Она принесла с собой свою жизнь. На открытом пространстве его огромной кровати, в полумраке его комнаты, они были не одни. Она населила его воображение бесконечной чередой своих эротических образов, множеством полных яркого колорита совокуплений, цветущей плотью переплетающихся в движении тел.
Воинство Мэри Янг.
Я победил их всех, думал он.
Мэри Янг думала совсем о другом.
Она составила свой план, привела его в действие и выполняла, как обычную работу, которую необходимо было сделать.
Ничем большим это для нее не было.
Просто тем, что она всегда была в состоянии делать. Большинство женщин не могло. Но она не принадлежала к большинству. У нее была своя тайна, нерушимая и неприкасаемая. Плоть, телесная оболочка значила не слишком много. Это просто раковина, под защитой которой прячется нечто по-настоящему важное. Ничто святое не существовало на поверхности.
Люди друг для друга – словно запертые комнаты. Если вы даже слышите, что в одной из них кто-то плачет, вы не можете войти и помочь. И это самое печальное. Тело – всего лишь игрушка, предмет для игры. Но у нее самой никогда не было реальной возможности радоваться игре. Слишком рано ее тело стало для нее рабочим инструментом. Очень важной вещью, очень важной плотью. Именно плоть помогала получить ей то, чего она хотела, что было ей нужно. Не важно, что с этой плотью делали мужчины или что она делала с ними. Все это чистая механика. Возможно, только с Джьянни оно было чем-то иным, но она сама все начисто испортила. Теперь Джьянни даже плюнуть на нее не захочет, и поделом.
К черту! В данный момент она хотела одного – вызволить мальчика, и Дарнинг именно тот тип, который в состоянии это сделать. Сукин сын! Надо же, как он прицепился к ней и к ее поганой жизни. Как будто она совершила нечто дивное и святое.
Провались оно все!
Господи, поглядите-ка на этого сукина сына. Министр юстиции всех Соединенных Штатов, а она играет им, как рыбкой на крючке.
Она почувствовала, что он вот-вот кончит, что это надвигается откуда-то из дальних глубин его существа.
И вот оно настало, и она услышала его вскрик, такой, словно он расставался с жизнью. И она тоже закричала вместе с ним: ведь это нравилось им всем, этого они всегда хотели, невзирая на всю последующую ложь.
Радуйся, твердила она ему где-то в глубинах своей души. Радуйся, пока можешь. Потому что, если ты не отдашь мне этого мальчика и с ним что-то случится, я клянусь праведностью этого неправедного действа, что снесу долой твою гнусную башку.
Глава 44
Витторио тяжелее всего было оставить Пегги одну. Он все оттягивал отъезд, но в конце концов вынужден был выйти из дома; Джьянни ждал его в машине.
Последние полчаса приготовлении к отъезду Пегги находилась на грани срыва: большие глаза сделались огромными, рот сжался в одну линию. Сдерживаемая тревога словно сетью паутины легла на гладкую кожу лица. Витторио чувствовал, какую муку она испытывает.
– Все уладится, – заверял он ее уже в третий раз. Или уже в четвертый?
Пегги механически кивала, но не верила ни слову.
– Они его не тронут. Только сохранив ему жизнь, они надеются добраться до нас. Дарнингу нужны мы с тобой, а не Поли.
– Нет, – отвечала она. – Ему нужна только я. Я единственный живой свидетель против него. Важный свидетель. А ты лишь ни в чем не повинный наблюдатель. Так же, как и мой бедный мальчик.
Слезы полились ручьем, и Витторио прижал Пегги к себе. Как она вдруг исхудала, какая стала хрупкая.
– Послушай меня, – сказал он. – Мы с тобой прожили вместе почти десять лет, верно? Она кивнула.
– Я когда-нибудь лгал тебе?
– Нет.
– Я не лгу и теперь. Клянусь тебе, Пег, я верну Поли домой, к тебе.
Она откинула голову назад и обожгла его взглядом.
– Когда?
Словно вопрос ребенка. Когда, папочка?
– Этого я не знаю. На то, чтобы только выведать, где они его прячут, понадобятся дни. Так что не сиди и не тоскуй, глядя на часы.
Пегги высвободилась из его объятий.
