Да мы этим и Пеньковского переплюнули бы. Вот это была бы победа! ЦРУ никогда еще не проникало так глубоко в Черную Африку.
Это явно был один из наихудших дней Дэвиса.
— Быть может, здесь, в Шестом-А, мы видим только все самое нудное, — заметил Кэсл.
В комнату снова вошла Синтия с конвертом для Дэвиса.
— Распишитесь тут и подтвердите получение.
— А что в нем?
— Откуда же мне знать? Что-то от администрации. — Она взяла единственную бумажку, лежавшую в корзине «Для исходящих». — И это все?
— Мы не слишком завалены сейчас работой, Синтия. Пойдете с нами пообедать — вы свободны?
— Нет, мне надо сегодня кое-что припасти на ужин. — И она решительно закрыла за собой дверь.
— Ну что ж, значит, в другой раз. Всегда в другой раз. — Дэвис вскрыл конверт. И сказал: — Что они еще намерены придумать?
— А в чем дело? — осведомился Кэсл.
— Вы такого не получали?
— А-а, медицинское обследование? Конечно. Уж и не помню, сколько раз меня проверяли за время службы. Это как-то связано со страховкой… или с пенсией. Прежде чем меня послали в Южную Африку, доктор Персивал — возможно, ты еще не встречался с доктором Персивалом — всячески пытался установить у меня диабет. Направили меня к специалисту, а тот нашел, что у меня не излишек сахара, а наоборот, слишком его мало… Бедняга Персивал. Думаю, связавшись с нами, он наверняка немного поотстал по части общей медицины. В этом учреждении соображения безопасности куда важнее правильного диагноза.
— Это дерьмо и подписано: «Персивал, Эммануэл Персивал». Ну и имечко: Эммануэл, это не тот, что приносит добрые вести? Они что, по-вашему, и меня собираются посылать за границу?
— А тебе хотелось бы?
— Я всегда мечтал когда-нибудь работать в Лоренсу-Маркише. Нашего человека там пора ведь уже менять. Там должен быть хороший портвейн, а? Революционеры — они наверняка тоже пьют портвейн. Вот если бы еще со мной поехала Синтия…
— А я считал, что тебе больше по душе холостяцкая жизнь.
— Я имел в виду не женитьбу. Джеймс Бонд ведь так и не женился. И потом, мне нравится португальская кухня.
— Сейчас кухня там, наверно, африканская. Ты знаешь что-нибудь о тех местах, кроме того, что сообщает нам в своих телеграммах Шестьдесят девять-триста?
— Я собрал целую картотеку ночных заведений и ресторанов до того, как у них произошла эта чертова революция. Сейчас они, возможно, все закрыты. А что до остального, то не думаю, чтобы Шестьдесят девять-триста знал половину того, что знаю о тех местах я. У него нет картотеки, да и вообще он такой чертовски серьезный — наверно, и в постели работает. Подумайте, сколько мы вдвоем могли бы списать на счет служебных трат.
— Вы вдвоем?
— Мы с Синтией.
— Какой же ты мечтатель, Дэвис. Да она никогда не выйдет за тебя. У нее же отец — генерал-майор.
— У каждого есть своя мечта. А о чем мечтаете вы, Кэсл?
— О, пожалуй, я мечтаю порой о безопасности. Не в том смысле, как понимает это Дэйнтри. А о безопасности жизни в отставке. С хорошей пенсией. Достаточной, чтобы я мог содержать и себя и жену…
— И вашего маленького паршивца?
— Да, и моего маленького паршивца, конечно.
— Не слишком-то они щедры на пенсии в нашем Управлении.
— Нет, не слишком, потому я и думаю, что ни ты, ни я не сумеем осуществить свою мечту.
— В любом случае… эта медицинская проверка должна что-то означать, Кэсл. Когда я был в Лиссабоне… наш человек повез меня в такую пещеру за Эсторилом, где слышно, как под твоим столиком плещет вода… Таких омаров я никогда больше не ел. Я читал, что такой же ресторан есть в Лоренсу-Маркише… Мне нравится даже их молодое вино, Кэсл. Право же, мне надо быть там, а не этому Шестьдесят девять-триста. Он не умеет ценить хорошую жизнь. Вы-то ведь знаете эти места, да?
— Мы провели там с Сарой две ночи — семь лет назад. В отеле «Полана».
— Всего две ночи?
