02.23, умеренный радикал, рабочий сцены из Нью-Йорка. На самом деле ты погиб в автокатастрофе на Лонг-Айленде два месяца назад. Местные федералы замяли это происшествие, а личные данные погибшего продали Эду Саттерли. Вся твоя прошлая жизнь и близкие тоже здесь. Тут также фото сподвижников комми, двадцать с лишним страниц марксистской трескотни, которую тебе, тем не менее, нужно запомнить в качестве урока истории.
— Итак, — продолжал Мал, — послезавтра около двух ты идешь в заслон пикетчиков на Гоуэр-стрит, изображая из себя умеренного радикала, который во всем разуверился. Ты говоришь старшему пикета, что контора по найму на поденную работу послала тебя сюда помахать руками за доллар в час. Этот человек всё знает и поставит тебя в пикет с двумя другими парнями. Через час-другой по сценарию, который я набросал для тебя, ты вступаешь с этими парнями в политический спор. Третий аргумент приведет к драке с профессиональным бойцом — он инструктор физподготовки в полицейской академии Лос-Анджелеса. Он будет делать вид, что бьет, но ты колоти всерьез. Получишь пару синяков — не беда! Второй тимстер будет выкрикивать всякие ругательства в твой адрес, подойдет старший пикета и поведет к Клэр де Хейвен, их сценаристке, покидывающей уаес идеи. Мы тщательно изучили ситуацию: Кругман вряд ли известен кому-либо из ОДЕСовцев. Ты немного похож на него, и в худшем случае выяснится, что о тебе — Кругмане, кто-то слышал от знакомых знакомых. Все это ты прочтешь в этой папке. Фото парней, с которыми инсценируешь драку, и все остальное.
Целый день для работы с делом о серийных убийствах и целая ночь, чтобы стать Тедом Кругманом.
— Расскажите мне про Клэр де Хейвен, — попросил Дэнни.
— У тебя есть девушка? — спросил Консидайн.
Дэнни хотел было сказать нет, но вспомнил, фиктивное свидание, которое помогло ему нагло отрицать обыск на Тамаринд-стрит:
— Ничего серьезного. А что?
— Не знаю, как ты относишься к женскому полу, но Клэр де Хейвен — это нечто особенное. Базз Микс только что представил отчет по ней, из него следует, что она — наркоманка со стажем — героин и всякие таблетки, — но вместе с тем она — очень внушительная личность и чертовски ловко добивается от мужчин всего, что ей нужно. Желательно, чтобы ты соблазнил ее, а не она тебя. Ты это хотел знать?
— Нет.
— Описать ее внешность?
— Нет.
— Какие шансы уложить ее?
— Нет.
— Ее сексуальная жизнь?
— Нет. Хочу знать, почему кадровый полицейский так помешан на комми из светского общества.
Консидайн залился краской — так же как Дэнни у Феликса Гордина. Дэнни вгляделся в его лицо и понял: поймал.
Мал рассмеялся, снял обручальное кольцо и бросил его в корзину для бумаг:
— Как мужчина мужчине?
— Нет, как полицейский полицейскому. Консидайн осенил себе грудь крестным знаменем:
— Прах ты и в прах возвратишься. Вполне подходит для сына священника. Давай скажем так: я неравнодушен к роковым женщинам, а моя жена разводится со мной. Но я не могу крутить с кем-то, поскольку не хочу, чтобы на суде у нее был против меня хоть малейший довод. Хочу добиться опеки над сыном и не дать его матери ни малейшего повода поломать мои планы. Кстати, я обычно не изливаю душу младшим офицерам. Дэнни подумал: «Этот человек оказался в таком положении, что ему можно говорить что угодно, он все равно не уйдет, потому что в час ночи ему просто некуда идти».
— И поэтому вы затеяли такую операцию против де Хейвен?
Консидайн постучал пальцами по столу:
— Знаешь, готов поспорить, что тут есть бутылка? Теперь покраснел Дэнни:
— А вы проницательны.
Рука продолжала постукивать:
— Вовсе нет, просто потому что жизнь у нас похожа, и от тебя всегда пахнет зубным эликсиром.
Мудрое наблюдение старого копа, полезное для новичка: копы, от которых пахнет зубным эликсиром, — пьют. А пьющий коп, умеющий держать себя в узде, — это хороший коп.