– Прости. Я понимаю, что причиняю тебе лишние тревоги. – Она поцеловала его и заставила себя улыбнуться. – Я буду держаться.
Витторио, к сожалению, так не думал.
Витторио и Джьянни покинули безопасное убежище в шесть вечера. Они ехали во взятом напрокат автомобиле Джьянни – эту машину нельзя было опознать. За рулем сидел Витторио.
Целых полчаса их разделяло молчание, потом Джьянни заговорил:
– Что же нам придумать?
– А тут особо и придумывать нечего, – ответил Батталья. – Начнем с того, что узнаем имена двух боевиков, которых мы скинули в пропасть с обрыва, выясним, кто их послал, и будем держать этого типа под прицелом, пока он не скажет где Поли.
– Прямо таким вот образом?
Витторио пристально вглядывался в дорогу, так как большой туристский автобус чересчур тесно прижал их машину к каменной стене. Пожал плечами:
– Это же самое главное. Остальное уже детали.
– Люблю детали.
– И ты совершенно прав. Именно из-за какой-нибудь детали, непредвиденной мелочи, можно угодить на тот свет. Или ты полагаешь, что мы в конце концов получим кусок пирога?
– За те двадцать лет, что мы с тобой не виделись, я кое-чему научился. Пирогов не жду.
Витторио достал сигарету и прикурил ее от зажигалки на приборной доске. Красноватый отсвет ее огонька отразился у него на лице.
– Есть в Неаполе один старик, который передо мной в долгу, – сказал он. – Этот человек знает все здешние “семьи”, а если чего не знает, то выяснит. К нему мы первому и отправимся.
– Ты хочешь сказать, что у министра юстиции Соединенных Штатов неаполитанская мафия в кармане?
В машине снова наступило молчание. На этот раз первым заговорил Батталья.
– Немного истории, – начал он. – Я впервые встретил Пегги, когда Дон Донатти дал мне задание убить ее. Теперь стало ясно, что заказчиком был Дарнинг. Но именно дон реализовал дело.
Батталья взглянул на Джьянни и заметил, что тот вроде бы смутился. Какого дьявола, подумал Витторио. Парень влип в эту историю только потому, что мы были друзьями. Неужели у него нет права по крайней мере узнать, за что он идет на смерть?
– Тебе стоит выслушать все до конца, – сказал он и принялся рассказывать, не сводя глаз с дороги.
Он рассказал все целиком и полностью, и сам факт, что он облек это в слова, принес ему облегчение. Он поделился с другим человеком, и некая исповедальная эйфория привела к тому, что он рассказал и о своей тайной работе на правительство. Об этом даже Пегги ничего не знала в точности.
– Теперь ты знаешь все, – заключил он. – Я еще больше смутил твою душу.
Джьянни ощущал всю тяжесть этой исповеди, придавившей его. А я тем временем писал свои картины.
– Ты не смутил меня, – отозвался он. – Я просто понял, какую сосредоточенную только на самом себе, искусственную жизнь я вел все эти годы.
Витторио в это время пытался обогнать медленно движущийся грузовик – нажал сигнал, выехал на обочину и таким способом добился цели.
– Ты что, сожалеешь? – удивился Батталья. Джьянни промолчал.
– Ради Христа! – воскликнул Батталья. – Ты же столько сделал! Все, о чем я только мечтал, и даже больше. Пока я плавал в крови и ползал в дерьме.
– Я сию минуту поменялся бы с тобой…
– Ты просто спятил! Не понимаешь, что ли, в каком я положении?
– Я прекрасно понимаю, в какую передрягу попала твоя семья. И это ужасно. Но тем не менее у тебя есть семья.
Витторио мельком глянул на лицо Джьянни и успел заметить, как нечто прошло по нему тенью – и тотчас исчезло.
– Я читал о твоей жене, – сказал Витторио. – Сочувствую тебе.
Джьянни кивнул. Внезапно Тереза и прожитые вместе с ней годы показались невероятно далекими. Он ощутил почти что ужас. Но в следующую минуту все встало на свои места.
И снова в машине стало тихо. Уже смеркалось, и предзакатный свет окрасил красным далекое отсюда море.