— Я срочно покидал Преторию — ты эту историю знаешь: мне надо было опередить БОСС [управление государственной безопасности в ЮАР]. Я не чувствовал себя в безопасности так близко от границы. Мне хотелось, чтобы между Сарой и БОСС лег океан.
— Ах да, у вас ведь была Сара. Счастливчик. В отеле «Полана». С Индийским океаном за окном.
Кэслу вспомнилась холостяцкая квартира Дэвиса — немытые стаканы, журналы «Пентхаус» и «Нэйчур».
— Если, Дэвис, ты это серьезно надумал, я поговорю с Уотсоном. Предложу тебя в качестве замены.
— Достаточно серьезно. Я хочу бежать отсюда, Кэсл. Отчаянно хочу.
— Неужели тебе так худо?
— А что мы тут делаем — сидим и составляем никому не нужные телеграммы. И задираем нос от важности, потому что чуть больше других знаем про земляные орехи или про то, что сказал Мобуту [Мобуту (р. 1930) — политический и военный деятель республики Заир, с 1965 г. ее президент] на ужине в частном доме… А ведь я, знаете ли, пришел сюда в поисках волнующих впечатлений. Волнующих, Кэсл. Какой же я был болван! Просто не понимаю, как вы выдержали здесь столько лет.
— Возможно, оно легче, когда ты женат.
— Если я когда-нибудь женюсь, ни за что не стану жить здесь всю жизнь. Надоела мне до смерти эта чертова дряхлая страна, Кэсл: перерывы в снабжении электричеством, забастовки, инфляция. Цена на еду меня не волнует — убивает меня цена на хороший портвейн. Я поступил сюда в надежде поехать за границу, выучил португальский, а сижу здесь и отвечаю на телеграммы из Заира, в которых сообщается про земляные орехи.
— А мне всегда казалось, что ты доволен жизнью. Дэвис.
— О да, доволен, когда немного выпью. Влюбился я в эту девицу, Кэсл. Не могу выбросить ее из головы. Вот и паясничаю, чтобы ей понравиться, и чем больше паясничаю, тем хуже она ко мне относится. Может, если бы меня послали в Лоренсу-Маркиш… Она как-то тут сказала, что тоже хотела бы уехать за границу.
Зазвонил телефон.
— Это ты, Синтия?
Но это была не она. Это был Уотсон, шеф Шестого отдела.
— Это вы, Кэсл?
— Это Дэвис.
— Передайте трубку Кэслу.
— Да, — сказал Кэсл, — я у телефона. Слушаю вас.
— Шеф хочет вас видеть. Зайдите за мной, пожалуйста, по пути, когда будете спускаться.
Спускаться надо было долго, так как кабинет шефа находился в подвальном этаже, в бывшем винном погребе, сооруженном в 90-х годах прошлого века для одного миллионера. В помещении, где Кэсл и Уотсон ждали, когда над дверью шефа загорится зеленый свет, в свое время держали уголь и дрова, тогда как в кабинете шефа хранили лучшие в Лондоне вина. Ходили слухи, будто в 1946 году, когда Управление завладело этим домом и архитектор начал его перестраивать, в винном погребе была обнаружена фальшивая стена, за которой лежало, словно мумии, замурованное сокровище миллионера — вина редчайших урожаев. Какой-то невежественный клерк из министерства общественных работ — гласила легенда — продал их по цене обычных столовых вин военному универмагу. Скорее всего это был сплошной вымысел, но всякий раз, как на аукционе «Кристи» продавали старое, представляющее историческую ценность вино, Дэвис мрачно говорил:
— Это из наших запасов.
Красный свет горел бесконечно долго. Вот так же бесконечно долго сидишь в машине и ждешь, когда очистят дорогу от обломков аварии.
— Вы не знаете, что стряслось? — спросил Кэсл.
— Нет. Он просто попросил меня представить ему всех, кто работает в Шестом отделе и кого он еще не видел. Он уже покончил с сектором Шесть-Б, и теперь ваш черед. Я вас представлю и уйду. Так принято. Остатки колониальных времен, на мой взгляд.
— С бывшим шефом я однажды встречался. Перед тем, как в первый раз поехать за границу. У него был монокль с черным стеклом. Жутковато как-то, когда на тебя смотрит этакое черное О, но шеф тогда лишь пожал мне руку и пожелал удачи. Меня, случайно, не собираются снова посылать за границу?
— Нет. А почему вы спрашиваете?
— Напомните мне, пожалуйста, поговорить о Дэвисе.
