А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Не знаю, смогу ли когда-нибудь отблагодарить…
Голос его на последних словах предательски дрогнул, и Тищенко удивленно вскинул глаза. Что-то странное померещилось ему в лице благодарящего, и легким шорохом прозвучало в ушах услышанное когда-то не то воркование голубиной парочки, не то противное карканье. Померещилось и исчезло без следа. Осталась лишь искренняя и чуть застенчивая улыбка знающего свое место человека.
Эта же улыбка, будто прилипнув, сохранялась на Юрином лице, когда поздним вечером того же дня он выслушивал Федин доклад.
– Личная охрана, – рассказывал Федя, – ездит за ним на джипе. И еще один человек сидит в “Мерседесе”. И у водителей оружие. Всего получается пять человек. Без них он – ни шагу. Если он в префектуре, то два охранника неотлучно дежурят в приемной. Так… Про дом вы просили… Вот они подъезжают. Доводят до подъезда втроем. Один все время рядом. Двое проверяют этажи, потом рапортуют, и он идет в квартиру. Если собирается потом выходить, они остаются и тем же манером его выводят на улицу – один рядом, двое проверяют маршрут следования. Плюс охрана подъезда. Два человека из охранного агентства. Так же и на даче. Примерно.
– А если он остается дома, они уезжают?
– Уезжают. Но я же сказал, там в подъезде охрана. Видеокамеры. Со всех девяти этажей идет сигнал. К примеру, я говорю, что пошел на четвертый этаж, а сам поднимаюсь на шестой. Через тридцать секунд там уже люди будут.
– Понятно. Что еще?
– На улицу он не выходит. Пройтись или еще что – никогда. А зачем? Еду привозят. Сауна, бассейн и все такое – прямо в доме. А если в гости или, к примеру, в театр, то только с охраной.
– Ладно, – сказал Юра, подумав немного. – Я примерно так и представлял себе все это. На этом закончим. Ты можешь спокойно заниматься здесь нашими делами. Может, я тебя еще об одной вещи попрошу… Но это потом.
А через пару дней после этого разговора Юра сидел вечером с Львом Алексеевичем и говорил о самых разных и пустяковых вещах. О том, о сем. И незаметно выплыла тема приближающегося юбилея Петра Ивановича. Полувекового юбилея.
– Не знаю, честно говоря, что и подарить, – признался Лев Алексеевич. – Совершенно ничего в голову не лезет. Котов из контрольно-ревизионного управления подсуетился – видеокамеру дарит. А я замучился просто. Что можно подарить человеку, у которого все есть?
– Ха! – ответил Юра. – Тоже мне проблема! Даже если у кого-то все есть, подарок в наше время совершенно не проблема. Тем более если речь идет о мужике.
– У тебя есть идея?
Не то Юра и вправду задумался всерьез, не то просто сделал вид, но лоб его пересекли морщины, он замолчал, а потом сказал:
– Есть же специальные штуки, только для мужиков. Клюшки для гольфа. Коня можно подарить, настоящего…
– А где он его держать будет?
Юра пожал плечами.
– На даче. Специального человека наймет. Я откуда знаю? Это к примеру. Снегоход можно подарить.
– Есть уже.
– Или вот! – в глазах у Юры появились и тут же пропали искорки. – Ружье можно купить. Это настоящая вещь. И главное дело – никогда лишним не будет. Даже если у него уже есть целый арсенал.
– Послушай! – Лев Алексеевич выпрямился, и в глазах у него промелькнул неподдельный интерес. – А ведь это мысль! У него оружия никакого нет. Я слышал: недавно его эти, из мэрии, приглашали в Завидово, а он говорил, что никогда не занимался охотой. А это можно сделать?
– Без проблем! Сейчас же охотничьих магазинов – сколько угодно. И там все, что хочешь, купить можно. Хоть гаубицу. Хоть армейский карабин. Надо только так сделать, чтобы он раньше времени не догадался.
– То есть?
– Придется же разрешение оформлять, – пояснил Юра. – В милицию ходить. Иначе не продадут. И не зарегистрируют. Если мы ему оружие без документов подарим, нам спасибо никто не скажет. Это все равно будет как подарить краденую машину. Только хуже.
Лев Алексеевич выудил из-под стола початую бутылку коньяка, разлил по рюмкам. Видно было, что идея начала ему нравиться.
– Ну и что ты предлагаешь?