– Послушай, – сказал вдруг Витторио. – Я все толкую о том, что отберу у них мальчика, но ведь это не больше чем разговоры. Меня мутит от страха. Они продержат его еще какое-то время, но с определенного момента это станет опасным для них.
Джьянни достаточно хорошо помнил прошлое, чтобы понимать, что Витторио прав. Независимо от вашего желания ситуация обостряется и вынуждает принимать соответствующее решение.
– Знаешь, чем я поддерживаю себя? – Батталья вздохнул. – Открою тебе секрет. Я просто думаю о том, что я сделаю с этими подонками, если они убьют моего Поли. Я представляю, как буду убивать их по одному, медленно и с удовольствием. Сначала Генри Дарнинга, потом Карло Донатти, а потом каждого, кто имел к этому отношение. Только поэтому я не ору и не бьюсь головой о стену.
Долгое время они снова ехали молча.
– Я рад, что ты со мной, – сказал Батталья. – С тобой я могу разговаривать, как ни с кем больше. Пег – это вся моя жизнь, но есть вещи, которые я не могу рассказать ей. Такое, чего она не примет, или не поймет, или попросту осудит. Разумеешь?
В центре Неаполя они оказались в восемь тридцать. Витторио остановился у бензоколонки, вышел из машины и пошел звонить по телефону. Вернулся он минут через пять.
– Нужный нам человек дома, – сказал он. – Он постарается удалить всех из квартиры и остаться один к тому времени, как мы приедем туда.
Они двинулись на север, к Виа Санта-Роза.
– Кем он тебя считает? – спросил Джьянни.
– Итало-американским бизнесменом с хорошими связями.
– А я кто?
– Близкий друг. Безымянный. Тут все в порядке. Он слишком опытен, чтобы задавать вопросы.
– Ты говорил, что он у тебя в долгу. Что ты для него сделал?
– Спас ему жизнь. И его жене тоже.
– Как мне к нему обращаться?
– Никак. Я тебя не представлю.
Витторио припарковал машину в трех кварталах на запад от Виа Санта-Роза. Они пересекли мощеный двор, вошли в вестибюль дома и поднялись на третий этаж в лифте, сверкающем начищенной медью. Витторио трижды постучал в дверь квартиры 4Б, и они стали ждать.
Джьянни услышал медленные, запинающиеся шаги, потом звук отпираемого засова. Дверь открыл очень немолодой седовласый мужчина с видом и осанкой итальянского генерала.
– Заходите, заходите, окажите честь.
Мужчина говорил хриплым голосом привычного курильщика, в зубах была зажата сигарета. Он обнял Витторио, пожал руку Джьянни и проводил их в большую комнату с высоким потолком, обставленную тяжелой мебелью и увешанную потемневшими от времени картинами. Как и обещал Витторио, никаких взаимных представлений не было сделано и ничьи имена не упоминались.
Старик усадил их возле резного кофейного столика и наполнил три бокала красным вином. Он сделал из этого некую маленькую церемонию. Запахи недавнего ужина еще стояли в воздухе.
Все трое пригубили вино и поставили бокалы на столик. Только после этого Витторио заговорил.
– Друг мой, я нуждаюсь в вашей помощи, – сказал он. – У меня единственный ребенок. Маленький мальчик. С глубокой горечью я вынужден сообщить, что вчера его у меня похитили.
У старика был высокий лоб, испещренный венами. Джьянни увидел, как одна из них начала пульсировать.
– Его отняли у вас? – спросил хозяин.
– Похитили. Украли.
– А! Кто же?
– Не знаю. – Батталья сделал паузу, чтобы закурить сигарету. – Четверо мужчин, неизвестных, приехали в Позитано в двух машинах, которые следовали одна за другой. Двое из этих мужчин забрали моего мальчика, он в это время находился у моря. Еще двое явились в мой дом, чтобы покончить со мной и моей женой. Вместо этого они сами были убиты нами, мною и этим вот моим другом.
Старик медленно наклонил голову и произнес:
– И потом упали со скалы неподалеку от Равелло?
– Так значит их нашли?
– Об этом сообщили в сегодняшних вечерних новостях. Трупы пока что не опознаны. Мало что осталось опознавать после взрыва и пожара.
– У меня их бумажники, – продолжал Витторио. – Их имена Сол Ферризи и Фрэнк Бонотара.
Старик молчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73