Загорелся зеленый свет.
— Надо было мне сегодня утром тщательнее побриться, — сказал Кэсл.
В облике Харгривза — в отличие от прежнего шефа — не было ничего, наводящего жуть. На столе у него лежала пара мертвых фазанов, а сам он говорил по телефону.
— Я привез их сегодня утром. Мэри подумала, что это может доставить вам удовольствие. — Он указал рукой на два кресла.
«Так вот, значит, где полковник Дэйнтри провел уик-энд, — подумал Кэсл. — Стрелял фазанов или докладывал о состоянии безопасности?» Будучи хорошо знаком с протоколом, Кэсл выбрал себе кресло поменьше и более жесткое.
— Она вполне здорова. Немного дает себя знать ревматизм в левой ноге, но это и все, — сказал Харгривз и повесил трубку.
— Это Морис Кэсл, сэр, — сказал Уотсон. — Он возглавляет сектор Шесть-А.
— «Возглавляет» звучит как-то уж слишком значительно, — заметил Кэсл. — Нас ведь только двое.
— Вы имеете допуск к сугубо секретной информации, верно? Вы… и находящийся под вашим руководством Дэвис.
— А также под руководством Уотсона.
— Да, конечно. Но Уотсон отвечает за весь Шестой отдел. Я полагаю, немало дел вы препоручаете вести им самим, Уотсон?
— Я считаю, что только сектор Шесть-С требует моего неослабного внимания: Уилкинс ведь не так давно у нас. Он еще должен вжиться.
— Ну, не буду вас задерживать, Уотсон. Благодарю, что привели Кэсла. — Харгривз провел рукой по перьям одной из убитых птиц. И сказал: — Я тоже вживаюсь, как Уилкинс. Насколько я понимаю, мало что изменилось с тех пор, когда я в молодости служил в Западной Африке. Уотсон — это как бы комиссар провинции, а вы — комиссар района и в рамках своей территории предоставлены в значительной мере самому себе. Но вы, конечно, и Африку тоже знаете, верно?
— Только Южную Африку, — сказал Кэсл.
— Да, совсем забыл. В моем представлении Южная Африка никогда не была подлинной Африкой. Да и Северная — тоже. Этим занимается сектор Шесть-С, верно? Дэйнтри все это мне разъяснил. Во время уик-энда.
— Хорошо постреляли, сэр? — осведомился Кэсл.
— Средне. По-моему, Дэйнтри не вполне удовлетворен. Будущей осенью надо вам туда приехать и попробовать самому.
— От меня мало толку, сэр. Я ни разу в жизни еще не стрелял, даже в человека.
— Вот тут вы правы: человек — это наилучшая мишень. Откровенно говоря, мне тоже птицы наскучили. — Шеф опустил взгляд на лежавшую перед ним бумагу. — Вы отлично поработали в Претории. Тут сказано, что вы первоклассный администратор. Вы значительно сократили расходы резидентуры.
— Я принял пост после человека, который умел блестяще вербовать агентов, но плохо соображал по части финансов. А мне это дается легко. До войны я некоторое время работал в банке.
— Дэйнтри пишет тут, что у вас в Претории были неприятности личного характера.
— Я бы не назвал это «неприятностями». Я влюбился.
— Да. Так тут и сказано. В африканку. Эти ребята называют их всех без разбора «банту». Вы нарушили их расовые законы.
— Теперь мы вне опасности: мы женаты. Но там нам действительно пришлось туго.
— Да. Вы нам об этом сообщали. Хотел бы я, чтобы все наши люди, когда у них случаются неприятности, так же правильно поступали. Вы боялись, что южноафриканская полиция доберется до вас и уж отделает как следует.
— Нельзя было человеку столь уязвимому оставаться вашим резидентом.
— Как видите, я весьма внимательно просмотрел ваше досье. Мы велели вам тут же убираться оттуда, хотя нам и в голову не приходило, что вы можете взять с собой эту девицу.
— Ее проверили в Центре. Ничего дурного не было обнаружено. Вы считаете, что мне не следовало увозить ее оттуда? Она ведь была моей связной с африканскими агентами. Моей легендой было серьезное изучение апартеида в свободное от работы время, но полиция, если бы забрала мою нынешнюю жену, могла бы расколоть ее. Поэтому я и вывез ее через Свазиленд в Лоренсу-Маркиш.