Юра пригубил коньяк и сказал:
– У вас с его охраной отношения нормальные? У них же наверняка в милиции все схвачено. Надо с ними поговорить. Пусть займутся оформлением. Так, чтобы он ничего не знал. Когда бумаги будут готовы, пойдем с ними вместе в магазин, выберем ствол. Зарегистрировать он его и сам сможет. Там неделю – или около того – дают на регистрацию. Так что, ежели дня за три до дня рождения купим, вполне успеет. И пусть спрячут где-нибудь у него в приемной. Приедем поздравлять, они его нам дадут, а мы вручим. Иначе через проходную незаметно не внести.
Нельзя сказать, что слова эти так уж понравились Льву Алексеевичу. Так повелось, что поздравлять начальство всегда ездили только первые лица. И хотя за последние месяцы он оценил зама по достоинству, что-то мешало ему сломать традицию и взять его с собой к Тищенко. Тем более что подарки полагается дарить от себя, а не от коллектива. Даже если коллектив этот состоит всего из двух человек. Но Юра, уловив, по-видимому, ход мыслей руководителя, пояснил:
– Я ведь с Петром Ивановичем немного знаком. Другое дело, что самому мне идти его поздравлять неловко. Кто он и кто я… А вот если вместе… Опять же, у меня свой подарочек будет. Из той же области.
– Какой?
– Зачем человеку ружье без снаряжения? Я ему патроны подарю. Та же самая охрана и купит. И нормально получится – от вас ружье, от меня патроны.
Положительно повезло Льву Алексеевичу с замом. Мало того, что ему приходят в голову исключительно удачные мысли. Взять хотя бы налаженную систему информирования об умонастроениях в конторе. Или эту идею с подарком. Так он еще определенно знает свое место. Не лезет куда не надо.
О том, что Юра только что решил известную исключительно ему и казавшуюся неразрешимой проблему, Лев Алексеевич, конечно же, не догадался. Как и о том, в чем эта проблема заключалась.
Ружье ездили выбирать вместе, взяв с собой одного из охранников Тищенко. Решили брать “Сайгу”.
– Нужен двенадцатый калибр, – сказал Юра. – Слона из него не свалишь, но кабана – спокойно. Для начинающего – самое лучшее.
Потом он задержался ненадолго у прилавка с патронами, поманил охранника рукой.
– Берем картечь, – посоветовал Юра. – На кабана, так на кабана. И магазинов – штук пять. Чтобы запас был. Это опытному охотнику одного снаряженного магазина достаточно. А начинающему – чем больше, тем лучше. А то, если промажет, может не успеть снарядить.
– Много приходилось охотиться? – спросил охранник, уважительно отнесясь к Юриным словам.
– Всякое бывало, – туманно ответил Юра.
Когда они сели в машину, он вскрыл коробку с патронами и стал ловко снаряжать только что купленные магазины. Закончив с пятым – последним, протянул их охраннику.
– В приемной спрячете, – приказал он. – Вместе с ружьем. Мы послезавтра приедем поздравлять, заберем.
Последний вечер перед днем рождения Петра Ивановича Тищенко Юра Кислицын провел у себя дома, незатейливо и спокойно. Он разбирал бумаги, перед ним, на столе, стояла ополовиненная бутылка водки, а напротив сидел секретарь Федя.
– Смотри, – говорил Юра, – здесь документы на квартиру, возьмешь с собой и передашь жене. Только не сразу, а когда суматоха утихнет. Лучше всего будет, если не сам станешь передавать, а перешлешь или попросишь кого-нибудь из своих. Вот это отдашь моему юристу. Он знает, что делать. Это я оставляю тебе. Как договаривались, и еще немного. Письма и все такое я сжигаю. Вот примерно так. Да! Завтра с утра выйдешь на работу, я подпишу твое заявление – и в обед уходи. Все вроде бы…
– Вы окончательно решили, Юрий Тимофеевич? – осторожно спросил Федя.
– У меня, Федя, другого выхода нет, – ответил Кислицын. – Мне по-другому к нему не подобраться. Единственный вариант. Ружье у него в приемной, магазины снаряжены, и никто ничего не ожидает.
Видно было, что Федя о чем-то сосредоточенно размышляет, хочет сказать, но воздерживается.
– Вы же понимаете, – пробормотал он наконец, – вы понимаете… Не стоит эта сволочь…
Юра встал и сладко потянулся.