«Хороший коп» давало зеленый свет. Дэнни локтем отодвинул руку Консидайна, открыл ящик стола и вытащил бутылку и два бумажных стаканчика. Налил в каждый четвертную дозу и протянул Консидай-ну; тот принял с поклоном. Оба подняли свои стаканчики, Дэнни сказал:
— За оба наши дела! Тост Консидайна был:
— За Стефана Гейштке Консидайна.
Дэнни глотнул, тепло разлилось от головы до кончиков пальцев на йогах, выпил еще. Потягивая из стаканчика, Консидайн большим пальцем указал на Харлана Бадди Джастроу у него за спиной:
— Апшо, кто этот тип? И что ты из кожи лезешь, чтобы распутать эти убийства голубых?
Дэнни пристально смотрит на Джастроу:
— Это тип того, кого всегда хотелось поймать, потому что мне казалось, что страшнее него никого нет. А сделать это очень сложно, потому что он просто исчез — нет и все. А теперь еще и это дело, просто кромешный ужас. Невероятная жестокость! Возможно, эти убийства никак не связаны друг с другом, но мне в это не верится. Мне кажется, за этим кроется месть. Мне кажется, все зверства убийцы служат повторением чего-то им пережитого, в них заключена некая символика — это попытка постичь смысл произошедшего ранее. Я все время думаю об этом и постоянно возвращаюсь к мысли, что это отмщение за зло. Не мелкие ребячьи горести, а большое, огромное зло.
Дэнни помолчал, выпил и стал вглядываться в снимок, в табличку на шее Джастроу с надписью: тюрьма округа Керн, 04.03.38:
— Порой мне кажется, если я узнаю, кто этот убийца и почему он делает это, тогда мне откроется нечто такое, что позволит мне все жизненные трудности щелкать как орехи. Я добьюсь высокого чина и решу все насущные проблемы, потому что в моем понимании все, что делают люди, особенно те, кто делает работу вместе, сводится к решению одного-единственного вопроса, и я определил его: зачем. Зачем ? Зачем.
— И зачем же ты делаешь то, что делаешь? — Голос Консидайна звучал очень мягко, Дэнни отвел взгляд от Джастроу и допил свой стаканчик:
— Да, и это тоже. И с чего вы так рьяно взялись за меня и Клэр де Хейвен. Только не говорите, что из чувства патриотизма.
Консидайн рассмеялся:
— Старина, на кой шут мне патриотизм, если большое жюри гарантирует мне чин капитана, должность главного следователя прокуратуры и право опеки над моим сыном?
— Ну да, но все-таки еще остается де Хейвен и…
— Ну да, и я. Давай скажем так: я тоже хочу знать почему, только заниматься мне этим сейчас недосуг. Доволен ответом?
— Нет.
— Я так и думал.
— А вы знаете почему?
Консидайн потягивал виски:
— Это ясно как дважды два.
— Лейт… Мал, знаете, я угонял машины. Сразу после войны я был лучшим угонщиком машин в округе Сан-Берду. Крутой поворот в жизни?
Лейтенант Мал Консидайн вытянул длинную ногу и, подцепив корзину для мусора, подвинул к стулу. Порылся в ней, отыскал свое обручальное кольцо и надел на палец:
— Завтра утром у меня встреча с адвокатом по делу об опеке над сыном. Он наверняка захочет, чтобы это чертово кольцо было у меня на пальце.
Дэнни нагнулся к нему:
— Крутой поворот, капитан?
Консидайн встал и потянулся.
— Мой старший брат Дезмонд любил стращать меня, грозя всякий раз рассказать отцу, когда я высказывался дурно о религии. И поскольку за богохульство мне грозило десять ударов хлыстом от моего старика, Дезмонду удавалось помыкать мной: он заставлял меня забираться в чужие дома и красть вещи, которые ему нравились. Короче говоря, я видел разные стороны жизни и все нравилось. Я мог стать грабителем или шпионом, но я нашел компромисс — стал полицейским. Засылать шпионов мне нравиться больше, чем шпионить самому. Я стал вроде моего брата Дезмонда.
Дэнни поднялся:
— Я накрою де Хейвен для вас. Вы мне поверьте.
— Не сомневаюсь, Тед.
— Ин вино веритас, верно?