— О, вы правильно поступили, Кэсл. А теперь вы женаты и у вас есть ребенок. Надеюсь, все хорошо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Это явно был один из наихудших дней Дэвиса.
— Быть может, здесь, в Шестом-А, мы видим только все самое нудное, — заметил Кэсл.
В комнату снова вошла Синтия с конвертом для Дэвиса.
— Распишитесь тут и подтвердите получение.
— А что в нем?
— Откуда же мне знать? Что-то от администрации. — Она взяла единственную бумажку, лежавшую в корзине «Для исходящих». — И это все?
— Мы не слишком завалены сейчас работой, Синтия. Пойдете с нами пообедать — вы свободны?
— Нет, мне надо сегодня кое-что припасти на ужин. — И она решительно закрыла за собой дверь.
— Ну что ж, значит, в другой раз. Всегда в другой раз. — Дэвис вскрыл конверт. И сказал: — Что они еще намерены придумать?
— А в чем дело? — осведомился Кэсл.
— Вы такого не получали?
— А-а, медицинское обследование? Конечно. Уж и не помню, сколько раз меня проверяли за время службы. Это как-то связано со страховкой… или с пенсией. Прежде чем меня послали в Южную Африку, доктор Персивал — возможно, ты еще не встречался с доктором Персивалом — всячески пытался установить у меня диабет. Направили меня к специалисту, а тот нашел, что у меня не излишек сахара, а наоборот, слишком его мало… Бедняга Персивал. Думаю, связавшись с нами, он наверняка немного поотстал по части общей медицины. В этом учреждении соображения безопасности куда важнее правильного диагноза.
— Это дерьмо и подписано: «Персивал, Эммануэл Персивал». Ну и имечко: Эммануэл, это не тот, что приносит добрые вести? Они что, по-вашему, и меня собираются посылать за границу?
— А тебе хотелось бы?
— Я всегда мечтал когда-нибудь работать в Лоренсу-Маркише. Нашего человека там пора ведь уже менять. Там должен быть хороший портвейн, а? Революционеры — они наверняка тоже пьют портвейн. Вот если бы еще со мной поехала Синтия…
— А я считал, что тебе больше по душе холостяцкая жизнь.
— Я имел в виду не женитьбу. Джеймс Бонд ведь так и не женился. И потом, мне нравится португальская кухня.
— Сейчас кухня там, наверно, африканская. Ты знаешь что-нибудь о тех местах, кроме того, что сообщает нам в своих телеграммах Шестьдесят девять-триста?
— Я собрал целую картотеку ночных заведений и ресторанов до того, как у них произошла эта чертова революция. Сейчас они, возможно, все закрыты. А что до остального, то не думаю, чтобы Шестьдесят девять-триста знал половину того, что знаю о тех местах я. У него нет картотеки, да и вообще он такой чертовски серьезный — наверно, и в постели работает. Подумайте, сколько мы вдвоем могли бы списать на счет служебных трат.
— Вы вдвоем?
— Мы с Синтией.
— Какой же ты мечтатель, Дэвис. Да она никогда не выйдет за тебя. У нее же отец — генерал-майор.
— У каждого есть своя мечта. А о чем мечтаете вы, Кэсл?
— О, пожалуй, я мечтаю порой о безопасности. Не в том смысле, как понимает это Дэйнтри. А о безопасности жизни в отставке. С хорошей пенсией. Достаточной, чтобы я мог содержать и себя и жену…
— И вашего маленького паршивца?
— Да, и моего маленького паршивца, конечно.
— Не слишком-то они щедры на пенсии в нашем Управлении.
— Нет, не слишком, потому я и думаю, что ни ты, ни я не сумеем осуществить свою мечту.
— В любом случае… эта медицинская проверка должна что-то означать, Кэсл. Когда я был в Лиссабоне… наш человек повез меня в такую пещеру за Эсторилом, где слышно, как под твоим столиком плещет вода… Таких омаров я никогда больше не ел. Я читал, что такой же ресторан есть в Лоренсу-Маркише… Мне нравится даже их молодое вино, Кэсл. Право же, мне надо быть там, а не этому Шестьдесят девять-триста. Он не умеет ценить хорошую жизнь. Вы-то ведь знаете эти места, да?
— Мы провели там с Сарой две ночи — семь лет назад. В отеле «Полана».
— Всего две ночи?
— Я срочно покидал Преторию — ты эту историю знаешь: мне надо было опередить БОСС [управление государственной безопасности в ЮАР]. Я не чувствовал себя в безопасности так близко от границы. Мне хотелось, чтобы между Сарой и БОСС лег океан.