– Сволочь, может, и не стоит, – ответил он. – Это я столько стою. А то и больше. И никогда никто, если хочет человеком называться, такого не простит. Так что вот… Давай прощаться, майор. Спасибо тебе за все.
Они пожали друг другу руки. Потом Юра, постояв секунду, обнял Федю и спросил весело:
– Ну! Ты вначале думал, что я тебя в такое втравлю? А? Скажи честно. Наверняка ведь нет?
– Я когда сообразил, к чему вы клоните, – сказал Федя, – сразу хотел слинять. Ей-богу. А потом, когда вы рассказали… В общем, давить таких, конечно, надо. Только я бы не так сделал.
– Знаешь, что я тебе скажу, майор… Тут ведь рассуждение простое. Вот живет человек. Хорошо ли, плохо ли, но построил свою жизнь, планирует понемножку, так далее. И вдруг приходит кто-то и, как пешку, всю эту выстроенную жизнь одним пальцем сбрасывает в мусор. И не потому, что ему что-то помешало. А всего лишь потому, что ему все мало и еще захотелось… А на человека ему плевать… Вот таких гадов надо давить. И давить их надо собственными руками. Не по судам шляться. И не бандитов нанимать. А просто прийти и удавить. И не втихаря, ночью, чтобы никто не узнал. А прилюдно, чтобы другие такие же, прежде чем начинать пакостничать, знали раз и навсегда, что их будут уничтожать нещадно. Что на десятерых, которые смолчат и утрутся, найдется хотя бы один, кто не простит и не забудет. И главное здесь – что ничем не остановить и не испугать. И не защититься от этого ничем. Ни днем, ни ночью, ни с охраной, ни с оружием. За любой стеной, где угодно – найдут и рассчитаются. Как раньше, когда за это платили шпагой, к примеру, в горло или пулей в живот. Так и сейчас. Пусть знают.
У Юры на губах выступила белая пена, он задыхался и все сильнее сжимал плечо секретаря Феди, именуемого также майором. Тот с трудом высвободился.
– А не страшно? – спросил он шепотом. – Вы же понимаете… Вам оттуда не выйти…
– А чего мне пугаться? Что терять? Куда идти? На службу, в эту помойную яму? Придурку-директору задницу лизать? Или начинать все сначала? Нет, братец! Это время ушло. С парой тысяч зеленых да с умными идеями бизнес нынче не сделать. Поделили все. Хоть так, хоть эдак – надо будет в услужение идти. А я для этого уже не приспособлен. Да и репутация, спасибо благодетелю Петру Ивановичу, вся в лохмотьях. У нас неудачников не шибко жалуют. Сам знаешь. Стал бы ты со мной вязаться, если бы сам не был в отставке. Разве не так? Или у тебя еще вся жизнь впереди? А?
Майор Федя вроде как бы обиделся.
– Бросьте, Юрий Тимофеевич. Вы же знаете. С моим происхождением отставок не бывает. Может, я сегодня и не нужен. Так завтра понадоблюсь. Я с вами работать начал потому… потому что вы мне показались, что ли, с самого начала. Конечно, когда разобрался, что к чему, была такая мысль, честно скажу… Хотел отойти. Потом передумал. Вас вот только жалко. Ей-богу.
– А ты не жалей, – спокойно сказал Юра. – Вот если бы я стерпел все и остался небо коптить, тогда мог бы и жалость принять. Жалость, она ведь для убогих хороша. Которые сами уже ничего не могут. А те, кто хоть раз в жизни нормально на ногах постоял, в жалости не очень-то нуждаются. Понял, майор? Ну давай еще раз попрощаемся. Иди. У меня еще дел много.
Но никаких дел у Юры Кислицына в эту ночь не было. Сразу же после ухода майора Феди он убрал со стола, вымыл и тщательно вытер посуду, выкурил две сигареты, глядя в черное окно, потом лег и практически мгновенно уснул. Во сне он улыбался, и если бы кто мог его увидеть, то определенно решил бы, что перед ним счастливый и спокойный человек, видящий во сне смеющихся детей, зеленые деревья и только что отпустивший волну мокрый песчаный берег.
На следующий день Юрий Тимофеевич завизировал заявление по собственному желанию, написанное его секретарем, подписал его у Льва Алексеевича, посетовав на непосильную нагрузку последних месяцев, которая окончательно подорвала здоровье инвалида, узнал, что поздравлять Тищенко они стартуют в пятнадцать тридцать, и отъехал куда-то с водителем Володей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12