— Точно. И вот еще что. Очень скоро я стану начальником полиции или займу другую должность не ниже этой, и тогда я возьму тебя с собой.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Проснулся Мал с мыслями о Дэнни Апшо.
Встав с постели, он осмотрел четыре стены номера 11 мотеля «Шангри-Лодж». На каждой стене по одной журнальной обложке в рамке — рекомендации Нормана Рокуэлла по счастливой семейной жизни. Возле двери куча его грязных костюмов, и нет Стефана, который мог бы отнести их в химчистку. На пробковой доске на стене пришпилена бумажка с напоминанием: найти доктора Лезника. Психиатра-информатора невозможно застать ни дома, ни на работе, а пробелы в жизни Рейнольдса Лофтиса за 1942-1944 годы должны получить объяснение. Теперь, когда агент уже практически внедрен, нужен общий психоаналитический обзор всего мозгового треста, а все досье Лезника почему-то доведены только до конца лета прошлого года.
Занавески на окне из грубой марли, коврик у дверей так истерся, что похож на маисовую лепешку; стены в ванной исписаны именами и телефонами:
«Грешная Синди, ДУ-4927, любит трахаться и сосать» — стоит позвонить, если ему еще придется проводить рейды как шефу полиции нравов. А через двадцать минут должен подъехать Дадли Смит. Опять будут играть в хорошего и плохого полицейских. Им предстоит разработать двух сценаристов, избежавших вызова в комиссию, потому что оба всегда писали под псевдонимом и удрали из страны, когда в 47-м началась чистка. Их засекли оперативники Эдда Саттерли — частные сыщики, оплачиваемые организацией «Против красной угрозы». Оба близко знают лидеров УАЕС еще с конца 30 — начала 40-х годов.
И что это он так расчувствовался с подчиненным! Пару раз выпили вместе — и на тебе, душа нараспашку; несоблюдение субординации. Честолюбивый полицейский, думающий о карьере, должен быть застегнут на все пуговицы.
Мал принял душ, побрился и оделся, мысленно листая дело «де Хейвен против Апшо». Пятьдесят на пятьдесят. Ровно в 8:30 раздался гудок машины; он вышел и увидел Дадли, облокотившегося на свой «форд»:
— Доброе утро, Малкольм! Хороший нам предстоит денек, а?
Они едут к океану в Уилшир. Мал молчит, а Дадли толкует о политике:
— …я сопоставляю коммунистический образ жизни с нашим и прихожу к тому, что становым хребтом Америки служит семья. Как вы считаете, Малкольм?
Ясное дело: Лоу рассказал ему про Селесту, и то, о чем партнер сейчас разглагольствует, еще куда ни шло. Будь на его месте Базз Микс, пришлось бы выслушивать что-нибудь и почище.
— Вероятно.
— Меня такие вещи особенно задевают, учитывая ваши проблемы с опекой над сыном. С адвокатом у вас все идет нормально?
Мал подумал о предстоящей днем встрече с Джейком Келлерманом.
— Он пытается добиться отсрочки суда до начала работы большого жюри и воспользоваться преимуществами моего статуса. Через пару дней состоится предварительное слушание, и мы хотим войти с просьбой отложить суд.
Дадли закурил сигарету и правил машиной одним мизинцем.
— Конечно, капитан, ведущий священную войну, может убедить судью, что есть дела поважнее кровных уз. Вот у меня жена и пять дочерей. Они хорошо сдерживают некоторую неуправляемость моего характера. Ну а если посмотреть в перспективе, то для мужчины семья имеет существенное значение.
Мал опустил стекло со своей стороны.
— В том, что касается моего сына, никаких перспектив мне пока не светит. Но если я могу рассчитывать на вас в перспективе до начала работы большого жюри, тогда я спокоен.
Дадли рассмеялся и выдохнул дым.
— Вы нравитесь мне, Малкольм, хотя не отвечаете взаимностью. Мы говорили о семье. У меня есть небольшое дельце — требуется поговорить с моей племянницей. Не возражаете, если сделаем небольшой крюк и заедем в Вествуд?
— Крюк небольшой, лейтенант?
— Совсем небольшой, лейтенант.
