Брюсселе, где расположился Гиринг.
Пока агентура замерла в ожидании, вермахт и полицейские пеленгаторы искали новые нелегальные передатчики, а шифровальщики контрразведки пытались разобрать перехваченные сообщения. Документы, захваченные на Рю де Атребайтес в Брюсселе, позволили им мельком заглянуть в причудливый мир, куда не было доступа ни одному из немецких шифровальшиков - мир советских кодов и шифров.
Русские всегда считались непревзойденными специалистами в этой области. С момента создания Советского Союза у его разведки была репутация обладателя самой сложной системы кодирования. В тридцатые годы никто не мог расшифровать советские коды. Ни одна из великих держав не могла прочитать советские дипломатические сообщения и даже несложные цифровые группы, использовавшиеся советскими торгпредствами за границей.
В 1930 году американский конгрессмен и председатель комитета по расследованию коммунистической деятельности Гамильтон Фиш ухитрился раздобыть три тысячи шифрованных телеграмм советской торговой корпорации "Амторг" из Нью-Йорка. Он передал их в службу связи и кодов американского флота, но после безуспешных попыток расшифровки оттуда сообщили, что "используемый "Амторгом" шифр является слишком сложным и у них не хватает данных для его расшифровки". Тогда Фиш обратился в военное министерство, но в конце концов ему пришлось уступить: "ни один эксперт, (а они работали с шифрами от шести месяцев до года), не преуспел в расшифровке ни единого слова из этих каблограмм".
Японские спецслужбы, занимавшиеся делом советского супершпиона Рихарда Зорге, также не преуспели в решении этой проблемы. Четыре японских управления с 1938 года перехватывали радиограммы, передаваемые из окрестностей Токио. Каждый год они подсчитывали количество цифровых групп, отправленных этим разведчиком. В 1939 году их было 23139, а в 1940 - 29179; но ни один японец не смог расшифровать ни единой цифры. В конечном счете их секрет выдал один из агентов Зорге, иначе они бы так и остались нерасшифрованными.
С виду простая, русская система кодов ставила в тупик. Она произошла от числовой схемы, принятой предшественниками большевиков-революционеров нигилистами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54