— Ах да, у вас ведь была Сара. Счастливчик. В отеле «Полана». С Индийским океаном за окном.
Кэслу вспомнилась холостяцкая квартира Дэвиса — немытые стаканы, журналы «Пентхаус» и «Нэйчур».
— Если, Дэвис, ты это серьезно надумал, я поговорю с Уотсоном. Предложу тебя в качестве замены.
— Достаточно серьезно. Я хочу бежать отсюда, Кэсл. Отчаянно хочу.
— Неужели тебе так худо?
— А что мы тут делаем — сидим и составляем никому не нужные телеграммы. И задираем нос от важности, потому что чуть больше других знаем про земляные орехи или про то, что сказал Мобуту [Мобуту (р. 1930) — политический и военный деятель республики Заир, с 1965 г. ее президент] на ужине в частном доме… А ведь я, знаете ли, пришел сюда в поисках волнующих впечатлений. Волнующих, Кэсл. Какой же я был болван! Просто не понимаю, как вы выдержали здесь столько лет.
— Возможно, оно легче, когда ты женат.
— Если я когда-нибудь женюсь, ни за что не стану жить здесь всю жизнь. Надоела мне до смерти эта чертова дряхлая страна, Кэсл: перерывы в снабжении электричеством, забастовки, инфляция. Цена на еду меня не волнует — убивает меня цена на хороший портвейн. Я поступил сюда в надежде поехать за границу, выучил португальский, а сижу здесь и отвечаю на телеграммы из Заира, в которых сообщается про земляные орехи.
— А мне всегда казалось, что ты доволен жизнью. Дэвис.
— О да, доволен, когда немного выпью. Влюбился я в эту девицу, Кэсл. Не могу выбросить ее из головы. Вот и паясничаю, чтобы ей понравиться, и чем больше паясничаю, тем хуже она ко мне относится. Может, если бы меня послали в Лоренсу-Маркиш… Она как-то тут сказала, что тоже хотела бы уехать за границу.
Зазвонил телефон.
— Это ты, Синтия?
Но это была не она. Это был Уотсон, шеф Шестого отдела.
— Это вы, Кэсл?
— Это Дэвис.
— Передайте трубку Кэслу.
— Да, — сказал Кэсл, — я у телефона. Слушаю вас.
— Шеф хочет вас видеть. Зайдите за мной, пожалуйста, по пути, когда будете спускаться.
Спускаться надо было долго, так как кабинет шефа находился в подвальном этаже, в бывшем винном погребе, сооруженном в 90-х годах прошлого века для одного миллионера. В помещении, где Кэсл и Уотсон ждали, когда над дверью шефа загорится зеленый свет, в свое время держали уголь и дрова, тогда как в кабинете шефа хранили лучшие в Лондоне вина. Ходили слухи, будто в 1946 году, когда Управление завладело этим домом и архитектор начал его перестраивать, в винном погребе была обнаружена фальшивая стена, за которой лежало, словно мумии, замурованное сокровище миллионера — вина редчайших урожаев. Какой-то невежественный клерк из министерства общественных работ — гласила легенда — продал их по цене обычных столовых вин военному универмагу. Скорее всего это был сплошной вымысел, но всякий раз, как на аукционе «Кристи» продавали старое, представляющее историческую ценность вино, Дэвис мрачно говорил:
— Это из наших запасов.
Красный свет горел бесконечно долго. Вот так же бесконечно долго сидишь в машине и ждешь, когда очистят дорогу от обломков аварии.
— Вы не знаете, что стряслось? — спросил Кэсл.
— Нет. Он просто попросил меня представить ему всех, кто работает в Шестом отделе и кого он еще не видел. Он уже покончил с сектором Шесть-Б, и теперь ваш черед. Я вас представлю и уйду. Так принято. Остатки колониальных времен, на мой взгляд.
— С бывшим шефом я однажды встречался. Перед тем, как в первый раз поехать за границу. У него был монокль с черным стеклом. Жутковато как-то, когда на тебя смотрит этакое черное О, но шеф тогда лишь пожал мне руку и пожелал удачи. Меня, случайно, не собираются снова посылать за границу?
— Нет. А почему вы спрашиваете?
— Напомните мне, пожалуйста, поговорить о Дэвисе.
Загорелся зеленый свет.