Мал кивнул. Дадли повернул направо в сторону Глендона, повел машину к кампусу университетского колледжа Лос-Анджелеса и вскоре припарковался на стоянке у женского клуба. Поставив «форд» на тормоз, ирландец сказал:
— Мэри Маргарет, дочь моей сестры Бриджид. Двадцать девять лет, и собирается получать уже третью по счету степень магистра — и все потому, что боится жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Итак, — продолжал Мал, — послезавтра около двух ты идешь в заслон пикетчиков на Гоуэр-стрит, изображая из себя умеренного радикала, который во всем разуверился. Ты говоришь старшему пикета, что контора по найму на поденную работу послала тебя сюда помахать руками за доллар в час. Этот человек всё знает и поставит тебя в пикет с двумя другими парнями. Через час-другой по сценарию, который я набросал для тебя, ты вступаешь с этими парнями в политический спор. Третий аргумент приведет к драке с профессиональным бойцом — он инструктор физподготовки в полицейской академии Лос-Анджелеса. Он будет делать вид, что бьет, но ты колоти всерьез. Получишь пару синяков — не беда! Второй тимстер будет выкрикивать всякие ругательства в твой адрес, подойдет старший пикета и поведет к Клэр де Хейвен, их сценаристке, покидывающей уаес идеи. Мы тщательно изучили ситуацию: Кругман вряд ли известен кому-либо из ОДЕСовцев. Ты немного похож на него, и в худшем случае выяснится, что о тебе — Кругмане, кто-то слышал от знакомых знакомых. Все это ты прочтешь в этой папке. Фото парней, с которыми инсценируешь драку, и все остальное.
Целый день для работы с делом о серийных убийствах и целая ночь, чтобы стать Тедом Кругманом.
— Расскажите мне про Клэр де Хейвен, — попросил Дэнни.
— У тебя есть девушка? — спросил Консидайн.
Дэнни хотел было сказать нет, но вспомнил, фиктивное свидание, которое помогло ему нагло отрицать обыск на Тамаринд-стрит:
— Ничего серьезного. А что?
— Не знаю, как ты относишься к женскому полу, но Клэр де Хейвен — это нечто особенное. Базз Микс только что представил отчет по ней, из него следует, что она — наркоманка со стажем — героин и всякие таблетки, — но вместе с тем она — очень внушительная личность и чертовски ловко добивается от мужчин всего, что ей нужно. Желательно, чтобы ты соблазнил ее, а не она тебя. Ты это хотел знать?
— Нет.
— Описать ее внешность?
— Нет.
— Какие шансы уложить ее?
— Нет.
— Ее сексуальная жизнь?
— Нет. Хочу знать, почему кадровый полицейский так помешан на комми из светского общества.
Консидайн залился краской — так же как Дэнни у Феликса Гордина. Дэнни вгляделся в его лицо и понял: поймал.
Мал рассмеялся, снял обручальное кольцо и бросил его в корзину для бумаг:
— Как мужчина мужчине?
— Нет, как полицейский полицейскому. Консидайн осенил себе грудь крестным знаменем:
— Прах ты и в прах возвратишься. Вполне подходит для сына священника. Давай скажем так: я неравнодушен к роковым женщинам, а моя жена разводится со мной. Но я не могу крутить с кем-то, поскольку не хочу, чтобы на суде у нее был против меня хоть малейший довод. Хочу добиться опеки над сыном и не дать его матери ни малейшего повода поломать мои планы. Кстати, я обычно не изливаю душу младшим офицерам. Дэнни подумал: «Этот человек оказался в таком положении, что ему можно говорить что угодно, он все равно не уйдет, потому что в час ночи ему просто некуда идти».
— И поэтому вы затеяли такую операцию против де Хейвен?
Консидайн постучал пальцами по столу:
— Знаешь, готов поспорить, что тут есть бутылка? Теперь покраснел Дэнни:
— А вы проницательны.
Рука продолжала постукивать:
— Вовсе нет, просто потому что жизнь у нас похожа, и от тебя всегда пахнет зубным эликсиром.
Мудрое наблюдение старого копа, полезное для новичка: копы, от которых пахнет зубным эликсиром, — пьют. А пьющий коп, умеющий держать себя в узде, — это хороший коп.
«Хороший коп» давало зеленый свет. Дэнни локтем отодвинул руку Консидайна, открыл ящик стола и вытащил бутылку и два бумажных стаканчика. Налил в каждый четвертную дозу и протянул Консидай-ну; тот принял с поклоном. Оба подняли свои стаканчики, Дэнни сказал:
— За оба наши дела! Тост Консидайна был:
— За Стефана Гейштке Консидайна.
Дэнни глотнул, тепло разлилось от головы до кончиков пальцев на йогах, выпил еще. Потягивая из стаканчика, Консидайн большим пальцем указал на Харлана Бадди Джастроу у него за спиной:
— Апшо, кто этот тип? И что ты из кожи лезешь, чтобы распутать эти убийства голубых?
Дэнни пристально смотрит на Джастроу:
— Это тип того, кого всегда хотелось поймать, потому что мне казалось, что страшнее него никого нет. А сделать это очень сложно, потому что он просто исчез — нет и все. А теперь еще и это дело, просто кромешный ужас. Невероятная жестокость! Возможно, эти убийства никак не связаны друг с другом, но мне в это не верится. Мне кажется, за этим кроется месть. Мне кажется, все зверства убийцы служат повторением чего-то им пережитого, в них заключена некая символика — это попытка постичь смысл произошедшего ранее. Я все время думаю об этом и постоянно возвращаюсь к мысли, что это отмщение за зло. Не мелкие ребячьи горести, а большое, огромное зло.
Дэнни помолчал, выпил и стал вглядываться в снимок, в табличку на шее Джастроу с надписью: тюрьма округа Керн, 04.03.38:
— Порой мне кажется, если я узнаю, кто этот убийца и почему он делает это, тогда мне откроется нечто такое, что позволит мне все жизненные трудности щелкать как орехи. Я добьюсь высокого чина и решу все насущные проблемы, потому что в моем понимании все, что делают люди, особенно те, кто делает работу вместе, сводится к решению одного-единственного вопроса, и я определил его: зачем. Зачем ? Зачем.
— И зачем же ты делаешь то, что делаешь? — Голос Консидайна звучал очень мягко, Дэнни отвел взгляд от Джастроу и допил свой стаканчик:
— Да, и это тоже. И с чего вы так рьяно взялись за меня и Клэр де Хейвен. Только не говорите, что из чувства патриотизма.
Консидайн рассмеялся:
— Старина, на кой шут мне патриотизм, если большое жюри гарантирует мне чин капитана, должность главного следователя прокуратуры и право опеки над моим сыном?
— Ну да, но все-таки еще остается де Хейвен и…
— Ну да, и я. Давай скажем так: я тоже хочу знать почему, только заниматься мне этим сейчас недосуг. Доволен ответом?
— Нет.
— Я так и думал.
— А вы знаете почему?
Консидайн потягивал виски:
— Это ясно как дважды два.
— Лейт… Мал, знаете, я угонял машины. Сразу после войны я был лучшим угонщиком машин в округе Сан-Берду. Крутой поворот в жизни?
Лейтенант Мал Консидайн вытянул длинную ногу и, подцепив корзину для мусора, подвинул к стулу. Порылся в ней, отыскал свое обручальное кольцо и надел на палец:
— Завтра утром у меня встреча с адвокатом по делу об опеке над сыном. Он наверняка захочет, чтобы это чертово кольцо было у меня на пальце.
Дэнни нагнулся к нему:
— Крутой поворот, капитан?
Консидайн встал и потянулся.
— Мой старший брат Дезмонд любил стращать меня, грозя всякий раз рассказать отцу, когда я высказывался дурно о религии. И поскольку за богохульство мне грозило десять ударов хлыстом от моего старика, Дезмонду удавалось помыкать мной: он заставлял меня забираться в чужие дома и красть вещи, которые ему нравились. Короче говоря, я видел разные стороны жизни и все нравилось. Я мог стать грабителем или шпионом, но я нашел компромисс — стал полицейским. Засылать шпионов мне нравиться больше, чем шпионить самому. Я стал вроде моего брата Дезмонда.
Дэнни поднялся:
— Я накрою де Хейвен для вас. Вы мне поверьте.
— Не сомневаюсь, Тед.
— Ин вино веритас, верно?
— Точно. И вот еще что. Очень скоро я стану начальником полиции или займу другую должность не ниже этой, и тогда я возьму тебя с собой.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Проснулся Мал с мыслями о Дэнни Апшо.