— Надо было мне сегодня утром тщательнее побриться, — сказал Кэсл.
В облике Харгривза — в отличие от прежнего шефа — не было ничего, наводящего жуть. На столе у него лежала пара мертвых фазанов, а сам он говорил по телефону.
— Я привез их сегодня утром. Мэри подумала, что это может доставить вам удовольствие. — Он указал рукой на два кресла.
«Так вот, значит, где полковник Дэйнтри провел уик-энд, — подумал Кэсл. — Стрелял фазанов или докладывал о состоянии безопасности?» Будучи хорошо знаком с протоколом, Кэсл выбрал себе кресло поменьше и более жесткое.
— Она вполне здорова. Немного дает себя знать ревматизм в левой ноге, но это и все, — сказал Харгривз и повесил трубку.
— Это Морис Кэсл, сэр, — сказал Уотсон. — Он возглавляет сектор Шесть-А.
— «Возглавляет» звучит как-то уж слишком значительно, — заметил Кэсл. — Нас ведь только двое.
— Вы имеете допуск к сугубо секретной информации, верно? Вы… и находящийся под вашим руководством Дэвис.
— А также под руководством Уотсона.
— Да, конечно. Но Уотсон отвечает за весь Шестой отдел. Я полагаю, немало дел вы препоручаете вести им самим, Уотсон?
— Я считаю, что только сектор Шесть-С требует моего неослабного внимания: Уилкинс ведь не так давно у нас. Он еще должен вжиться.
— Ну, не буду вас задерживать, Уотсон. Благодарю, что привели Кэсла. — Харгривз провел рукой по перьям одной из убитых птиц. И сказал: — Я тоже вживаюсь, как Уилкинс. Насколько я понимаю, мало что изменилось с тех пор, когда я в молодости служил в Западной Африке. Уотсон — это как бы комиссар провинции, а вы — комиссар района и в рамках своей территории предоставлены в значительной мере самому себе. Но вы, конечно, и Африку тоже знаете, верно?
— Только Южную Африку, — сказал Кэсл.
— Да, совсем забыл. В моем представлении Южная Африка никогда не была подлинной Африкой. Да и Северная — тоже. Этим занимается сектор Шесть-С, верно? Дэйнтри все это мне разъяснил. Во время уик-энда.
— Хорошо постреляли, сэр? — осведомился Кэсл.
— Средне. По-моему, Дэйнтри не вполне удовлетворен. Будущей осенью надо вам туда приехать и попробовать самому.
— От меня мало толку, сэр. Я ни разу в жизни еще не стрелял, даже в человека.
— Вот тут вы правы: человек — это наилучшая мишень. Откровенно говоря, мне тоже птицы наскучили. — Шеф опустил взгляд на лежавшую перед ним бумагу. — Вы отлично поработали в Претории. Тут сказано, что вы первоклассный администратор. Вы значительно сократили расходы резидентуры.
— Я принял пост после человека, который умел блестяще вербовать агентов, но плохо соображал по части финансов. А мне это дается легко. До войны я некоторое время работал в банке.
— Дэйнтри пишет тут, что у вас в Претории были неприятности личного характера.
— Я бы не назвал это «неприятностями». Я влюбился.
— Да. Так тут и сказано. В африканку. Эти ребята называют их всех без разбора «банту». Вы нарушили их расовые законы.
— Теперь мы вне опасности: мы женаты. Но там нам действительно пришлось туго.
— Да. Вы нам об этом сообщали. Хотел бы я, чтобы все наши люди, когда у них случаются неприятности, так же правильно поступали. Вы боялись, что южноафриканская полиция доберется до вас и уж отделает как следует.
— Нельзя было человеку столь уязвимому оставаться вашим резидентом.
— Как видите, я весьма внимательно просмотрел ваше досье. Мы велели вам тут же убираться оттуда, хотя нам и в голову не приходило, что вы можете взять с собой эту девицу.
— Ее проверили в Центре. Ничего дурного не было обнаружено. Вы считаете, что мне не следовало увозить ее оттуда? Она ведь была моей связной с африканскими агентами. Моей легендой было серьезное изучение апартеида в свободное от работы время, но полиция, если бы забрала мою нынешнюю жену, могла бы расколоть ее. Поэтому я и вывез ее через Свазиленд в Лоренсу-Маркиш.
— О, вы правильно поступили, Кэсл. А теперь вы женаты и у вас есть ребенок. Надеюсь, все хорошо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45