Встав с постели, он осмотрел четыре стены номера 11 мотеля «Шангри-Лодж». На каждой стене по одной журнальной обложке в рамке — рекомендации Нормана Рокуэлла по счастливой семейной жизни. Возле двери куча его грязных костюмов, и нет Стефана, который мог бы отнести их в химчистку. На пробковой доске на стене пришпилена бумажка с напоминанием: найти доктора Лезника. Психиатра-информатора невозможно застать ни дома, ни на работе, а пробелы в жизни Рейнольдса Лофтиса за 1942-1944 годы должны получить объяснение. Теперь, когда агент уже практически внедрен, нужен общий психоаналитический обзор всего мозгового треста, а все досье Лезника почему-то доведены только до конца лета прошлого года.
Занавески на окне из грубой марли, коврик у дверей так истерся, что похож на маисовую лепешку; стены в ванной исписаны именами и телефонами:
«Грешная Синди, ДУ-4927, любит трахаться и сосать» — стоит позвонить, если ему еще придется проводить рейды как шефу полиции нравов. А через двадцать минут должен подъехать Дадли Смит. Опять будут играть в хорошего и плохого полицейских. Им предстоит разработать двух сценаристов, избежавших вызова в комиссию, потому что оба всегда писали под псевдонимом и удрали из страны, когда в 47-м началась чистка. Их засекли оперативники Эдда Саттерли — частные сыщики, оплачиваемые организацией «Против красной угрозы». Оба близко знают лидеров УАЕС еще с конца 30 — начала 40-х годов.
И что это он так расчувствовался с подчиненным! Пару раз выпили вместе — и на тебе, душа нараспашку; несоблюдение субординации. Честолюбивый полицейский, думающий о карьере, должен быть застегнут на все пуговицы.
Мал принял душ, побрился и оделся, мысленно листая дело «де Хейвен против Апшо». Пятьдесят на пятьдесят. Ровно в 8:30 раздался гудок машины; он вышел и увидел Дадли, облокотившегося на свой «форд»:
— Доброе утро, Малкольм! Хороший нам предстоит денек, а?
Они едут к океану в Уилшир. Мал молчит, а Дадли толкует о политике:
— …я сопоставляю коммунистический образ жизни с нашим и прихожу к тому, что становым хребтом Америки служит семья. Как вы считаете, Малкольм?
Ясное дело: Лоу рассказал ему про Селесту, и то, о чем партнер сейчас разглагольствует, еще куда ни шло. Будь на его месте Базз Микс, пришлось бы выслушивать что-нибудь и почище.
— Вероятно.
— Меня такие вещи особенно задевают, учитывая ваши проблемы с опекой над сыном. С адвокатом у вас все идет нормально?
Мал подумал о предстоящей днем встрече с Джейком Келлерманом.
— Он пытается добиться отсрочки суда до начала работы большого жюри и воспользоваться преимуществами моего статуса. Через пару дней состоится предварительное слушание, и мы хотим войти с просьбой отложить суд.
Дадли закурил сигарету и правил машиной одним мизинцем.
— Конечно, капитан, ведущий священную войну, может убедить судью, что есть дела поважнее кровных уз. Вот у меня жена и пять дочерей. Они хорошо сдерживают некоторую неуправляемость моего характера. Ну а если посмотреть в перспективе, то для мужчины семья имеет существенное значение.
Мал опустил стекло со своей стороны.
— В том, что касается моего сына, никаких перспектив мне пока не светит. Но если я могу рассчитывать на вас в перспективе до начала работы большого жюри, тогда я спокоен.
Дадли рассмеялся и выдохнул дым.
— Вы нравитесь мне, Малкольм, хотя не отвечаете взаимностью. Мы говорили о семье. У меня есть небольшое дельце — требуется поговорить с моей племянницей. Не возражаете, если сделаем небольшой крюк и заедем в Вествуд?
— Крюк небольшой, лейтенант?
— Совсем небольшой, лейтенант.
Мал кивнул. Дадли повернул направо в сторону Глендона, повел машину к кампусу университетского колледжа Лос-Анджелеса и вскоре припарковался на стоянке у женского клуба. Поставив «форд» на тормоз, ирландец сказал:
— Мэри Маргарет, дочь моей сестры Бриджид. Двадцать девять лет, и собирается получать уже третью по счету степень магистра — и все потому, что боится жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77